Кресло ткнулось под колени, приглашая вернуться в покинутые объятия, но мне почему-то категорически не хотелось расставаться с прикосновениями…
Санитар, медбрат или волонтер – он выглядел как ангел. Чистый ангел. Высокий, совершенный в каждой своей черточке, золотоволосый и, главное, будто бы наполненный солнечным сиянием от пяток до макушки. Теплым, мгновенно согревающим, умиротворяющим и невероятно нежным.
– Нужно немного свежего воздуха.
Кресло покатилось, следуя воле его рук. И меня успокаивало лишь то, что они рядом, лежат на спинке: я мог их видеть, если немного поворачивал голову. И я был согласен даже на такую близость, лишь бы она продолжалась вечно.
Зимняя терраса, уставленная цветочными горшками и увитая зеленью всех оттенков, окружила нас горьковатыми ароматами. Он подошел к высокому окну, сдвинул в сторону створку, пропуская внутрь ветер из парка, потом вернулся ко мне. Присел на корточки перед креслом.
– Все хорошо…
Как на его ладони появилась горсточка кристаллов, я не заметил. Они тоже искрились в лучах солнца, пробивавшихся сквозь заросли террасы, но все равно меркли перед сиянием ангела, склонившегося передо мной.
– Все хорошо…
Я прильнул губами к его коже, глотая предложенное спасение. И вцепился руками в теплую ладонь, желая никогда больше не отпускать.
– Несчастное дитя… Я помогу тебе.
Его вторая рука коснулась моих волос, многократно усиливая блаженство, уже начинающее растекаться по телу, а перед глазами стояла только сияющая фигура, постепенно увеличивающаяся все больше и больше, занимая собой весь мой мир, доселе такой пустой, темный и отвратительный, что мне не хотелось туда возвращаться…
Да, судьба и заговор двух старых подружек, несомненно, столкнули меня лицом к лицу с ангелом.
С ангелом смерти.
Амано Сэна
– Абонент вне зоны доступа. Повторите попытку соединения позже.
Какой раз подряд я прослушал это сообщение, начиная с вечера? Тринадцатый, наверное. Звонил бы чаще, только из камеры выпускать по первому требованию меня почему-то не хотели.
Вообще, кому рассказать, не поверят. Скажут: ты бы, Амано, лучше свой энтузиазм на художественную литературу употребил. Стишки сочинял, сказочки. И подписывался обязательно каким-нибудь заковыристым псевдонимом, потому что стыдно будет за игру воображения…
Разумеется, дедуля успел убраться подальше от ресторана еще до приезда полиции. С его-то опытом! И наверное, надо будет сказать ему спасибо, что не потащил меня за собой насильно. Пусть мое присутствие ничего не изменило, да и не могло изменить, мне почему-то казалось важным досмотреть то, что происходит, до конца. И думаю, я не ошибся, прислушавшись к голосу интуиции. Но ками, что же вообще там произошло?
Выживших после «хита» не бывает. В принципе. Но я ведь собственными глазами видел характерное свечение и прочие признаки, значит, выстрел был самым настоящим. Правда, тогда получается, что Морган… умер?!
Бред. Мой напарник – не самый адекватный человек во Вселенной, но поверить, что он вот так вдруг взял и решил покончить жизнь самоубийством? Для этого надо было сойти с ума. Совсем. Правда, вспоминая состояние капитана Кейна накануне, поневоле начнешь сомневаться… Да ну! Нет. Не умер. Иначе я бы почувствовал. Хоть что-то, отличное от того раздражения, которое бурлит во мне сейчас. А еще присутствует немножко растерянности. Или не немножко.
Ситуация глупа донельзя. И надо бы рассказать офицерам полиции, что я видел, благо возможностей предостаточно: вызывают чуть ли не каждый час на допрос, но честным-то быть не получится. Признать, что Элисабет убила моего напарника? Исключено. И потому, что факт смерти никак не укладывается у меня в голове, а стало быть, все-таки сомнителен, и потому что… Я не хочу ее обвинять. Даже если она виновата. Значит, лучше молчать.
– Эй, девчушка, хватит висеть на комме! Пацанам тоже надо поговорить.
Ага, это ко мне обращаются. В какой-то степени я их понимаю: нечасто в полицейском участке оказывается человек, одетый, мягко говоря, необычно. И уж точно непривычно для глаз завсегдатаев КПЗ.
Во что превратился мой парадно-выходной национальный костюм, не стоило видеть людям с тонкой душевной организацией. Особенно в сочетании с ценником. Боюсь, если дедуля додумается выставить мне счет за понесенные убытки, я попаду примерно в ту же ситуацию, что и Морган. На меньшее количество лет, разумеется, но все же.
Хаори кануло в небытие сразу же. В первые минуты знакомства с публикой, почтившей своим обществом камеру. Довольно большое помещение, кстати. Кимоно я отстоять успел, правда, мы с ним понесли потери, превратившие прекрасную вещь в… Нет, просто нет слов. Никаких. Но оно оказалось и к лучшему: когда меня в первый раз объявили «девчушкой», я совершенно молча врезал нахалу по зубам. Правда, благородство поединков один на один в пределах КПЗ не особенно уважалось, поэтому пришлось основательно вспомнить все имеющиеся навыки, чтобы отстоять свое жизненное пространство, а главное, пространство чести.
Но все языки укоротить не получилось. К сожалению.
– Так что, девчушка? Освободишь место или нет?
