ОГПУ арестовало группу Рютина, и ближний круг в Москве гудел, обсуждая эту ситуацию. Секретарь партийной ячейки Управления военной разведки, где я работал, попросил меня присутствовать на секретном заседании, на котором наш шеф Берзин должен был делать доклад по делу Рютина. Секретарь также проинформировал меня, что не все члены нашей первичной организации были приглашены на заседание, так как дело являлось сугубо конфиденциальным.
Берзин зачитал нам выдержки из тайной программы Рютина, в которой Сталина называли «величайшим агентом-провокатором, разрушителем партии», «могильщиком революции и России». Группа Рютина провозглашала начало борьбы за свержение Сталина с поста главы партии и правительства.
Это как раз был тот случай, когда Сталин пытался пересмотреть ленинскую политику запрещения вынесения большевикам смертных приговоров. Сталин хотел покончить и с Рютиным, и с его сторонниками. Только один член политбюро нашел в себе достаточно мужества, чтобы противостоять Сталину в этом принципиальном вопросе. Все осведомленные люди знают, что им оказался не кто иной, как Сергей Киров – секретарь Ленинградской партийной организации. Являясь главой бывшей столицы, Киров занимал видное положение в стране. Его, несомненно, поддерживали Бухарин и другие оппозиционеры, все еще пользовавшиеся влиянием. На этот раз Сталин уступил. Рютин и его соратники были отправлены в тюрьму и в ссылку, но не расстреляны.
В течение следующих пяти лет Сталину удавалось удерживать власть именно такими способами. Однако все эти годы недовольство и волнения распространялись по стране подобно лесному пожару. Сбитые с толку и озлобленные курсом на «сплошную коллективизацию», крестьяне с оружием в руках вступали в схватки с отрядами ОГПУ. В этой борьбе целые области оказались опустошенными, миллионы крестьян подверглись высылке, сотни тысяч привлечены к принудительным работам. Лишь шум партийной пропаганды заглушал выстрелы сражающихся групп. Обнищание и голод масс населения были столь велики, что их недовольство Сталиным распространилось и на рядовых членов партии. К концу 1933 года Сталин был вынужден приступить к «чистке» партии. В течение следующих двух лет из партии исключили около миллиона большевиков-оппозиционеров. Однако такая мера не привела к решению проблемы, так как оппозиционеров все равно оставалось еще много, и они пользовались симпатией у населения. Будь у них вожди и программа, они могли бы в то время свергнуть Сталина. Таких лидеров не было нигде, кроме как среди большевиков старой гвардии – соратников Ленина, которых Сталин истреблял годами, вынуждая их «признавать свои ошибки» и называть его «непререкаемым лидером». Несмотря на все эти покаяния, которые повторялись так часто, что в них уже никто не верил, и вопреки своему собственному желанию, эти старые большевики стали (практически невольно) если не лидерами, то выразителями и номинальными руководителями новой, только формирующейся оппозиции за пределами партии. Сталин не мог пренебрегать этой силой, не мог не обращать внимания на бывших членов партии, которые знали тонкости работы партийного механизма; он не был уверен, что все противостоящие ему силы не объединятся в ближайшем будущем. Покаяния уже не работали. Сталин понимал, что нужно искать другие способы. Он должен был изыскать такой метод, который бы не только подорвал авторитет старой гвардии, но и прекратил бы деятельность всех видных представителей этой несущей угрозу оппозиции.
Как нельзя кстати в это время случилась кровавая чистка Гитлера; это было в ночь на 30 июня 1934 года. Тот способ, с помощью которого Гитлер расправился со своей оппозицией, произвел очень сильное впечатление на Сталина. Он тщательно изучал все секретные донесения наших агентов из Германии, имевшие отношение к событиям той ночи.
1 декабря 1934 года в Ленинграде при странных обстоятельствах был убит Сергей Киров. В тот же самый день Сталин обнародовал чрезвычайный указ, который предусматривал изменения в уголовном праве: все дела, связанные с политическими убийствами, подлежали рассмотрению военными трибуналами в десятидневный срок; причем приговор выносился без защиты и оглашения и должен был немедленно приводиться в исполнение. Председатель Верховного Совета СССР лишался права помилования.
Гитлер указал путь, а смерть Кирова – человека, стоявшего на пути Сталина, желающего ввести смертную казнь для большевиков, открыла двери сталинской великой чистке. Убийство Кирова стало поворотной точкой в карьере Сталина. Оно начало эру публичных и тайных процессов над старой гвардией большевиков, эру признаний. Едва ли в мировой истории есть другой пример, когда убийство высокопоставленного чиновника привело бы к такой массовой резне, которая последовала за смертью Кирова.
Тайна, окружающая это убийство, берет свое начало в октябре того же года, когда охрана Кирова задержала в Ленинграде молодого коммуниста Леонида Николаева по причине подозрительного поведения последнего. У арестованного в портфеле обнаружили револьвер и дневник. Однако Николаева сначала повели к заместителю Ленинградского ОГПУ Запорожцу, а затем отпустили. Запорожец специально ездил в Москву, чтобы доложить об этом необычном происшествии Ягоде – тогдашнему руководителю ОГПУ.
Спустя два месяца, 1 декабря, Николаев выстрелил в Кирова и убил его. Той же ночью Сталин выехал в Ленинград, чтобы лично участвовать в расследовании. Он сам допрашивал Николаева и нескольких его товарищей-комсомольцев, которых тоже арестовали. Ничего подобного в истории Советского Союза еще не было.
