В питерскую группу самым естественным образом вписалась семья Агрономовых.
Глава семьи, Николай Александрович, с блеском закончил гимназию в Риге, физико-математический факультет Санкт-Петербургского университета. Первую научную статью в солидном журнале Агрономов опубликовал еще тогда, когда учился в 8-м классе гимназии.
Впоследствии он много печатался, в том числе в иностранных журналах, даже издавал свой собственный журнал «Математический листок». За короткое время он объездил с познавательными целями почти все страны Европы.
Во время Гражданской войны Николай Александрович оказался на юге, в Ставропольской губернии, где стал профессором и ректором Ставропольского института сельского хозяйства.
В 1923 году семья Агрономовых бросила благодатный край, должность ректора и уехала на Дальний Восток.
Профессру Агрономову для работы в ГДУ судьба отвела всего шесть лет. За это время он был заведующим кафедрой математики, деканом педагогического факультета, проректором по научно-учебной части, сотрудничал с отечественными и зарубежными журналами, выезжал в зарубежные командировки в Японию и Италию.
Помимо учебной и научной деятельности, Николай Александрович коллекционировал открытки и марки, был эсперантистом и любил играть в шахматы. Семьи Агрономовых, Мацкевич и Вологдины дружили, и нередко за шахматными баталиями наблюдал Слава Агрономов, будущий главный сварщик Дальзавода.
Николай Александрович и Дмитрий Александрович близко сошлись как коллекционеры, собиратели открыток.
Агрономов был известен в шахматном мире еще и как автор десятка этюдов, которые он опубликовал в различных шахматных журналах.
Через много лет сын Николая Александровича, Святослав, говорил:
– Я вспоминаю, как собирались гости у отца. Один играл на пианино, мама пела, профессор Вологдин приходил со скрипкой, еще кто-то играл на флейте…
Однако семейными «посиделками» музыкальная деятельность не ограничивалась. С университетским оркестром и Вологдин, и члены домашних «посиделок» выступали с концертами и в городе, и гастролировали по Приморью.
Агрономов внезапно скончался от сердечного приступа в 1929 году. Говорят, что перед кончиной его вызывали в ОГПУ…
Опеку над маленьким Славой взял на себя Виктор Петрович Вологдин. Скорее всего поэтому Святослав выбрал профессию своего учителя и стал инженером-сварщиком.
Святослав Агрономов унаследует увлеченность отца к собирательству и дополнит прекрасные коллекции марок и открыток довольно редкими экспонатами.
Жалко, что его наследники не сохранят коллекцию и она уйдет в небытие.
После смерти профессора Агрономова жизнь семьи резко переменилась. Мать, Нина Александровна, устроилась на работу в библиотеку Общества изучения Амурского края.
Работая в библиотеке общества, Нина Александровна приняла участие в формировании фонда известного русского путешественника Владимира Клавдиевича Арсеньева. По составленным ею спискам исследователи творчества Арсеньева работают и в настоящее время. Это дело продолжила и ее дочь Инна.
Пришлось устраиваться на работу и Святославу, для начала учеником на радиостанцию ДВПИ.
«Как раз в те годы, – вспоминал он, – когда хотелось девушкам нравиться, когда аппетит великолепный, пришлось жить более чем скромно. Выходные брюки брал у товарищей, разбитые ботинки прятал подальше под стул».
И только в сороковом году после окончания ДВПИ он пришел на Дальзавод к сварщикам.
В последний раз Агрономов видел Вологдина в сорок седьмом году в Ленинграде на Всесоюзной конференции по сварке.
Встреча оставила тяжелое впечатление, и не без горечи Агрономов рассказывал:
«Виктор Петрович был уже наполовину парализован, говорил невнятно уголком рта. Доклад за него читал один из его учеников. Когда дальзаводцы вручили ему приветственный адрес, Вологдин внимательно посмотрел на Агрономова, выделяющеюся богатырской фигурой, и вдруг спросил:
– Вас, кажется, когда-то звали Славой?
И, получив подтверждение, тут же заявил:
– Завтра жду. Ко мне в институт!
Он водил земляков по лабораториям, о чем-то пытался рассказывать, но когда попытался что-то начертить мелом на доске, молоденькая сотрудница поддерживала его руку…».
Культурная жизнь во Владивостоке, несмотря на интервенцию и неоднократную смену правительств, была довольно насыщенной.
Заядлые театралки Екатерина Александровна Вологдина и Мария Степановна Мацкевич не пропускали ни одного сколько-нибудь значимого концерта или спектакля, вытаскивая на них вечно занятых мужей.
Особенно они любили бывать в Пушкинском театре, который заработал в полную силу с 1921 года.
Бывали они и в «Балаганчике» на Светланской, но всякие «футуристы» и «новая культура» не пришлась им по душе.
С 1923 года к ним присоединилась и окончившая Бестужевские курсы жена профессора Агрономова, Нина Александровна.
