Обстановка военной тревоги сохранялась на «украине» и в 1516 г. В январе в Москву пришли вести из Азова, что «которые мурзы были на Мордовских украинах, Андышка с товарищами, и к тем прибывают люди многие из Крыма, а хотят идти на великого князя Украины», а «ныне стоят у Азова». В феврале из Азова сообщали, что «пошли, государь, отселе из Азова казаки азовские под твою отчину на украину под Мордву, на те же места, которые имали этим летом. А к весне, государь, Исуп наряжается, послал в Крым человека и грамоту, чтобы, государь, на весну к нему были пять тысяч, а хотят, государь, идти на Андреево городище и на Бастаново, а мне, государь, то ведомо гораздо». Затем пришло еще одно сообщение: «А под твои, государь, украины под Рязань, под Путивль, под Белев пошли безголовые люди на зимовники, а люди не многие».
Все эти походы подготавливались, очевидно, без непосредственного участия и даже без ведома хана Мухаммед-Гирея, занятого войной с ногаями. В июне «Богатырь-царевич пришел на великого князя украину на рязанскую и на мещерскую». Нападение оказалось неожиданным: он «пришел безвестно со многими людьми, нашим украинам рязанским и мещерским лихое дело учинил, людей наших пограбил, и иных наших людей головами свел». После этого набега «князь великий говорил с братьями своими и с боярами, ждать ли вести из Крыма от Магмед-Гирея царя или послать в Крым своего человека татарина с грамотою о том, ради какого дела Богатырь приходил на великого князя украину и с отцовским ли ведомом». Впрочем, вопрос был и без этого более или менее ясен: «Языки сказывали, что приходил без отцова ведома, отец послал его на ногаев». Осенью того же года «приходили на наши украины Айдашка-мурза с товарищами и наших людей пограбил, а иных головами свел»[80]. Нападению снова подверглись Рязанские и Мещерские «места», что было вполне объяснимо: основные крымские силы сосредоточились у Дона для войны с ногаями. Отдельные «царевичи» и мурзы совершали стремительные набеги за добычей на «украины» Русского государства.
Впрочем, грабители не оставляли без внимания и литовские владения. Летом 1516 г. большое крымское войско Алп-Арслана, насчитывавшее до 60 тысяч человек, вторглось в земли короля Сигизмунда. Это нападение сорвало готовившийся поход короля на Смоленск. Литовских послов, прибывших с жалобой к Мухаммед-Гирею, тоже уверяли, что нападение совершено без ведома хана. Это вполне можно допустить. Крымские «царевичи» и мурзы торопились поживиться и за счет России, и за счет Литвы, а сам Мухаммед-Гирей, видимо, еще не определил окончательно свою позицию, выжидал, какая из враждующих сторон — Русское государство или Польша с Литвой — предложит более выгодные условия для заключения союзнического договора[81]. Но долго так продолжаться не могло. Непримиримые противоречия между Москвой и Крымом по двум важнейшим вопросам — казанскому и южнорусскому — должны были привести к открытому разрыву.
Острая борьба разгорелась из-за преемника Мухаммед-Эмина на казанском престоле. В Москву приехали казанские послы с известием, что «царь Магмед-Аминь болен». Они передали желание казанской знати «учинить царем в Казани» Абдул-Латыфа, обещая в этом случае «великому князю правду, которую князь великий захочет, что им без великого князя ведома на Казань царя никакого и царевича не взять». В качестве предварительного условия послы предложили «пожаловать» Абдул-Латыфа вотчинами.
Положение было достаточно сложным. С одной стороны, московское правительство боялось решительным отказом оттолкнуть от себя казанских феодалов. К тому же это грозило ухудшением русско-крымских отношений. С другой стороны, утверждение в Казани Абдул-Латыфа, родственника крымского хана, представлялось нежелательным для Москвы. Русскому государству противостояли бы в этом случае два Гирея — крымский и казанский. Великий князь Василий III пошел на компромисс: он пожаловал его, дал ему город Каширу в своей земле, однако воздержался от официального признания Абдул-Латыфа кандидатом на казанский престол[82]. Не согласился Василий III и на требования Мухаммед-Гирея отпустить Абдул-Латыфа в Крым. Крымский хан открыто грозил войной.
Определенную роль сыграла и Литва. В Крым приехал виднейший магнат Альбрехт Мартынович Гаштольд с «великою казною. А золото было веским аргументом в любых переговорах с крымским ханом, «царевичами» и мурзами. Литовская партия крымских феодалов активизировалась. Мухаммед-Гирей начал склоняться к тому, чтобы решить спорные вопросы с Москвой силой оружия. В Крыму стали готовиться к большому походу на русские земли. Этот поход состоялся в 1517 г.
