Она хорошая. Нет, правда, хорошая! А я – плохой. Но, кроме того, что мы составляем собой пару антонимических типов, между нами нет никаких знаков. Тем более знака равенства. И думаю, она это уже поняла. Насчет парней не уверен, а вот инфанта явно должна призадуматься над тем, что у странного молодого человека, свалившегося ей на голову нежданно-негаданно, имелась до этого и своя, сугубо личная жизнь. Имелось прошлое, в общем. Само по себе это обстоятельство не страшное и не смертельное, но в сочетании с реакцией на настоящее, направленной в будущее…
Вот честное слово, им было бы лучше меня пристрелить. Впрочем, надежда на такой исход все еще оставалась: никто же не сказал, куда экипаж Элисабет отправится после встречи со стариканом-связным.
Я даже не знал, приехали мы снова в парк или направились куда-то еще: когда Диего приоткрыл багажник, в проеме только сверкнуло синим яркое небо, с которого на меня увесистой ледяной градиной упала бутылка с водой.
– Приложи. Отек поменьше будет. И да… Одолжи вещицу на время. Верну, не бойся.
Я протянул верзиле брегет, и крышка снова захлопнулась.
Самым неприятным итогом кражи, устроенной, строго говоря, Алессандрой, явилось то, что мне теперь появляться на улице было нельзя. Какой бы хитроумной ни оказалась донна Манчини и насколько бы глубоко ни доверял ей дядя-адмирал, во всей этой истории оставались еще два значимых фактора. Пронырливый Дональд, явно не преминувший во всех красках живописать «грабителя», и Амано, у которого конечно же наверняка имеется свой особый взгляд на происходящее.
Три раза подряд увидев меня и Элисабет на сравнительно небольшом отдалении друг от друга, напарник не мог не связать нас воедино. А значит, если он и впрямь запал на девочку, то начнет копать. Кого легче найти в толпе народа: школьницу, которая большую часть времени выглядит среднестатистическим подростком, или раскрашенное чудовище? То-то и оно. Поэтому если моя жизнь должна была какое-то время еще продолжаться, то вести ее мне надлежало исключительно затворническим образом.
А скулы болят. Ноют. Ну ничего, на крепость костей я никогда не жаловался: пройдет. Хотя за воду из холодильника спасибо. Потом даже можно будет попить. Она газированная, интересно, или нет? Если с газом, буду икать. Как бы узнать-то не открывая? Потрясти, что ли, и послушать?
Сводящее зубы ледяное прикосновение к коже в первый момент не дало ничего, зато во второй… Хотя виновата оказалась вовсе не бутылка: зуд и гул возникли вовсе не внутри тонкого пластика, а аккурат во мне самом. Когда вибрация, терпимая, но все-таки малоприятная и накатывающая странно ритмичными волнами, достигла стабильного максимума, в ушах прозвучал бесцветный голос:
– Слышишь меня? Говорить вслух не обязательно, достаточно движения связок и мышц.
– Какого черта?!
– Отлично! Значит, слышишь. Ребята из Коммуникационного не обещали, что получится идеально, но справились. Надо будет подать рапорт на премирование.
Принадлежность голоса установить было невозможно, потому что он рождался из толчков крови в моих сосудах и чего-то еще, но интонации указывали на его обладателя прямо и четко.
– Решила доконать меня, тетушка?
– Это тебя не доконает, – уверенно ответили мне. – Если не затягивать сеанс связи.
– Да что вообще сейчас происходит?
– Контур, который в тебя вшили, может выступать и как приемник, и как передатчик. Пришлось, конечно, выставить небольшую сеть усилителей, но теперь я могу достучаться до тебя почти с любого конца города.
Замечательная новость! Главное, как всегда, вовремя. К разбору полетов.
– Спасибо, порадовала. А то я как раз искал способ связаться с тобой и сказать, что собираюсь выйти из дела.
– Причина? – коротко поинтересовалась Барбара.
– Я сорвался.
– Позволь тебе не поверить. Если бы ты сорвался, то сейчас не говорил бы…
– С тобой? Скорее всего. Да, мне удалось прыгнуть в ремиссию. Но она будет недолгой. И потом, знаешь ли, не очень-то приятно чувствовать себя боксерской грушей.
– Нашел с кем подраться? – Кажется, она ухмыльнулась.
– Нашел кому дать себя побить. Неважно.
– А с чего тебя вдруг повело?
– С чего? – Я чуть не заорал в голос. – А как ты думаешь? Недостаточно всего того, что случилось?
– Кстати! – вспомнили на том конце биоволны. – Меня несколько удивил выбор места кражи. Я полагала, что…
– Кражи не должно было быть. Не в этот раз.
– Тогда каким образом…
– Потом расскажу. Мне очень жаль, что все так случилось.
– Почему?
Ага, сейчас! Выну все и положу.
– Ладно, проехали. В эти минуты девочка как раз докладывает о пройденном экзамене.
– Он будет принят?
– После всей той шумихи в новостях? Даже не сомневаюсь.
– Ты уверен, что хочешь уйти?
– А ты уверена, что хочешь увидеть катаклизм на улицах города?
Она молчала. Долго.
– Хорошо. Подумаю, как все сделать. На крайний случай устроим облаву и изымем тебя.