Нередко, махнув рукой на своих мужей, которых невозможно было оторвать от шахматных баталий, они втроем отправлялись в театр. Им не было скучно и не страдали они особенно по мужскому обществу.
Как будто бы и привыкли они к жизни во Владивостоке, но нередко в женских разговорах проскальзывала тревога за мужей, за семьи, возникало непреодолимое желание куда-нибудь, но уехать. Особенно это проявилось в 1930-е – годы начала репрессий.
Обычно начинала разговор Мария Степановна:
– Если бы вы знали, как я хочу уехать отсюда! Вот побывали мы в Китае, но не для нас он. И хотя в Харбине много русских, нас там никто не ждет. И потом куда мы с таким «хвостом», с детьми…
Ее поддерживала Екатерина Александровна:
– Как будто здесь и хорошо, но мне не нравится, и я с радостью тоже бы уехала.
Но судьбы связала их с Владивостоком: семью Вологдиных на пятнадцать лет, а семью Мацкевич и вовсе почти на двадцать.
Виктор Петрович частенько приходил с работы очень поздно, задерживаясь до глубокой темноты. Екатерина Александровна выговаривала ему:
– Виктор, ну, поимей совесть, хоть меня пожалел бы немного! Каждый вечер ждешь тебя, ждешь, волнуешься, а тебя все нет. В городе разбойники «шалят», в магазинах и на базаре разговоры об одном и том же: одного ограбили, другого зарезали.
Вологдин только отшучивался:
– Господи, да что с меня взять?
В тот вечер он возвращался позднее, чем обычно, обдумывая события прошедшего дня и, как всегда, намечая план на следующий. Перед самым домом он услышал за собой торопливые шаги, но обернуться не успел, получив сильный удар по голове.
…Его нашли перед самым утром, без памяти, с кровоточащей раной на голове. Состояние его было крайне тяжелое. По счастью, рядом с Вологдиными жил врач, который и спас ему жизнь, оказав первую помощь.
Кто и за что пытался убить Вологдина, так и осталось неизвестным. Милиция тоже особенно не старалась, сделав заключение о том, что это было обычное разбойное нападение. Впоследствии Вероника, его дочь, считала, что тяжелая болезнь, мучившая его последние годы жизни, была каким-то образом связана с этим нападением.
Глава 11Дело всей жизни
Свой первый курс электрической и газовой сварки Виктор Петрович Вологдин начал читать в 1925 году, уже в должности ректора университета.
Тогда же он начал добиваться в Наркомате открытия специальности по подготовке инженеров-сварщиков. И это ему удалось! В 1930 году в Политехническом институте состоялся первый в стране выпуск таких специалистов.
Студенты помогали Виктору Петровичу во всех его сварочных делах. Да и на Дальзаводе нашлись талантливые рабочие – сварщики, которые души не чаяли в профессоре, ласково называя его «Наш Петрович».
Вологдин и его коллеги активно пропагандировали сварку, выступая на съездах и совещаниях с докладами, организовывая диспуты на тему «Сварка или клепка?». Сам Вологдин с 1920 по 1933 год прочитал около 130 докладов по вопросам сварки в различных организациях, на многих судостроительных и машиностроительных заводах страны.
Еще в 1926 году, когда сварочное производство, организованное Вологдиным, только набирало силу, он писал в журнале «Вестник металлопромышленности»: «Практика Дальзавода убедила автора в том, что дальнейшее развитие судоремонта будет базироваться на электросварке».
Действительность не только полностью подтвердила этот прогноз, но и открыла перед сваркой новые перспективы. Успехи ее оказались столь значительными, что комиссия Высшего Совета народного хозяйства СССР, знакомившаяся с работой Дальзавода, приняла решение построить здесь в опытном порядке одно судно полностью электросварным.
Это стало смыслом и делом всей жизни Вологдина.
– Знаешь, Катя, у меня как будто крылья выросли, – делился с женой сокровенными мыслями Виктор Петрович. – А сколько у меня помощников появилось! Правда, и противников достаточно…
– Ох, Виктор, оценит кто-нибудь твой энтузиазм? – сомневалась Екатерина Александровна.
– Вон опять бывшего офицера с нашей улицы арестовали. Да и за тобой, наверное, следят…
– Ну, не трогают же, – возразил Виктор Петрович и, помолчав, добавил: – Пока.
– Вот именно что – пока, – парировала жена. – Случись неудача с твоей сваркой, я даже не представляю, что с нами будет.
Действительно, противники сварки не дремали. В чертежи первого проекта сварного судна было внесено столько изменений, что о цельносварном судне оставалось только мечтать. В одной из своих статей Вологдин отмечал:
«Среди факторов, тормозивших и тормозящих широкое применение электросварки в судостроении, отмечаем:
– косность административного и инженерно-технического персонала заводов, не знающего сварки, а потому и не доверяющего ей и недооценивающего знания этого метода;
– имевшие место случаи дискредитирования электросварки от применения ее безграмотным персоналом или в обстановке кустарничества;
– отсутствие подготовленных кадров инженерного, технического и рабочего составов…».