За трудами праведными и общественной деятельностью мы, ветераны, не забывали общаться, писали друг другу письма, не забывали и своих однополчан, погибших в боях, старались по мере возможности бывать в тех местах, где вместе воевали, чтобы поклониться священным для нас могилам. Обычно ветераны 1-й танковой армии встречаются в Москве, Калинине, Белгороде и на Украине.
В апреле 1989 года Чертковский райком партии Тернопольской области (Украина) пригласил ветеранов 8-го гвардейского мехкорпуса на торжества по случаю 45-й годовщины освобождения города от немецко-фашистских захватчиков. Четыре с половиной десятилетия я не был в этих местах, и, конечно же, хотелось взглянуть на Чертков, который мы с таким трудом когда-то освобождали.
По пути мы с моим однополчанином Борисом Громовым решили заехать в город Хмельницкий (бывший Проскуров), чтобы навестить еще одного нашего товарища П. С. Лисовенко. Во время войны Петр Саввич был командиром батальона 19-й механизированной бригады, потом служил на Украине, в отставку ушел в звании подполковника.
Поезд Ленинград — Кишинев прибыл в Хмельницкий 6 мая. Петр Саввич встретил нас на вокзале. По дороге он показывал нам город, который мы узнавали и не узнавали. Когда-то еще Проскуров был центром Подольской губернии, в 1954 году в связи с 300-летием воссоединения Украины с Россией его переименовали в Хмельницкий. Теперь это областной центр с населением в 300 тыс. человек.
Лисовенко жил в центре города в отдельном деревянном доме с приусадебным участком. Теперь таких «владений», как он выразился, в центре города осталось не более трех-четырех. Скоро и их снесут и застроят новыми девятиэтажками.
Жена Петра Саввича — Людмила Николаевна — уже ждала нас, хлопотала с раннего утра. Кроме традиционной украинской выпивки — горилки с перцем, для гостей на стол она поставила принесенные со своего огорода свежие овощи и зелень — лучок, редиску, салат — и домашнюю украинскую колбасу, запах которой я помню еще с тех пор, когда женщины угощали нас при освобождении украинских сел. Под такую закуску не грех было выпить и рюмочку перцовки за встречу.
Петр Саввич был человеком скромным, в конце войны мы с ним часто встречались, но он никогда не рассказывал мне о том, как он со своим штабом едва не угодил в руки немцев во время рейда 1-й гвардейской танковой армии по тылам врага. Наверно, на радостях от нашей встречи после рюмки перцовки он разговорился.
Случилось это здесь, недалеко от Черткова в марте 1944 года. Войска корпуса двигались разрозненно, батальоны то вырывались вперед, то отставали, наталкиваясь на отступающего противника. Сразу же завязывались жестокие и кровопролитные схватки. Погода была скверная — дождь со снегом. Дороги развезло.
Батальон шел уже вторые сутки, солдаты устали, засыпали на ходу. Лисовенко во главе колонны ехал со штабом на машине марки «шевроле» да еще приказал тащить на прицепе немецкую легковую машину, надеясь устранить неисправность, как только представится возможность. В процессе движения он уснул, колонна отстала, а штабная машина въехала в какое-то село, где было полно немцев. Глубокой ночью жандармы приняли нашу штабную машину за свою и пропустили вперед.
Лисовенко рассказывал:
«Вся моя штабная команда, сидевшая в кузове под брезентом, приготовилась к бою, хотя каждый понимал, что шансов выбраться из села слишком мало.
Машина вышла на открытую дорогу, но я понимал, что впереди — тоже немцы. Надо разворачиваться назад. Предупредил водителя, чтобы двигался не торопясь, иначе можно выдать себя, а как только выедем за село, чтоб жал на газ до упора. Жандармы были удивлены, что «шевроле» возвращается обратно. Когда машина в замедленном темпе проезжала мимо жандармского поста, солдаты кричали нам: «Дорт рус, дорт рус!» («Там русские!»).
Это-то нам как раз и надо было. Немцы не успели опомниться, как «шевроле» уже летел по шоссе на огромной скорости».
Лисовенко приумолк, наполнил наши рюмочки и продолжал: «Но на этом наши приключения не закончились. Удрав от немцев, мы едва не угодили под пушечный удар своих танков. У дороги стоял батальон Бочковского. Танкисты заметили мчащийся по дороге «шевроле» и открыли огонь. Пришлось сворачивать на перекресток и уводить машину, чтобы спрятаться за какой-нибудь бугор. За танками в атаку пошла пехота родного батальона. Хорошо, что замполит, возглавивший атаку, узнал свою машину, а то бы от нашего штаба ничего не осталось».
Закончив свой рассказ, Петр Саввич спохватился:
— Вот я тут о своих подвигах наговорил слишком много, а как там наши фронтовые друзья — два Ивана — Острянин и Яценко, Вася Власенко, Юра Гиленков?..
— Что сказать тебе, Петр Саввич, — начал я, — время свое берет. Вот мы еще с Борисом держимся, другие — тяжело болеют, дают знать фронтовые раны. Многие однополчане ушли из жизни. Нет уже Васи Власенко, умер Юра Гиленков.
— И генерала Гиленкова уже нет? — переспросил Лисовенко. — Хороший товарищ был. Он совершенно лишен был «генеральской» болезни.
