[127]. Естественно, великий князь Василий III заботился прежде всего об обороне «крымской украины». С августа 1521 г. воеводы с полками стояли в Коломне, Кашире, Серпухове, Рязани, Туле и на реке Угре[128]. Неспокойно было и внутри страны. По свидетельству галицкого летописца, после нашествия Мухаммед-Гирея в русских городах начались народные выступления — «мятеж учинял по всем городам велик и до Галича»[129]. Причиной «мятежа» явилось, вероятно, недовольство городских «мужиков» неудачами великокняжеских воевод, которые позволили татарам дойти почти до самой Москвы и разграбить центральные уезды Русского государства[130]. В этих условиях великому князю было не до далекой восточной окраины.
Нашествие Мухаммед-Гирея в 1521 г. выявило три основных недостатка в обороне «крымской украины». Во-первых, несогласованные и нерешительные действия великокняжеских воевод по отражению крымцев свидетельствовали об отсутствии единого командования порубежными полками, распоряжения из Москвы нередко запаздывали и не всегда выполнялись воеводами. Во-вторых, оборонительная линия по берегу реки Оки оказалась недостаточно прочной. Особенно давал о себе знать недостаток артиллерии, которая могла бы обеспечить перевес русских полков над татарской конницей, вооруженной в основном холодным оружием. В-третьих, не на высоте была станичная и сторожевая служба. Русские воеводы до последнего момента не знали, где крымский хан намеревался «перелезть» реку Оку.
Первый недостаток удалось устранить сравнительно легко — великий князь Василий III стал во главе пограничных полков. Весной 1522 г. он пошел «к городу Коломне и с своими братьями, и войско свое устроил, и воевод своих поставил при береге Оки реки». Вдоль Оки создавалась сплошная линия обороны. Готовясь к летним походам крымских татар, великий князь «отпустил наперед себя на Коломну воевод своих» — Дмитрия Бельского, Михаила Щеняева и других, «а сам князь великий пошел на Коломну в мае месяце, а с ним брат его князь Юрий да князь Андрей», и «пришел к Коломне на пятой неделе после великого дня во вторник». Там он «разрядил воевод по полкам и приговорил, где которому полку стоять». Большой полк был поставлен «под Девичем», передовой — «на устье Осетра», правой руки — под Голутвином, левой руки — против Ростиславля, сторожевой полк — на Кашире. Сильный отряд выдвигался в Рязань, на левый фланг оборонительной линии. Для обороны берега вызывались полки даже с опасного литовского рубежа. Василий III из Вязьмы велел идти на Коломну же семерым воеводам. В Коломне великий князь находился больше месяца и «пошел к Москве за пять дней до петрова дня (29 июня. — В. К.), а после себя оставил на Коломне брата своего князя Андрея Ивановича»[131]. Новым было не только личное участие Василия III в обороне «берега» и создание сплошной линии обороны, но и широкое применение артиллерии. По сообщению С. Герберштейна, великий князь тогда «собрал огромное войско, снабдил его большим количеством пушек и орудий, которых русские никогда раньше не употребляли в войнах» против татар. Новым было также использование для обороны «берега» пехоты, вооруженной огнестрельным оружием: в войске Василия III насчитывалась тогда «почти тысяча пятьсот пехотинцев». В целом система обороны «крымской украины» представляется по «Запискам» С. Герберштейна в следующем виде. Основной оборонительный рубеж проходил по Оке, причем из других «береговых» крепостей выделялась Калуга — «государь обычно располагал там ежегодно свои караулы против набегов татар». За Окон полки стояли только в Туле, Одоеве и Воротынске. Тула — «это самый крайний город перед степями», а «Мценск — болотистая местность, где некогда была крепость, следы которой существуют и поныне. Около этого места доселе еще некоторые живут в шалашах и в случае необходимости убегают в болота, как в крепость». Южнее же, в Северскую землю, московские воеводы с полками вообще не ходили, северские города оборонялись от набегов татар самостоятельно, и там «народ, по причине постоянных сражений с татарами, весьма воинственен»[132].
Однако новое крымское нашествие не состоялось. С. Герберштейн приводит в своих «Записках» довольно путаное и неубедительное объяснение этому. Когда «в начале лета Василий, желая отомстить за полученное от татар поражение», вышел с большим войском к Оке, он будто бы «отправил в Тавриду к Махмет-Гирею послов, вызывая его на состязание и указывая, что в прошлом году он, Василий, подвергся нападению без объявления войны, из засады, по обычаю воров и разбойников. Царь ответил на это, что для нападения на Московию ему открыто достаточное количество дорог и что войны столь же зависят от оружия, как и от обстоятельств, поэтому он обычно ведет их скорее по своему усмотрению, чем по чужому…»[133] В действительности дело обстояло сложнее. Все внимание Мухаммед-Гирея было направлено на достижение его давнишней мечты захватить Астраханское ханство. Неожиданная смерть астраханского хана Дженибека, казалось, создавала благоприятные условия для этого. Крымский хан отложил запланированный и даже согласованный ужо с Литвой поход на Русское государство. В королевском «листе» от 10 сентября 1522 г. имелось прямое указание на обязательство хана «потягнуть со всеми войсками в землю великого князя Московского». Король, видя нежелание Мухаммед-Гирея выполнить союзнические обязательства, просил послать на русские земли «Богатырь-салтана с великим войском»[134]. Однако крымский хан этого не сделал. В декабре 1522 г. он выступил в поход на Астрахань. Сыграли свою роль и широкие оборонительные мероприятия великого князя Василия III, о которых не могли не знать в Крыму. Видимо, русский летописец прав, утверждая, что Мухаммед-Гирей, «услышав великого князя на Коломне, не пошел на Русь»[135].
