Среди вещей, оставленных Гертрудой Шильдбах в отеле, была коробка шоколадных конфет, содержащих стрихнин. Сейчас она оказалась в руках швейцарской полиции как одна из улик по делу. Гертруда Шильдбах была близким другом семьи Райсса и часто играла с его ребенком. Видимо, она не смогла угостить Райссов отравленными конфетами, как приказал Шпигельгласс. Ведь в эту семью она приходила как друг.
Сама Гертруда Шильдбах не была устойчива в своих политических взглядах с того момента, как началась чистка, она могла достоверно сыграть роль человека, готового вместе с Райссом порвать с Москвой. Райсс знал о ее колебаниях и доверял ей. Он отправился пообедать с ней в ресторан близ Шамбланда, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. По крайней мере, он так думал. После обеда они решили немного прогуляться. И оказались на какой-то неизвестной дороге. Внезапно появился автомобиль, который остановился прямо перед ними. Из него выскочили несколько человек и напали на Райсса. Он боролся с набросившимися на него людьми, но с помощью Шильдбах, чья прядь волос осталась в его руке, они силой усадили его в машину. Один из них, Аббиа-Росси (а ему помогал человек по имени Этьен Мартиньи; оба были агентами ОГПУ), выстрелил в Райсса в упор из пистолета-пулемета. Тело несчастного выбросили из машины неподалеку.
Была установлена личность Ренаты Штейнер, родившейся в Санкт-Галлене в Швейцарии в 1908 году. Именно она арендовала автомобиль американского производства, которым воспользовались убийцы Райсса. Мадемуазель Штейнер состояла на службе ОГПУ с 1935 года и сначала занималась слежкой за Седовым, сыном Троцкого. Она была одной из трех соучастников убийства Райсса, арестованных полицией. Она призналась в преступлении и потом оказывала помощь следствию.
Убийство обошлось довольно дорого и имело серьезные последствия. Швейцарские власти потребовали допросить Лидию Грозовскую, и, несмотря на огромное давление со стороны советского посольства, французам пришлось подвергнуть ее допросу 15 декабря. Я хочу напомнить, что именно Грозовская получила 17 июля два письма от Райсса и передала их Шпигельглассу. Через два дня после этого ее арестовали. Швейцарское правительство потребовало ее экстрадиции. Но тут снова одна рука Сталина – дипломатическая – пришла на помощь его другой руке – убийцам из ОГПУ. Французский суд освободил Грозовскую под залог 50 000 франков и взял с нее подписку не покидать страну. Не стоит и говорить, что она тут же исчезла без следа. Последний раз французские полицейские видели Грозовскую сидящей в роскошном лимузине советского посольства, и мощная машина легко оторвалась от полицейской.
Прочитав 5 сентября о смерти Райсса, я понял, что мое собственное положение совершенно отчаянное. Сталин и Ежов никогда не простят мне отказ участвовать в преступлении. Для них это значило, что я разделяю сомнения Райсса. Я понимал, что выбор мой не велик: либо пуля на Лубянке из рук официальных сталинских палачей, либо автоматная очередь, выпущенная в меня наемными убийцами где-нибудь за пределами родины.
Это ужасающая дилемма начала понемногу доходить и до сознания моей жены. Мы решили вернуться в Париж. Я все еще по инерции готовился к отъезду в Москву. Моя секретарша Мадлен нашла для нас подходящий отель в предместье Сен-Жермен. Мы зарегистрировались в отеле «Анри-Катр».
Здесь примерно в середине сентября появился мой помощник Ганс Брусс. Он был в подавленном состоянии. Ему велели отправляться в Голландию, где у Снивлитов проживала вдова Райсса, и выкрасть все записи и документы, оставленные Райссом. Он уехал, но вскоре вернулся с пустыми руками. Его принуждали ехать обратно и, не останавливаясь ни перед чем, даже перед убийством, добыть эти бумаги. Пребывая в полном отчаянии, со слезами на глазах, он пришел ко мне за советом.
Я сказал ему, что Райсс был идеалистом и настоящим коммунистом и что будущая история осудит убийц из ОГПУ. Я посоветовал ему не выполнять это опасное задание, которое ему поручил Шпигельгласс. И еще я объяснил ему, как именно это сделать. Но еще я сказал ему о моем неминуемом возвращении в Москву. Ганс знал, что Мадлен пытается забронировать билеты для меня и моей семьи на «Бретань».
Из Сен-Жермен мы переехали в отель «Метрополитен» на улице Камбон в Париже, где находились с 17 сентября по 6 октября. Мадлен сообщила мне, что французское судно делает последний рейс в этом сезоне. Мы обсудили другие пути возвращения домой. Я все еще являлся высокопоставленным служащим советской военной разведки. А потому мне пришлось телеграфировать в Москву с просьбой дать мне специальное разрешение отправиться домой на советском корабле, так как наши суда всегда привлекали самое пристальное внимание всех спецслужб мира. Я заметил, что каждый шаг мой или моей жены отслеживался шпионами, хотя их хозяин Шпигельгласс куда-то исчез.
Я получил разрешение из Москвы сесть на советский корабль, и мне сказали, что ближайшее судно – «Жданов» – отплывает 6 октября. Мне должны были подготовить новый паспорт на имя советского гражданина, едущего из Испании через Францию. Мои жена и ребенок возвращались через Германию по другому паспорту.