Я обернулся, посмотрел на нетерпеливого грубияна, надеюсь, что грозно, потом снова коснулся панели комма. Пока не загнали обратно, надо попробовать еще раз. Должна же она наконец ответить!
– Не терзайте несчастный аппарат, капитан. Или он уже успел вас чем-то разозлить?
Ответила, надо же… Причем лично появившись в коридоре. Вся такая свежая, элегантная, томная и довольная. Как пантера, загнавшая бедного маленького козлика и сжевавшая жертву с потрохами.
– Ладно, хватит стоять столбом. Проводите меня к выходу?
– Это приказ?
– Пока что просьба. Но, если вам здесь понравилось, могу помочь продлить пребывание.
Я беззвучно ругнулся и последовал за Барбарой. Шла она, кстати, довольно медленно, видимо щадя остатки моего достоинства, а заодно и одежды.
– Коллеги из полиции сообщили мне, что вы не желаете сотрудничать. Как это понимать?
– А так и понимать.
– Лаконичность – хорошее качество, но не всегда, капитан. Так о чем вы упорно молчали всю ночь?
– О вашем племяннике, мэм.
– Да неужели? – усмехнулась полковник фон Хайст. – Он натворил что-то такое, что повергло вас в шок?
– Строго говоря, да. Он умер.
– Бывает.
– Вас это не…
– Удивляет? Капитан, меня не удивляет ни одна вещь на свете, если она получила мое предварительное одобрение.
– Хотите сказать, что собственноручно отправили моего напарника на…
– Боюсь, там, куда я действительно хочу его иногда отправить, Морган долго задерживаться не станет.
– Постойте! Значит ли это…
– Что ваш драгоценный напарник жив? – уточнила Барбара. – Да. И даже здоров. Относительно.
– Относительно чего?
– Ему требуется определенная реабилитация. Которую он, собственно, в настоящее время и проходит.
– Где?
Этот вопрос, разумеется, остался без ответа.
– Вам жалко сказать?
– Дорогой капитан, для вас мне ничего не жалко. Но, принимая во внимание события последних дней, Моргану стоит все же немного отдохнуть.
– От моего присутствия в его жизни?
– Ну зачем же так сразу… Да, хочу обрадовать: по заявлению лечащего врача капитан Кейн благополучно вошел в период ремиссии. И мы даже можем надеяться, что она будет весьма длительной.
Еще бы! После такого сумасшествия, в котором он барахтался, Мо ждет теперь по меньшей мере полгода прострации. А значит, и меня…
Но, пожалуй, я рад. Да, определенно рад!
– Касательно вашего здоровья, капитан. Готовы выйти на работу?
– Видите ли…
– Вообще-то вижу, – злорадно оборвала меня Барбара, поскольку в этот момент мы с ней добрались до крыльца полицейского участка, рядом с которым был припаркован хорошо знакомый мне лимузин. И хорошо знакомый двоюродный братец.
Не могу сказать, что этот постановочный портрет в интерьере меня сильно удивил: с дедули сталось бы отправить за мной отряд самураев. Занятнее было другое: судя по довольно утомленному виду Катсу и ряду подозрительных помятостей на костюме, шофер ожидающего моего появления экипажа проторчал тут всю ночь. И это обстоятельство практически лишило меня дара речи.
Полковник, впрочем, не стала пользоваться чужим ошеломлением в личных целях: удалилась молча, покачивая бедрами, пройдя примерно на расстоянии ладони от моего братца. И надо сказать, тому еле-еле удалось удержать на лице невозмутимую маску. А потом он еще долго смотрел Барбаре вслед. Та же, словно чувствуя взгляд, развлекалась изо всех сил: останавливалась, изящно сгибала ногу, якобы для того, чтобы поправить чулок, в общем, творила обычные для женщины шуточки.
– Поедем домой?
– А? – Катсу наконец-то повернулся ко мне.
– Домой, говорю, отвезешь меня? Или у тебя тут дела?
– Только одно дело. Ты.
Я покосился на лимузин:
– Надеюсь, деда там не наблюдается?
– У него дела тоже есть. Только в другом месте.
– И как же ты оставил Тору-сама без поддержки и защиты?
Катсу только фыркнул, распахивая передо мной дверцу. Но, прежде чем отправиться на водительское место, спросил:
– Сердце той женщины свободно?
Я почесал затылок. Не в целях стимуляции мысленного процесса, а потому что ночь, проведенная не в самом приспособленном для ночлега помещении, пагубно сказалась на чистоте и гигиене.
– Сердце – возможно. А вот постель вряд ли.
Лицо братца приобрело выражение, которое с натяжкой можно было назвать мечтательным, и я поспешил добавить:
– Даже не мечтай! Она любого мужчину растопчет и не заметит.
– Иногда не зазорно побыть и ковриком, – улыбаясь ответили мне.
По дороге к дому я сгорал от… воодушевления.
Хотя Барбара все равно отмолчалась насчет места нынешнего пребывания Моргана, главное, она ничего не стала запрещать. А в наших отношениях с начальством, неважно, по работе или по жизни, отсутствие запрета равносильно разрешению. И полковник прекрасно об этом знает, стало быть… Или она нарочно не ограничила на сей раз свободу моих действий? Если да, то, возможно, не помешает проявить дополнительную осторожность, потому что мнимая вседозволенность рискует обернуться ловушкой. Впрочем, ну и пусть. Пусть оборачивается.