[194]. Впрочем, в Москве давно привыкли к подобному вероломству. Клятвам крымских ханов верить не приходилось. Заставить их выполнять свои обещания можно было только силой оружия.
Глава 5.За Оку ворогам дороги нет!
Над Россией сгущались грозовые тучи нового нашествия. Враги Москвы сговаривались о совместном выступлении. Осенью 1540 г. король Сигизмунд с удовлетворением писал, что крымский хан Сагиб-Гирей «присягу учинил, хочет весной со всем войском своим пойти на Москву»[195]. Действительно, в мае 1541 г. русский посол Астафий Андреев сообщал из Крыма, что хан уже вышел «в поле», и «стоит с многими людьми крымскими и с ногаями на Днепре на Ислам-Кермени, а ожидается с многими людьми. А говорят в Крыму, что царь хочет идти на великого князя»[196].
В отличие от прошлых крымских нападений, этот поход преследовал далеко идущие политические цели. Крымский хан Сагиб-Гирей хотел сорвать русский поход на Казань и тем самым поддержать своего союзника Сафа-Гирея. Он действовал при прямой военной помощи турецкого султана, пославшего в Крым сильное войско с пушками и пищалями. В походе должны были принять участие и литовские войска. Фактически Русскому государству противостоял единый фронт всех татарских улусов — Крымского, Казанского и Астраханского ханств, Ногайской Орды, — Турции и Литвы. Оборонительная система «крымской украины» держала трудный экзамен.
5 июля 1541 г. крымский хан Сагиб-Гирей выступил в поход. Об этом вскоре стало известно в Москве. «Прибежали к великому князю из Крыма два полонянника, Якимко Иванов с товарищем, а сказали великому князю, что приехал в Крым царев человек Азыфергат, а сказал царю, что князь великий воевод своих с многими людьми послал к Казани. А царь забыл свою правду и дружбу, начал снаряжаться на Русь, и с сыном своим с царевичем Менгиреем, и всю орду с собой повел, а оставил в орде старого да малого. А с царем же князь Семен Бельский и многих орд люди, турского (турецкого. — В. К.) царя люди с пушками и с пищалями, да из ногаев Бакий князь с многими людьми, да кафинцы, и астраханцы, и азовцы, и белгородцы. Идет на Русь с великою похвалою, и повелел объявить в орде: которые люди с ним не поспеют выйти, и те бы его догоняли в Ислам-Кермене городке»[197]. Общую численность войска Сагиб-Гирея летописец определил вместе с «иных орд и земель прибыльными людьми» в «тысяч со сто и более».
Особо следует обратить внимание на согласованные действия крымского хана и короля Сигизмунда. Король не только разрешил принять участие в походе своим подданным, «белгородским казакам», но и постарался обеспечить крымскому войску беспрепятственный проход к русским «украинам». 21 июля он писал киевскому маршалку Андрею Каширскому о том, что хан «мир вечный с нами принял». Далее Сигизмунд приказывал, чтобы «подданным царя перекопского и царя турецкого никакой шкоды не чинили», а кто «шкоду улусам татарским учинил, тех бы за горло имали и карали, или до нас отсылали»[198]. Крымского хана «подводил на великого князя украины изменник князь Семен Бельский»[199], с которым король поддерживал постоянную и тесную связь. «Единачество» между крымским ханом и королем было, таким образом, налицо.
Мероприятия московского правительства по отражению татарско-турецкого похода 1541 г. отличались быстротой, слаженностью и свидетельствовали о превосходном понимании татарской тактики. Особенно четко действовала сторожевая служба, своевременно сообщавшая о всех передвижениях врага.
Немедленно после получения первых «вестей» о походе Сагиб-Гирея пограничным воеводам было приказано усилить разведку. В частности, «князь великий по тем вестям послал в Путивль к наместнику своему к Федору Плещееву-Кочину, а велел ему послать станицу на поле, поперек дорог. И Федор послал Гаврилу толмача, и Гаврила, приехав с поля, сказал великому князю, что наехал в поле на сокмы великие, шли многие люди к Руси, тысяч со сто и более». Затем пришли вести и от других пограничных воевод. 21 июля «прислал к великому князю на Москву воевода князь Семен Иванович Микулинский грамоту, а писал в грамоте, что идет царь Крымский и его сын Имин-Гирей-салтан и многие люди крымские с ними, и турецкие, и ногайские, и Бакий-мурза ногайский. А идет царь со всем нарядом, с пушками и с пищалями, к берегу Оки-реки». 25 июля «приехал к великому князю из Рыльска станичник толмач Гаврила, что посылал его князь Петр Иванович Кашин к Святым горам, и они до тех урочищ еще не дошли, а наехали верх Донца Северского на многих людей крымских, и гоняли за ними целый день. А идут тихо, и того приметою чаяли, что царь идет»[200].
Оборонительные мероприятия московского правительства по этим «вестям» были не раз уже проверены в предыдущих сражениях с крымцами. Прежде всего, правительство значительно усилило войска «на берегу» реки Оки, причем полки заняли непосредственно укрепления на бродах и возможных «перелазах». Великий князь «отпустил от себя из Москвы боярина и воеводу своего князя Дмитрия Федоровича Бельского, а велел князю Дмитрию и всем воеводам из Коломны выйти, а стать со всеми людьми у Оки-реки на берегу, но тем местам, где наперед того воеводы стояли против царей на берегу».
