— Обрывки низших духов⁈ — пораженно воскликнул я. — Да еще ургальских? Вы полны сюрпризов, граф!
Владислав самодовольно усмехнулся.
— Я нашел их очень давно, в тайном дедовском бункере. Они оказались идеальны для притягивания на себя всякой дряни, барон! И до недавнего времени я понятия не имел, где брать новые, так что опасался их тратить. Но после того, как, благодаря вам, я узнал о Ядрах, и разглядел их поближе в недавнем бою, я понял, что это просто…
— Слепки с души. — договорил я. — Так называемые Ядра это низшие души, искусственно созданные Господами стихийных миров для служения себе. А пыль в вашей банке — раздробленные Ядра. Если справитесь и спасете Юлию — в будущем на практике покажу вам, как стабилизировать низшие Ядра для их обработки. Без стабилизации они очень быстро распадаются.
— Договорились! — показал поднятый вверх большой палец граф. А затем потребовал снять с девушки кокон.
Ничего не произошло.
— Сними кокон. — повторил я слова старика. И пелена с тела Юли тут же спала.
Меньшиков молча перевернул банку — духи, не связанные земным притяжением, всегда стремятся вверх. Так что открывать емкости с ними необходимо горлышком вниз. Что он и сделал. А затем мрачной тенью навис над Горской — и вдавил открытую банку ей в грудь, крепко прижимая девушку к земле.
Сил у старика оказалось больше, чем казалось со стороны!
Я все-таки оказался не совсем прав. Хоть старый граф и творил ритуал — но лишь на самом примитивном уровне, просто соединив сложные и тонкие манипуляции с маной и использование неких вспомогательных магических предметов.
По сути, ритуал того же уровня, что сегодня провела сама Горская, тонкими манипуляциями прогоняя свою и мою ману по отмеченным мной коридорам, и преобразуя таким образом Камнесталь.
Что ж. Значит, ритуал старика годится только для тех, кто хорошо освоил управление Смертью. Я неплохо в этом деле понимаю, кое-что даже могу, но уж всяко не снимать Истинные Проклятия.
А вот Меньшиков явно справлялся! Тело Юли дергалось, она хватала графа трясущимися руками, пыталась оттолкнуть от себя, выбраться из-под его железной хватки, даже разодрать себе горло. Так работает защитный механизм многих проклятий — когда оно начинает слабеть, жертва из последних сил пытается помешать этому, или убить себя.
— А не дурак это соорудил!.. — напряженно прохрипел Владислав. На его желтоватой коже выступили капли темно-серого пота, глаза вылезли из орбит. — Ох не дурак!
Надеюсь, маны у старика хватит — он не юная красотка с выдающейся… кхм, филейной частью, чтоб еще и его обнимать. Глянул на него астральным зрением — нет, этому хватит маны хоть целую армию уложить. Кресло-артефакт аж распирает — такая прорва энергии в нем запасена. Надо будет по возможности тоже соорудить себе такой переносной источник маны. Раз уж Искру Пустоты пришлось использовать для других целей.
Григорий продолжал напряженно следить за действиями графа, то и дело водя туда-сюда черным стволом. Но, судя по столь быстрому плетению сразу нескольких заклятий — прыжка, щита, использованию скрытого подпространства, откуда он, думаю, и достал ствол — он и сам был опытным чародеем. И видел, что Меньшиков правда помогает, а не пытается расправиться с несчастной баронессой.
— Думаю, все закончится хорошо! — напряженно произнес граф. — Но для какой-то особенно тонкой работы времени у меня нет. Так что, скорей всего, из памяти юной леди исчезнет почти все, что провоцировало проклятие.
— То есть вся информация об организации! — яростно выкрикнул Григорий. — Если ты делаешь это специально, старик, лучше б тебе прекратить!
Свол гришиного оружия перестал вертреться из стороны в сторону и нацелился прямо в лысую голову старика, больше напоминающую обтянутый кожей череп.
Тот даже бровью не повел.
— Барон. — подчеркнуто вежливо обратился он ко мне. — Не могли бы вы убрать из операционной вашего сторожевого пса? Фрагменты воспоминаний леди просто перенесутся на обрывки душ вместе с привязанным к ним проклятием. Как только я закончу, сразу передам это все вам — а уж вы можете хоть отдать банку императорским ищейкам, хоть оставить себе. Только разбивать не советую.
