И понял я, какая красота,
Здесь в ней таится, в чуждый облик вжата.
И понял я, что в чём-то ты был прав.
Прав если не совсем, то хоть отчасти.
И грустен стал, печально осознав,
Что я отнюдь не обладатель счастья.
Та женщина явилась предо мной —
Вся деловитость, вся — как нынче надо.
Но всё равно — в горах, босая, в зной
Она несёт корзину винограда.
* * *
Сдаёшься. Только молишь взглядом.
И не задушить, и не душить.
И задавать вопрос не надо —
А как ты дальше будешь жить?
Наверно так, как и доселе.
И так же в следующий раз
В глазах бледнее будет зелень
И глубже впадины у глаз.
И я — всё сдержанней и злее —
Не признавать ни слов, ни слёз…
Но будет каждый раз милее
Всё это… Всё, что не сбылось.
* * *
Шла вновь назад в свою судьбу плохую.
Решительно. Свирепо. Чуть дыша…
Борясь с тоской и жалобно тоскуя,
Всем, что в ней было, мне принадлежа.
Шла с праздника судьбы в свой дом убогий.
Шла противозаконно в дом не мой.
Хотя моими были даже ноги,
Которые несли её домой.
Шофёрская дружба
Целиноградскому шофёру
На дорогах любых — и вблизи, и вдали —
Славься, дружба шофёров российской земли!
Пусть от дома далёко попал ты в беду,
В яму,
в глину,
в овраг,
на дорогу не ту.
Пусть мотор непонятно себя поведёт
Или попросту выйдет с горючим просчёт.
А вокруг только степь, и вся ночь впереди.
Всё равно! Ты не думай про это, а жди!
Жди, пока не увидишь навстречу огни,
И тогда свои фары включи
и мигни!..
Где б ты ни был — пусть холод, пусть снег,
пусть гроза,
Свет мигнёт — и в ответ заскрипят тормоза.
И к тебе подойдёт незнакомый шофёр
И начнёт не спеша деловой разговор.
Вы друзья, хоть и в первый встречаетесь раз.
Далеки от обоих огни автобаз.
Оба с ночью и сном вы ведёте борьбу,
Оба сами избрали вы эту судьбу —
Эту дальность дорог, где маячит причал,
Эту тряскую жизнь из концов и начал.
Первый встречный.
Совсем незнакомый.
Любой —
Будет час,
будет два он возиться с тобой…
И мелькнёт в твоей жизни чужой человек,
Станет близким на миг
и исчезнет навек.
И опять на дорогах машины одни:
В полдень облака пыли, а ночью — огни.
И опять мы летим. В свете дня и во мгле.
По своей,
по родной,
населённой земле.
На высоте
Рейхстаг не брал я в штыковом бою.
Но я всю жизнь под пулями стою.
На высоте… Вокруг свинцовый дождь,
И ты сюда ко мне не приползёшь.
Последний пост. Нельзя уйти с поста
Нельзя, чтоб пала эта высота.
Пока она стоит, пока я тут, —
В трёх измереньях всё ещё живут,
Всё длится… А падёт она едва,
Поверят все, что их всего лишь два.
И станут ниже скошенной травы,
И не поднимут больше головы.
И ты пойми, поверь в судьбу мою.
Я для тебя под пулями стою.
Ползи сюда. Ко мне. И здесь живи.
…А там, в низинах, больше нет любви.
Ленин в горках
Пусть много смог ты, много превозмог
И даже мудрецом меж нами признан.
Но жизнь — есть жизнь. Для жизни ты не бог,
А только проявленье этой жизни.
Не жертвуй светом, добывая свет!
Ведь ты не знаешь, что творишь на деле.
Цель средства не оправдывает… Нет!
У жизни могут быть иные цели.
Иль вовсе нет их. Есть пальба и гром.
Мир и война. Гниенье и горенье.
Извечная борьба добра со злом,
Где нет конца и нет искорененья.
Убить. Тут надо ненависть призвать.
Преодолеть черту. Найти отвагу.