Однажды в конце сентября жена спросила меня, если ли у меня шансы избежать смерти по возвращении в Москву.
Я честно сказал то, что думал:
– Ни одного.
А потом добавил:
– Зачем тебе нести наказание вместе со мной? Не вижу никакого смысла. Когда ты вернешься, они заставят тебя подписать бумагу, в которой тебе придется отречься от меня и объявить меня предателем. Тогда пощадят тебя и ребенка. Что же до меня, то я уверен, что отправляюсь на смерть.
Жена начала плакать. И после этого она плакала целыми неделями. Хотя у меня был очень слабый шанс спастись от убийц Сталина во Франции, я решил все же воспользоваться им. Где-то вдали чуть заметно светился огонек новой жизни, и я решил пойти туда. Теоретически решение было простым, а вот осуществление плана предполагало преодоление невероятных и огромных трудностей.
Легальных документов я не имел. За мной следили день и ночь. У меня не было человека, которому я мог бы довериться, на кого мог бы спокойно положиться. Однако я решил обратиться к своему старому другу, много лет жившему в Париже, рискнуть и рассказать ему всю правду. Он выслушал меня с пониманием и согласился помочь. Он отправился на юг Франции и снял там небольшую виллу для нас в маленьком городке Йер, что близ Тулона. 3 октября он вернулся. На следующий день меня вызвали в советское посольство, чтобы завершить приготовления к отъезду в Россию на пароходе «Жданов», который отплывал 6 октября. Я явился туда и решил все вопросы.
Ранним утром 6-го числа я выехал из отеля и, взяв такси, направился на Аустерлицкий вокзал, где оставил свой багаж. Проведя час в отеле «Бои де Винсенн», я потом встретился с другом в кафе близ Бастилии и отдал ему квитанцию на мои чемоданы. Он тем временем нанял машину и водителя, который должен был встретиться с нами в отеле «Бои Лафайет». Я отправился прямо туда, а он – на Аустерлицкий вокзал, чтобы забрать мой багаж. Наш шофер оказался американцем, ветераном мировой войны, который обосновался во Франции. Он был рад, что везет семью в путешествие.
Все эти меры предосторожности были предприняты для того, чтобы сбить агентов ОГПУ с нашего следа. Предполагалось, что в этот день мы едем в Гавр, чтобы сесть там на советский корабль. Вместо этого мы на автомобиле направились в Дижон. Находясь на окраине Парижа, я остановился, чтобы позвонить Мадлен и проинформировать ее о моем разрыве с советской властью. В ответ на это она ничего не сказала. Позже мне стало известно, что тогда она упала в обморок прямо с телефонной трубкой в руках.
Мы прибыли в Дижон в девять вечера, на вокзале отпустили машину и сели на поезд, идущий на Лазурный Берег. На следующий день в семь утра мы прибыли в наше тайное убежище в Йере. Тем же вечером мой друг вернулся в Париж, чтобы добиться от властей защиты для меня.
В самом начале ноября я вернулся в Париж. Через поверенного вдовы Райсса я установил связи с Львом Седовым – сыном Троцкого, который издавал «Бюллетень оппозиции» совместно с лидерами русских социалистов-меньшевиков, живших в изгнании в Париже. Тогда у власти было правительство Леона Блюма, с которым все они замечательно ладили. Я написал мадам Райсс, а также Гансу и Норе, к которым питал полное доверие, и попросил их поместить в парижской газете «Эвр» объявление, если захотят со мной увидеться. Я думал, что Ганс последует моему примеру и порвет со Сталиным.
Когда я встретился с Седовым, я честно сказал ему, что не являюсь троцкистом и не планирую присоединяться к ним, а просто ищу совета и дружеского участия. Он сердечно встретил меня, впоследствии я виделся с ним практически ежедневно. Я понял, что восхищаюсь сыном Льва Троцкого как личностью со своими собственными взглядами и убеждениями. Я никогда не забуду его бескорыстной помощи и участия по отношению ко мне в те дни, когда по пятам за мной ходили агенты Сталина. Он был еще очень молод, но одарен с многих сторон: обаятельный, хорошо образованный, деятельный. Во время показательных процессов в Москве говорили о том, что он якобы получает огромные суммы денег от Гитлера и микадо – японского императора. Я же видел, что он ведет жизнь революционера, который день и ночь трудится на благо оппозиции, и сам порой испытывает нужду в хорошей пище и одежде. Три месяца спустя, вроде бы пребывая в здравии, он неожиданно умер в одном из парижских госпиталей. Многие люди, включая его отца, считали, что к его смерти приложило руку ОГПУ.
Именно Федор Дан – лидер русских социалистов – и его товарищи хлопотали перед правительством Леона Блюма о выдаче мне необходимых документов вроде удостоверения личности, и они же просили взять меня под полицейскую защиту. Однако прежде чем я получил все это, ОГПУ сделало попытку покушения на мою жизнь.
Я написал Гансу, что он может связаться со мной только в том случае, если решит порвать со сталинской спецслужбой. Я получил от него весточку о том, что он, как всегда, остановился в отеле «Бретань», что на улице Дюфо, и был бы рад меня видеть. Я позвонил ему, и мы договорились встретиться в кафе неподалеку от площади Бастилии. Когда он вошел туда, я уже сидел за столиком.