Мило прозвучало. Очень по-домашнему. Изымем… Как вещдок.
– Я могу сам с тобой связываться?
– Нет. Этого парни наладить не успели. Времени не хватило. Я буду вызывать тебя каждый час: если будет возможность и желание пообщаться, ответишь. Нет – через полминуты прерву вызов. Все ясно?
– Яснее некуда. Последнюю просьбу можно?
– Не шути так, Морган! – пожурили меня.
– Умоляю: держи Амано на привязи!
– А в чем проблема?
– Его интерес к инфанте.
– Есть интерес? Это нормально.
– Это, может, и нормально, но ни к чему хорошему не приведет.
– Постой, ты имеешь в виду…
– Отбой! – поспешно шепнул я, потому что рядом с машиной раздались знакомые шаги, и Барбара в кои-то веки меня послушала: отключилась. Вместе с вибрацией.
Багажник открылся, и на меня полетела целая куча вещей. Пледы, пачка газет, какие-то свертки, пахнущие едой, и даже переносной фонарь.
– Если будет скучно, – немногословно пояснил Диего свой маневр в стиле «товары – почтой». – Сейчас на занятия поедем. В школу.
Я пожал плечами, хотя в положении лежа это не смогло бы произвести нужного впечатления. Телохранитель еще с полминуты смотрел на меня, словно ожидая реплики с моей стороны, но не дождался, поэтому снова хлопнул крышкой багажника.
С обновлением интерьера дела пошли значительно приятнее: я устроил себе вполне сносную лежанку. Любезно принесенную еду отложил подальше, потому что ноющие челюсти пока не располагали к приему пищи, а вот к святыне массовой информации причастился охотно. И на ходу, и потом, когда машина встала на стоянке.
Официальные газеты пестрели всевозможными новостями, посвященными приближающемуся учебному году, и читать их было до зевоты скучно, хотя содержимое статей умиляло. А вот желтая пресса, как и всегда, рассказывала о куда более важных событиях. Правда, коверкая факты, как пожелает, и делая такие выводы, что волосы вставали дыбом.
Попалось даже интервью с неназванным лицом, приближенным к мафиозному двору. Из него – интервью в смысле, можно было почерпнуть информацию о том, что в город потихоньку съезжаются главы различных преступных кланов, чтобы короновать своего нового коллегу. Что интересно, об Элисабет речи не шло вообще, даже намеками, зато фамилия Арагона попалась. Применительно к какому-то молодому человеку, мельком заснятому папарацци на улице: судя по ракурсу снимка и размытости кадра, ловец удачи вряд ли дожил до получения гонорара.
Обрывочные сведения позволяли предположить, что вьюноша опасной наружности – еще один претендент на вакантное место, и это усугубляло сложившуюся ситуацию еще больше. С другой стороны, мне и не полагалось ничего знать о сопернике инфанты: я ведь вообще должен был убрать ее подальше, а не ввязывать в состязание. Но все равно хорошо, что Барбара нашла способ установить контакт! Еще совсем чуть-чуть потерпеть осталось, и все закончится…
Крышка багажника резко прыгнула вверх.
– Смотри, чтобы не зашибло, – предупредил Диего, и на меня свалился еще один нежданный «подарок».
Он был намного больше всех предыдущих, тяжелее, мягче и… теплее. А еще он дышал. Правда, очень тихо и медленно, как и положено в состоянии искусственно вызванного сна. И конечно, я его знал.
При резкой смене освещения зрение восстанавливается не мгновенно, но торопиться все равно было некуда. Особенно после того, как багажник наполнился ароматом одеколона, который успел надоесть мне еще на прошлой неделе. А когда в глазах перестали прыгать чертики, свет фонаря показал, что капитан Сэна и в самом деле спит. Только не по собственной воле. А вместе с ним уснули мертвым сном и все мои надежды на скорое возвращение к нормальной жизни.
Амано Сэна
– Как вел себя подозреваемый?
– Отвратительно! Грубо! Непристойно! И собственно… Почему только подозреваемый? Обвиняемый!
– Обвиняемым он станет, когда похищенное будет найдено и документально связано с действиями этого человека, – устало пояснил офицер полиции, битый час выслушивающий стенания мистера Недвижимость и мои чрезвычайно редкие реплики, которые иногда удавалось вклинить в поток информации, проистекавшей от блондина.
Такого яростного злопыхательства я, пожалуй, еще никогда не слышал: обычные клиенты нашего Отдела почему-то почти всегда оказывались намного сдержаннее в выражениях. Может быть, нам просто везло? Элита все-таки, на откровенную ерунду не бросают… А вот полицейскому не позавидуешь. Конечно, есть вероятность, что, судя по безмятежно спокойному выражению лица офицера, проводящего дознание, подобные истерики довольно быстро перестают производить впечатление, на которое сам истерик рассчитывает. Но вот лично я, наверное, не смог бы продержаться долго. А уж Морган – тем более! Здесь поблизости, правда, нет ничего, похожего на крюшон, но, учитывая эпизодически фонтанирующую изобретательность моего напарника, с Дональдом Томасоном капитан Кейн разобраться смог бы. Вряд ли столь же блистательно, как полосатый индеец, но…