Однажды Гражина стала интересоваться у меня, как у военного человека, где лучше прятаться во время налета немецкой авиации. Я порекомендовал подвал. Чтобы убедиться, надежно ли это убежище, пани тут же повела меня в подвал своего дома. Спустившись в полутемное помещение, я понял женскую уловку. Там, внизу, среди различных баулов, бочек, банок с различными съестными припасами я взял Гражину за плечи и прижал к себе. Женщина ответила мне страстным поцелуем. Я слышал от своих друзей, что полячки отличаются особым темпераментом и страстью. Казалось, что моя ундина потеряла голову и не соображает, что делает. Вдруг она остановилась, вырвалась из моих объятий и, крестясь, прошептала: «Матка-Боска, спаси меня!»
Я с удивлением смотрел на Гражину и не понимал причину столь резкой перемены в ее настроении. Порыв страсти прошел, и она объяснила мне, что фанатично верит в Бога, и по католическим канонам, будучи замужем, не имеет права изменять мужу. Это самый большой грех. Вот если бы она была разведена церковью или вдова, тогда другое дело.
Даже этот частный случай дал мне понять, что католическая церковь безраздельно владеет умами и душами своей паствы. Сила Бога беспредельна, считают поляки, и верят в это без оглядки, без рассуждения.
Эти строки — не фикция, не рассказ антиклерикального характера, а скорее бытовая зарисовка из моей фронтовой биографии.
Вскоре наш дивизион снялся с места и пошел дальше на запад. Нас провожала милая пани Гражина, образ которой так и запечатлелся в моей памяти…
Пока мы отдыхали в лесах под Немировым, занимались боевой подготовкой, принимали новое пополнение, вооружались техникой — словом, готовились к удару по врагу, теперь уже на территории самой Германии.
За это время в армии произошли некоторые перемещения в высшем звене командного состава. Генерал Гетман ушел в заместители к Катукову, 11-м гвардейским танковым корпусом стал командовать полковник Бабаджанян, в заместители ему дали полковника Горелова, а 1-ю гвардейскую танковую бригаду принял полковник Темник.
Можно считать, что наша лагерная жизнь проходила без особых осложнений, лишь бандеровцы портили иногда нам настроение. Они стали нападать на села, где стояли наши части. 15 сентября командиру 64-й танковой бригады полковнику Бойко пришлось бросить батальон мотострелков с танками и самоходными установками в лесные массивы юго-восточнее села Радруж, где появились отряды бандеровских боевиков. В результате этой операции было убито 5 бандитов, взято в плен 27 человек. Вопрос о применении БМ-13 тогда не стоял, но боевой отряд во главе с заместителем командира 8-го гвардейского мехкорпуса полковником Гореловым, усиленный артиллерией и минометами, прочесывал леса южнее села Яворив, а также в районе сел Вершицы и Стажиско. Тут боевики и были разгромлены, и больше не появлялись.[42]
Готовясь к новым боям, Военный совет 1-й гвардейской танковой армии провел ряд теоретических конференций по обмену опытом боевых действий, на которых рассматривались вопросы оперативно-тактического характера, технического обслуживания машин и работы тыла. На конференциях присутствовали заместитель командующего бронетанковыми и механизированными войсками маршал П. А. Ротмистров, член Военного совета бронетанковых и механизированных войск генерал-полковник Н. И. Бирюков, командующий БТ и МВ 1-го Украинского фронта генерал-полковник Н. А. Новиков и начальник Военной академии бронетанковых и механизированных войск генерал-лейтенант Ковалев.
На одной из конференций выступал сам командарм Катуков. Его выступление потом публиковалось в сжатом виде во фронтовой газете, но когда в архиве я нашел застенографированную речь, несказанно обрадовался и решил непременно включить ее в свои «Записки». Этому выступлению более 60 лет. История. Наверно, будущим поколениям интересно узнать, как решал вопросы разгрома врага известный танковый начальник на заключительном этапе войны. В его выступлении много поучительного не только для военного историка, но и для каждого человека, интересующегося нашим прошлым.
А говорил Катуков вот о чем:
«Противник на границе Германии создал сильную глубоко эшелонированную оборону, имеющую до 10-и огневых точек на 1 километр фронта (ДОТов, ДЗОТов, капониров, блокгаузов и т. п.). Кроме того, все населенные пункты имеют каменные постройки, которые также могут быть подготовлены противником к обороне. Все это, безусловно, будет влиять на свободу маневра наших подвижных войск. Мы должны быть готовы к тому, чтобы разрубить всю систему немецкой обороны и не дать противнику отсидеться за построенными им оборонительными линиями.
При решении вопроса о распределении артиллерии не нужно придерживаться шаблонов. Минполк, лап, тсап, дивизион РС — средства командира корпуса, которые он может придавать тому командиру, соединению или части, кому это нужно по обстановке. Помнить нужно одно: артиллерийские средства нельзя никогда «консервировать».