Поход крымского хана на Астрахань закончился успешно. Астраханское войско было разгромлено, столица ханства захвачена крымцами. Но Мухаммед-Гирей недолго торжествовал. Местные феодалы и ногайские в 1523 г. напали на крымский лагерь и убили хана. Русский летописец сообщал об этих событиях так: Мухаммед-Гирей, «Астрахань одолев, возгордился зело. И сговорившись в Астрахани бывшие ногаи, убили царя и сына его проклятого, и прочих крымских врагов избили»[136]. После этого, весной 1523 г., ногаи и астраханцы ворвались в Крым и целый месяц опустошали его. В Крымском ханстве началась ожесточенная борьба за власть между различными группировками феодалов. Наконец, с турецкой помощью крымским ханом стал Саадет-Гирей. Но победить оппозиционных феодалов ему удалось не сразу. К тому же и степях, в непосредственной близости от Перекопа, кочевали ногаи, угрожая Крыму новыми нападениями. В результате крымский хан, занятый своими внутренними делами и борьбой с Ногайской Ордой, на время выбыл из игры. Русское государство получило передышку, которую использовало для укрепления южных границ.
Это было необходимо потому, что события в Крыму привели к изменению общей обстановки на юге, которое в будущем сулило Русскому государству большие опасности. С момента воцарения Саадет-Гирея, ставшего ханом при прямой военной поддержке турецкого султана, наблюдается «усиление влияния Турции в Крымском ханстве и усиление зависимости ханов от султана. Посаженный на престол султаном Саадет-Гирей охотно шел на подчинение ему. С именем Саадет-Гирея связывается и важное изменение в ханской армии, именно — усиление значения огнестрельного оружия. Привезенные Саадет-Гиреем пушки и пищали давали ему несомненный перевес над князьями и увеличивали мощь крымской армии в любых военных предприятиях ханов. Опорой Саадет-Гирея были и янычары»[137].
Впрочем, отдельные набеги на русские «украины» совершались и в период междоусобной борьбы в Крыму, правда, незначительными силами. В октябре 1523 г. из Азова сообщали, что «азовские казаки под Русь пошли. Пошел, государь, Тагай Софи, а с ним, государь, сорок человек. Другая станица, государь, пошла тридцать человек, а голова у них Джакай Дашем зовут. Да пошел, государь, Сатыл-Ган, а с ним восемьдесят человек, да пошел, государь, Даваш да Ходжа-бек, а с ним сорок человек, да крымских человек со сто с ним заодин вместе. Хотят, государь, на заставу ударить, коя, государь, на поле у тебя стоит, а хотят, государь, татем прийти». Имеются сведения и о набегах отдельных татарских отрядов на Северские земли. В одной из грамот воеводе в Новгороде-Северском Никите Оболенскому рассказывалось о злоключениях путивльского казака Якуша. «Как его князь Никита посылал осенью с детьми боярскими проводником за татарами в погоню, и дети боярские, догнав татар, полон у них отполонили», сам Якуш, «проводив детей боярских до украины, воротился в свои ухожаи». Однако «татары воротились назад севрюков искать по ухожаям, да того Якуша взяли и привезли его в Крым к царю»[138]. Этот рассказ интересен тем, что воссоздает живую картину пограничных будней: с неожиданными татарскими набегами, с погонями отрядов «детей боярских» за грабителями, с полной опасностей жизнью севрюков, которые служат на границе проводниками-вожами московских воевод. То, что именно Якуш упомянут в грамоте, конечно, чистая случайность. Тысячи и десятки тысяч безымянных героев прикрывали «украину» Русского государства, ходили в опасные походы, бились с быстрыми татарскими всадниками и порой мыкали горе в крымском плену…
Активизация турецкой экспансии отразилась и на политике Казанского ханства. После успешного совместного похода 1521 г. с крымским ханом и серии набегов того же года на Заволжье казанский хан Сагиб-Гирей продолжал разбойничьи нападения на русские земли. В 1522 г. «сентября в 15 день, приходили татары и черемисы в Галицкие волости, и попленили их много, а людей посекли, и заставу великого князя в Парфеньеве разогнали, а воевод посекли, а иных в полон повели». Затем «того же месяца сентября в 28 день, ударили татары на Унжу безвестно, на монастырь, и церковь Николы чудотворца пожгли, и людей в полон повели, а иных иссекли. И воевода галицкий Андрей Пиялов пошел за ними в погоню с галичскими детьми боярскими»