Тем же вечером глава ОГПУ Ягода тоже выехал из Москвы в Ленинград, чтобы возглавить расследование, как и подразумевала его должность. И раньше уже ходили слухи об охлаждении в отношениях Сталина и Ягоды, но эта ночь стала началом открытого разрыва между ними. Сталин практически не дал возможности Ягоде вести допрос убийцы и его товарищей.
Когда Сталин еще находился в Ленинграде, Ягода попал в какую-то странную аварию. Ночью он направлялся на своем автомобиле куда-то на окраину Москвы, где должен был допросить нескольких подозреваемых по делу Кирова. И вдруг в машину Ягоды как-то подозрительно врезался грузовик. Начальнику ОГПУ с трудом удалось избежать смерти и остаться в живых. В Московском ОГПУ эта «авария» вызвала немало разговоров.
В самом начале расследования возникли подозрения, что Николаев совершил преступление при непосредственном содействии работников Ленинградского ОГПУ. Однако следствие не сделало и попытки прояснить ситуацию. Сталин не дал приказа начать беспощадную проверку Ленинградского ОГПУ, чей начальник два месяца назад отпустил человека, задержанного с револьвером. Двенадцать высших сотрудников ОГПУ, включая их шефа Медведева, были арестованы за попустительство и приговорены к тюремному заключению на срок от двух до десяти лет, но все это не выглядело серьезным. Медведева приговорили к трем годам. Это было весной 1935 года. И менее чем через два года я видел Медведева в Москве, где он наслаждался полной свободой. И он, и его помощник Запорожец были досрочно освобождены Сталиным.
Однако тайна Николаева так никогда и не открылась. На последнем крупном «процессе над предателями», инсценированном в марте 1938 года, на котором Ягода фигурировал в качестве одного из главных участников «исповеди», впервые публично, на открытом судебном заседании, упомянули случай с арестом Николаева и его необъяснимое освобождение. Однако прокурор Вышинский прерывал Ягоду каждый раз, когда последний пытался заговорить на эту тему. «Не так было», – несколько раз возражал Ягода, когда Вышинский начинал зачитывать выдержки из собственного признания бывшего шефа ОГПУ. О роли Сталина в расследовании нигде не упоминалось. Не было дано и никаких объяснений по поводу того, почему Сталина удовлетворили странные действия Медведева и Запорожца, которые отпустили Николаева сразу после задержания его с револьвером и политическим дневником.
Дневник Николаева, безусловно, сыграл важную роль в деле Кирова. На него снова и снова ссылалась советская пресса, когда после закрытого судебного процесса были казнены Николаев и его шестнадцать товарищей – все члены комсомола. Упоминался он и в связи со многими другими случаями. Но никогда так и не опубликовали ни единого слова из него.
В ближнем круге ОГПУ дело Кирова было окутано атмосферой мрачной тайны. Даже мои самые близкие друзья на Лубянке избегали разговоров на эту тему. Однажды я обратился прямо к Слуцкому – начальнику иностранного отдела ОГПУ – и спросил его, не думает ли он, что ленинградская тайная полиция причастна к убийству Кирова. Он ответил так:
– Дело это, как вы понимаете, такое темное, что лучше всего вообще в него не вникать. Просто держитесь от всего этого подальше.
Случай с Кировым оказался таким же полезным для Сталина, как поджог рейхстага для Гитлера. Оба события стали поводом для новой волны террора. Решить загадку «Кто убил Кирова» так же нелегко, как и ответить на вопрос: «Кто поджег рейхстаг?» Кроме Сталина, в живых осталось не более трех-четырех человек, способных пролить свет на тайну убийства Кирова. Один из них – Ежов, преемник Ягоды и организатор великой чистки, который сам в начале 1939 года исчез с политической сцены. В конечном итоге, скорее всего, Сталин останется единственным хранителем всех фактов по делу Кирова.
Один из этих фактов не вызывает сомнений: убийство Кирова дало Сталину столь желаемую им возможность ввести смертную казнь для большевиков. И вместо того, чтобы действительно расследовать загадочное убийство Кирова, Сталин использовал его смерть как предлог для ареста всех наиболее видных лидеров старой гвардии большевиков – начиная с Каменева и Зиновьева – и как повод для введения смертной казни для членов партии. Сейчас он мог начать систематическое уничтожение всех тех, кто, разделяя с ним идеи Ленина и традиции Октябрьской революции, поднимал знамя, под которое могли собраться недовольные и мятежные массы населения.
Следует сказать, что в это время не только бесчисленные массы крестьян, но и большинство в армии, включая выдающихся полководцев, большинство комиссаров, девяносто процентов директоров заводов, девяносто процентов партийного аппарата находились в той или иной степени в оппозиции по отношению к диктатуре Сталина. И дело уже не ограничивалось тем, что надо было выпустить небольшую каплю яда. Требовалось перетряхнуть всю структуру советской власти. Как это сделать? Дискредитировать, запятнать, обвинить в измене и расстрелять старую гвардию большевиков, а также провести масштабные аресты их сторонников и последователей. Назвать их «троцкистами, бухаринцами, зиновьевцами, саботажниками, разрушителями, диверсантами, германскими агентами, японскими шпионами, британскими шпионами». Назвать их как угодно, главное – арестовывать как участников гигантского государственного заговора каждого человека, стоящего в оппозиции к власти Сталина, которую его приверженцы называли «линией партии». Вот что нужно было сделать, и Сталин как раз и выбрал способ действия, которым стали показательные судебные процессы и хорошо отрепетированные признания на них. Он и до этого уже инсценировал множество таких спектаклей, но никогда большевики не были в них актерами и жертвами.