Я был согласен с Лисовенко: Гиленков никогда не кичился своим генеральским званием. После войны он закончил Высшую офицерскую школу, академию им. Фрунзе и академию Генерального штаба, последнее время служил в штабе Варшавского договора, был представителем штаба в Румынии. В 1982 году Юра приехал в Москву в очередной отпуск. Отдыхал на юге, отклонений в состоянии здоровья не замечал. По пути в Румынию, в Киеве, почувствовал себя плохо. Умер от сердечного приступа. Ему исполнилось тогда только 60 лет.
Мы еще раз помянули своих боевых товарищей и друзей и стали прощаться с гостеприимными хозяевами: надо было спешить в Чертков. Петр Саввич посадил нас на автобус, и мы расстались до новой встречи.
Встречи ветеранов в Черткове тоже запомнились. Нам была предоставлена возможность побывать в тех местах, где когда-то шли ожесточенные бои — в Бучаче и Залещиках. 8 мая мы посетили братское кладбище в селах Белобожица и Джурин. Тогда еще слова «Никто не забыт, ничто не забыто!» были в силе. Память о тех, кто пал за освобождение Украины, местные жители хранили свято. Это уже потом началось разрушение памятников освободителям и возведение памятников националистическим деятелям — Петлюре, Коновальцу, Бандере, Шухевичу и другим. Советский солдат-освободитель в понимании нынешних украинских националистических лидеров стал оккупантом.
В 1989 году я написал очерк — «Дела давно минувших дней». Он был посвящен поездке в Чертков. В нем есть такие строки:
«Спустившись вниз и насладившись красотой Днестра, проехав Залещики, мы остановились у братской могилы. Рядом, на высоком покатом постаменте стоит грозная «тридцатьчетверка». Под ней мемориальная доска. На темном граните золотыми буквами высечены слова о том, что здесь, в Залещиках, сражались воины 8-го гвардейского механизированного корпуса, которые, форсировав Днестр, захватили плацдарм на его южном берегу. Это память о погибших. Я почему-то подумал: «Ведь мы, оставшиеся в живых, тоже вложили частицу своего ратного труда в эту победу, значит, слова на памятной доске касаются и нас. Значит, и мы не забыты!»
Довелось мне побывать на Украине и позже, в 2004 году, когда она праздновала 60-ю годовщину со дня освобождения от немецко-фашистских захватчиков. Наша петербургская делегация из пяти человек приняла участие в торжественном заседании, проходившем в Национальном дворце Украины. Появление в зале президентов Л. Кучмы, В. Путина, А. Лукашенко и Э. Алиева делегаты ветеранских организаций Украины и стран СНГ приветствовали стоя.
Главы государств, выступавшие перед ветеранами и трудящимися Киева, говорили о нерушимой дружбе славянских народов и наций. Народы-то всегда дружили, а вот политикам такая дружба не всегда по душе. За последние годы обострились отношения между Украиной и Россией, что никак не пошло на пользу двум независимым странам. Антироссийские настроения обернулись для Украины экономическим и политическим кризисом.
Я не политик и не хочу говорить о причинах, породивших кризисную ситуацию на Украине. Выводы пусть делают украинские политики и украинский народ, но мне очень не хочется, чтобы амбициозные политики ломали и сводили на нет нашу воинскую дружбу. Разве могу я враждебно относиться к моим побратимам — украинцам Петру Лисовенко, Кириллу Выдыборцу, братьям Василию и Григорию Власенко. Никогда!
Переписываясь, я рад был любой их весточке, и они радовались моим письмам. Разыскав после войны Василия Власенко, сразу же написал ему письмо. От него тут же получил ответ:
«Здравствуй, дорогой Петр Михайлович! Бесконечно рад, что получил твои письма, — одно адресовано мне, другое переслал брат Григорий Прокофьевич.
Я уже потерял надежду получить от кого-либо из наших сослуживцев 461-го дивизиона весточку. И вдруг — кто? Петька Демидов. Дорогой, я очень рад!»
Из письма Власенко я узнал, что при освобождении Украины комдив был тяжело ранен, лежал в госпитале «гоголевского» Миргорода, потом в Люблине, догонял свою бригаду, войну закончил в Берлине. По состоянию здоровья демобилизовался. «Приехав домой (в г. Нежин), — писал Василий Прокофьевич, — 14 лет проработал директором МТС (машинно-тракторной станции), затем 2 года — председателем Нежинского райисполкома, но это, оказалось, не мои сани, хотя я и не хотел в них садиться, да что поделаешь. Затем пошел работать председателем самого захудалого колхоза и, проработав там 18 лет, в возрасте 59 лет ушел на пенсию. Все же дома сидеть не могу, немного работаю».
Потом от его брата Григория узнал, что Василий Прокофьевич тот самый «захудалый» колхоз вывел в передовые, сделал миллионером, известным на всю Украину. К его воинским орденам фронтовика добавился орден Ленина, затем ему присвоили звание Героя Социалистического труда. Десять лет (два созыва) Власенко был депутатом Верховного Совета СССР.
Вот о ком надо писать книги и делать кино, а не о бандитах, ставших в условиях украинской незалежности VIP-персонами.