Уже зимой сторонники Москвы сообщали Василию III из Крыма, что Мухаммед-Гирей и его приближенные «рать хотели послать на твою украину». Русский посол Илья Челищев доносил 6 января, что «Богатырь-царевич, да Али-царевич, да Ад-Рахман князь пошли на твои украины», но «воротились с Сулы». Трудно сказать, была ли это военная демонстрация или поход по каким-то причинам пришлось прервать. Русский посол видел возвращавшееся крымское войско на реке Псел. Из Крыма одно за другим приходили сообщения о требованиях «поминок» «выше королевской казны», об угрозах хана выступить «с королем заодин на великого князя». Одновременно послы предупреждали о возможности нападений на «украины» отдельных шаек грабителей, кочевавших в степях, «потому что наги, и босы, и голодны»; правда, «быть им немногими людьми». Если мелкие набеги в общем-то не вызывали особого беспокойства, то предсказания послов о готовящемся большом крымском походе заставляли московское правительство серьезно задумываться об обороне «украины». Послы в один голос утверждали, что «царевичи и большие люди ждут того, как у них кони наедят», и что в случае неблагополучного исхода переговоров с Крымом «им, государь, быть единолично на твоей украине»[83].
Василий III начал заблаговременно сосредоточивать войска для отражения крымского похода. «С петрова дня (29 июня. ― В. К.) в Серпухове был брат великого князя Андрей Иванович, а с ним великого князя два боярина, князь Дмитрий Владимирович Ростовский да Семен Иванович Воронцов»[84]. То, что полки «на берегу» возглавил брат великого князя, было делом необычным и свидетельствовало о большой озабоченности Василия III обороной «украины».
О событиях, предшествовавших вторжению крымского войска в русские земли, посол в Крыму Василий Шадрин впоследствии сообщал следующее: «Вышел Али-царевич за две недели до ильина дня (20 июля. ― В. К.) со всеми людьми, а с пим Уметь-царевич, Ахматов сын, да Озибек-царевич, а пошли на великого князя украины со всеми людьми». Ахмед-Гирей, в то время сторонник Москвы, попробовал направить набег на Литву, по встретил сопротивление «Богатырь-салтана», который не только «почал ворочать» князей и мурз к русским рубежам, но «иных князей, кои не послушали, начал стрелять». В результате разногласий сам «Али-царевич», поставленный во главе войска, «а с ним многие люди» вернулись в Крым, но «от тех людей пошли четыре мурзы на великого князя украины без царева ведома и без царевичева». Позднее, после неудачи, постигшей поход, Мухаммед-Гирей утверждал, что «некоторые люди», «отделившись от сына моего от Богатыря-салтана, без нашего ведома, приходили на твою украину». Однако общее состояние русско-крымских отношений и неоднократные угрозы хана заставляют сомневаться в непричастности Мухаммед-Гирея к походу. Видимо, это была попытка оказать военное давление на Москву, которая не шла на уступки в переговорах с Крымом. К тому же «некоторых людей» «ходило тысяч с двадцать»![85]
Крымское войско двигалось в обычном для него походном порядке. Основные силы направились прямо к Туле, а «крылья» татарской конницы начали разорять окрестные села и деревни, грабить и захватывать пленных. О крымском вторжении на этот раз было известно заранее, и русские воеводы приняли энергичные меры для его отражения. Навстречу врагу выступило большое войско, возглавлявшееся Василием Одоевским, Иваном Воротынским и «иными воеводами». Русские военачальники не ограничились обычной обороной «берега», а перешли Оку, чтобы встретить татар в поле. Вперед были высланы с конными отрядами «легкие воеводы», чтобы помешать летучим татарским загонам захватывать пленных и грабить деревни. «Большие воеводы», по словам летописца, «послали вперед себя против татар детей боярских не с многими людьми, Ивашку Тутыхина да Волконских князей, и велели им со всех сторон татарам мешать, чтобы не дать им воевать, а сами воеводы пошли за ними на татар». Действия передовых отрядов русского войска были успешными. «Ивашка Тутыхин с товарищами, прийдя, начали мешать татарам со всех сторон, и не дали им воевать, да и у них многих людей побили». Крымские насильники встретились в Тульской земле с противником, который хорошо знал тактику степняков и использовал их собственное оружие — быстроту и неожиданность нападений. Татарские конные отряды, бросая добычу и пленников, в страхе бежали к основному войску. Между тем русские полки с «большими воеводами» приближались, и «татары, послышав великого князя воевод, вскоре возвратились». Но уйти удалось немногим. Русская конница неотступно преследовала крымцев. А дороги им перерезали «пешие люди украинные», крестьяне тульских земель, взявшие в руки оружие. «Наперед им зашли по лесам многие пешие люди украинные, — повествует летописец, — и им дороги засекли, и многих татар побили. А спереди люди от воевод, подоспев, конные начали татар топтать, и по бродам, и по дорогам их бить, а пешие люди украинные по лесам их били». Летописцы специально подчеркивали, что «тогда много побили татар на Глутне, и по селам, и по крепостям, и на бродах, а полон алексинский весь отполонили», «а иные многие татары в реках потонули, а иных живых поймали». Крымское войско потерпело серьезное поражение. «Как узнали от достоверных, паче же и от самих татар, которые пришли после того из Крыма, мало их от 20 тысяч в Крым пришли, и те пешие, и босые, и нагие»