Большое войско было поставлено на реке Пахре, на дороге от окского «берега» к столице: «царевича Шигалея да боярина своего князя Юрия Михайловича Булгакова князь великий отпустил из Москвы, а с ним послал своего двора многих людей. А велел царевичу и князю Юрию стоять на Пахре». Это войско не только непосредственно прикрывало столицу, но и могло быстро прийти на помощь полкам, оборонявшим «берег», в момент, когда окончательно определилось бы направление удара главных сил крымского хана.
Еще одним районом сосредоточения полков был город Владимир. Видимо, правительство опасалось одновременного удара со стороны Казанского ханства, как во время нашествия Мухаммед-Гирея в 1521 г. Великий князь велел «стоять во Владимире» воеводе князю Ивану Васильевичу Шуйскому «с товарищами», а затем «в Мещеру послал к царю Шигалею, чтобы с князьями и с мурзами, и со всеми людьми пошел в Владимир же, а с Костромы воеводе своему Федору Ивановичу Шуйскому с товарищами велел идти к Владимиру со всеми людьми»[201]. Сосредоточение полков закончилось. Теперь оставалось ждать, куда направит свой удар Сагиб-Гирей.
Наконец, «приехал к великому князю с поля станичник Алексей Кутузов, сказал великому князю, что видел на сей стороне Дона на Сновах многих людей, шли весь день полки, а конца им не дождался. И с тою вестью послал князь великий на берег к князю Дмитрию Федоровичу Бельскому с товарищами, а велел разослать воеводам на Рязань и на Угру, и в Серпухов, и по всей украине, чтобы тотчас к нему собирались». Началось новое передвижение русских полков. Воеводы сходились к наиболее опасному участку «берега», у Коломны и «против Ростиславля». Для прикрытия флангов воеводы остались в Туле, в Калуге и «на Рязани за городом»[202]. Эту перегруппировку удалось завершить до прихода татар к Оке. К тому же враги были задержаны на передней линии обороны, у крепости Зарайска.
28 июля «пришел царь к городу Осетру (Зарайск. — В. К.), и татары многие к городу приступали». Зарайск оборонял «воевода городской Назар Глебов с горожанами». Защитники города «на посадах с татарами бились, и многих татар побили, а девять татаринов живых поймали и к великому князю послали»[203]. Взять Зарайск хану Сагиб-Гирею не удалось. Он лишь выжег посады и двинулся дальше — к Оке.
Только тогда, наконец, были двинуты к «берегу» резервы русского войска, дожидавшиеся своего часа в лагере на реке Пахре. Великий князь «царевичу и князю Юрию Булгакову с Пахры велел идти на берег и с воеводами соединиться». Вместо ушедших на реке Пахре встали новые полки: великий князь «от себя отпустил на Пахру воеводу своего князя Василия Михайловича Щенятева да конюшего своего Ивана Ивановича Челяднина, а с ними двора своего многих людей, а велел им стоять на Пахре». Москва на всякий случай приготовилась к обороне. Великий князь «призвал к себе приказчиков городовых и велел запасы городские запасать, пушки и пищали по местам ставить, и по воротам, и по стрельницам и по стенам людей расписать, а у посада по улицам надолбы делать. Люди же городские с великим хотеньем начали прилежно делать».
Крымский хан Сагиб-Гирей подошел к реке Оке ранним утром 30 июля («на третьем часу дня», т. о. примерно в 6 часов утра по современному счету времени). Сам хан «стал на горе на высоком месте», татары вышли на берег Оки и «хотели лезти через реку». Но на «перелазе» татар встретили русские полки. «Наперед пришли на берег передовым полком князь Иван Иванович Туронтай-Пронский да князь Василий Охлябинин, и начали с татарами стреляться. Татары же, увидев передовой полк, решили, что все люди пришли, многими людьми в реку побрели, а на тары начали садиться, а передовой полк начали стрелять многими стрелами, и полетели, стрелы, как дождь. Царь же повелел из пушек бить и из пищалей стрелять, а велел отбивать людей от берега». Так описывал летописец начало сражения на берегу Оки.
Передовой полк выдержал первый удар татарского войска. К месту боя спешили подкрепления. Подоспевшие воеводы «начали ставить полки и людей устанавливать». Летописец отметил, что и тогда «люди великого князя еще не все пришли на берег против царя, с Угры воеводы князь Роман Иванович Одоевский да Иван Петрович с многими людьми еще не пришли на берег». Больше того, и из прибывших полков в бою приняли участие лишь «немногие люди». Но и этих сил оказалось достаточно, чтобы сдержать татар — их «отбили от берега». Решающую роль сыграла многочисленная артиллерия, привезенная воеводами на берег Оки. Турецкие пушкари проиграли «огненную дуэль» русским артиллеристам. Когда «татары многие в реку влезли и хотели лезть за реку, турки из многих пушек и из пищалей начали стрелять в людей великого князя. И воеводы великого князя повелели из многих пушек и из пищалей стрелять, и многих татар нобили царевых добрых, и у турок многие пушки разбили».