Во имя блага проще убивать!..
Но как нам знать, какая смерть во благо?
У жизни свой, присущий, вечный ход.
И не присуща скорость ей иная.
Коль чересчур толкнуть её вперёд,
Она рванёт назад, давя, ломая.
Но человеку душен плен границ,
Его всё время нетерпенье гложет,
И перед жизнью он склониться ниц —
Признать её незыблемость — не может.
Он всё отдать, всё уничтожить рад.
Он мучает других и голодает…
Всё гонится за призраком добра,
Не ведая, что сам он зло рождает.
А мы за ним. Вселенная, держись!
Нам головы не жаль — нам всё по силам.
Но всё проходит. Снова жизнь как жизнь.
И зло как зло. И в общем, всё как было.
Но тех, кто не жалел себя и нас,
Пытаясь вырваться из плена буден,
В час отрезвленья, в страшный, горький час
Вы всё равно не проклинайте, люди…
…В окне широком свет и белый снег.
На ручках кресла зайчики играют…
А в кресле неподвижный человек.
Молчит. Он знает сам, что умирает.
Над ним любовь и ненависть горит.
Его любой врагом иль другом числит.
А он уже почти не говорит.
Слова ушли. Остались только мысли.
Смерть — демократ. Подводит всем черту.
В ней беспристрастье есть, как в этом снеге.
Ну что ж: он на одну лишь правоту
Из всех возможных в жизни привилегий
Претендовал… А больше ни на что.
Он привилегий и сейчас не просит.
Парк за окном стоит, как лес густой,
И белую порошу ветер носит.
На правоту… что значит правота?
И есть ли у неё черты земные?
Шумят-гудят за домом провода,
И мирно спит, уйдя в себя, Россия.
Ну что ж! Ну что ж! Он сделал всё, что мог,
Устои жизни яростно взрывая…
И всё же не подводится итог. —
Его, наверно, в жизни — не бывает.
* * *
Роса густа, а роща зелена,
И воздух чист, лишь терпко пахнет хвоя…
Но между ними и тобой — стена.
И ты уже навек за той стеною.
Как будто трудно руку протянуть,
Всё ощутить, проснуться, как от встряски…
Но это зря — распалась жизни суть,
А если так, то чем помогут краски?
Зачем в листве искать разводья жил
И на заре бродить в сыром тумане…
Распалось всё, чем ты дышал и жил,
А эта малость стоит ли вниманья?
И равнодушьем обступает тьма.
Стой! Встрепенись! Забудь о всех потерях,
Ведь эта малость — это жизнь сама,
Её начало и последний берег.
Тут можно стать, весенний воздух пить
И, как впервые, с лесом повстречаться…
А остального может и не быть,
Всё остальное может здесь начаться.
Так не тверди: не в силах, не могу!
Войди во всё, пойми, что это чудо,
И задержись на этом берегу!..
И может, ты назад пойдёшь отсюда.
Песня, которой тысяча лет
Это старинная песня,
которая вечно нова.
Старинная песня.
Ей тысяча лет:
Он любит её,
А она его — нет.
Столетья сменяются,
Вьюги метут,
Различными думами
Люди живут.
Но так же упрямо
Во все времена
Его почему-то
Не любит она.
А он — и страдает,
И очень влюблён…
Но только, позвольте,
Да кто ж это — он?
Кто? — Может быть, рыцарь,
А может, поэт,
Но факт, что она —
Его счастье и свет.
Что в ней он нашёл
Озаренье своё,
Что страшно остаться
Ему без неё.
Но сделать не может
Он здесь ничего…
Кто ж это она,
Что не любит его?
Она? — Совершенство.
К тому же она
Его на земле
Понимает одна.
Она всех других
И нежней, и умней.
А он лучше всех
Это чувствует в ней…
Но всё-таки, всё-таки
Тысячу лет
Он любит её,
А она его — нет.
И всё же ей по сердцу
Больше другой —
Не столь одержимый,
Но всё ж неплохой.
Хоть этот намного