Легкая артиллерийская бригада является средством командарма и будет использоваться для ведения боя с закрытых позиций по скоплению живой силы противника, его исходным районам действий, огневых точек и т. п., а также с открытых огневых позиций по танкам противника. Делиться бригада между соединениями армии не будет.
В бою штабы бригад должны быть в непосредственной близости к полю боя и помогать командиру бригады в управлении боем. Штабы корпусов, за исключением отделов, не нужных для управления боем, должны быть в одной группе.
При перемещении штабов должно обеспечиваться непрерывное управление войсками, ведущими бой».[43]
Пока мы не знали о планах командования, где и как нам предстоит наступать. Знали главное: военные действия будут перенесены на территорию Германии.
Глава XВисло-Одерская операция
Ноябрь 1944 года. Глубокая осень. Солнечная погода чередовалась с дождливой, но лес, в котором мы жили и который укрывал нас два с половиной месяца, имел уже другой вид. Большинство деревьев сбросило листву, лишь кое-где на опушках зеленели ели и сосны, что придавало лесу какую-то нарядность и торжественность. В эту пору здесь, в Польше, все же теплее, чем, скажем, в средней полосе России.
Мы чувствовали, что наше лесная жизнь заканчивается. Армия была готова к новым боям. Куда ни посмотришь, в укрытиях стоит новая техника — орудия, танки, САУ, грузовики. Все это доставлено сюда с уральских заводов. Заметно прибавилось самоходных артиллерийских установок — СУ-122, СУ-85, СУ-100. Видимо, военное командование, учтя опыт прежних боев и видя, что полевая артиллерия не успевает за танками, чтобы поддержать их в бою, сделало ставку на самоходную артиллерию, которая двигалась с такой же скоростью, как и танки.
Вот и армейская газета «На разгром врага» уделила внимание этому роду оружия:
«Самоходная артиллерия — молодой вид оружия. Тем не менее за время Великой Отечественной войны она прочно утвердила за собой славу грозного оружия. Самоходно-артиллерийские установки являются мощным средством усиления ударной силы танковых и механизированных подразделений как в наступлении, так и в обороне.
Обладая сильным вооружением и подвижностью, самоходно-артиллерийские установки успешно ведут борьбу с вражескими танками и самоходными орудиями, его противотанковой артиллерией, а также с укрепленными огневыми точками, действуют в составе штурмовых групп. Большая дальнобойность артиллерийского вооружения дает возможность самоходкам поражать бронированные цели противника с дальних дистанций и все свои задачи решать преимущественно огнем».[44]
По распоряжению Ставки наша армия в конце ноября 1944 года вошла в состав 1-го Белорусского фронта. Она снова должна была стать главной ударной силой при проведении Висло-Одерской наступательной операции. Ей приказано перебазироваться в район Люблина и разместиться в лесных массивах в 30 километрах от города.
В армию поступил приказ начальника штаба 1-го Белорусского фронта генерал-полковника М. С. Малинина: «Передвижение войск совершать только в ночное время с соблюдением всех мер маскировки. Письменные приказы на марш отдать только корпусам, в остальных инстанциях ограничиться устными распоряжениями. Радиосвязь на марше и в новом районе сосредоточения запретить до особого распоряжения штаба фронта. Обратить внимание всего офицерского состава на сохранение в тайне всех вопросов, связанных с организацией войск и их передислокацией».[45]
Перебазирование армии проходило, как и предписывалось, в строгой секретности. Конечно, неудобно было совершать марш в ночное время даже на короткое расстояние — до железнодорожной станции, но таков приказ. Наш особый 405-й гвардейский минометный дивизион был погружен в считанные часы и отправлен на запад, поближе к Висле, где держали оборону части Красной армии. Тогда я даже не мог представить себе, сколько же надо подвижного состава, чтобы перевезти всю нашу технику? Оказалось — 31 железнодорожный состав, 1 576 вагонов. Это при условии, что мотострелковые подразделения использовали свой автотранспорт. Вот это масштабы!
На новом месте в жизни армии начался уже другой этап боевой подготовки. Она строилась с учетом замысла предполагаемой боевой операции, в которой танковому удару отводилась одна из главных задач.
Устную ориентировку по замыслу операции командование армии получило на военной игре в штабе фронта. Замысел ее сводился к следующему: разгромить Варшавско-лодзинскую группировку противника и выйти на линию Лодзь. В дальнейшем наступать на Познань и выйти на линию Бромберг — Познань и южнее, чтобы занять исходное положение для выполнения основной стратегической цели — взять Берлин и закончить войну.
Эта задача была по силам нашим войскам. К этому времени вся территория Советского Союза била полностью освобождена от немецких оккупантов.