Я кивнул. Посмотрел прямо на Гришу. Моего взгляда и слов Меньшикова ему хватило, чтоб опустить оружие и отлететь на десяток метров назад. Но глаз с происходящего особист не спускал.
Как, впрочем, вообще все присутствующие.
— Гриша, займись лучше охраной территории. — холодно сказал я. — Мало ли, вдруг тот, кто наложил проклятие, имеет способ узнать о его активации или снятии.
— Вот, пусть псы Лопатина занимаются тем, чем и должны — сторожат хозяйские дома. — удовлетворенно пробормотал Меньшиков, когда виновато опустивший глаза Гриша совсем удалился.
Граф уже был явно близок к окончанию ритуала. Банка с обрывками душ в астральном спектре выглядела совсем уж непроглядно черной. Оскверненные души начали активней пытаться друг друга пожрать. Впрочем, являясь сущностями одного порядка, сделать это они не могли, так что перекочевавшие в банку воспоминания будут в безопасности.
Горская, почти перестав хрипеть и вырываться, сломанной куклой лежала на теплом черном камне. Тело ее мелко подрагивало, но с лица уже почти ушла гримаса боли. Губы расслабились и вновь порозовели.
Почти весь разложенный вокруг девушки электрум расплавился и смазался в грязно-золотистые кляксы. Царский жемчуг — как я успел понять, служивший стабилизирующими узлами для текущей через пыль электрума ману — почти весь полопался, осыпавшись сверкающим крошевом.
— Зря вы так о Грише. — миролюбиво сказал я. — Это все-таки сын самого Лопатина. Отправить наследника по собственным стопам, позволить ему рисковать собой — это достойно отца. Разве нет?
Старый граф лишь скорчил презрительную гримасу и дернул головой. Но затем, с минуту помявшись, все-таки решил ответить.
— Я не соглашусь с вами, барон. Не знаю уж, были ли у вас дети… раньше. А у меня были и есть. И я бы с радостью сказал лишь, что они есть. Но нет — некоторые из них были.
При этом он так красноречиво на меня посмотрел, что я, наверное, должен был испытать какие-нибудь муки совести, или вроде того. Но увы — меня это ничуть не тронуло. Я не сделал сынку Меньшикова ничего плохого. Он пытался меня подставить, фактически ограбить, пока меня не было, натравить своих амбалов. Он приказал убивать и разорять моих подданных, а в итоге и сам на меня бросился, как охамевшая псина.
И встретил подобающую псине собачью смерть.
— Что вы на меня так трогательно смотрите? — нарочито безразлично спросил я у графа. — Давайте вот сейчас вы не начнете пороть чушь о слезинке ребенка, о важности каждой жизни и о том, какой вы любящий папочка. Я все еще прекрасно помню наш с вами самый первый разговор.
Старик усмехнулся. Лицо его исказила кривая саркастическая ухмылка. Отвернувшись и вновь сосредоточившись на ритуале, он ответил:
— Конечно нет. Олег был самонадеянным кретином, в основном лишь вредившим остальной семье. Конечно, по-отечески я всячески помогал ему в его делах — но ведь и учил его! Увы, учиться он никогда не любил. И получил по заслугам, избавив наш род от потенциальных проблем.
— Ну, а к чему вы тогда всё это говорите?
В том, что для старика даже у порога смерти превыше всего стоит выгода и будущее рода Меньшиковых, я не сомневаюсь ни капли. Может быть, понимает он это будущее весьма специфично — ввиду ли избравшей его Стихии, или ввиду свойственной старикам осторожности. Не знаю. Но понимание им родовой выгоды явно противоречит сентиментальным словам о детишках.
Впрочем, граф сам поспешил объяснить мне это противоречие.
— Я это все к тому, барон, что каждый должен находиться на своем месте. Обратите внимание — на своем, а не на твоем. Вот как вы думаете, зачем люди вообще живут родами? При том, чем люди богаче и успешней, тем больше их семья, тем крепче родовые связи. Чернь-то давно уж ютится в квартирках семьями типа «папа, мама, я». А мы все держимся за самых дальних родичей.
Я усмехнулся, глядя на завершающего ритуал графа. Ответ ведь лежит на поверхности.
— Затем, что чем больше у тебя в собственности и во власти вещей, людей, земли, тем больше тебе нужно тех, кто будет всем этим грамотно и, главное, ответственно управлять. Чтоб человек владел чем-то ответственно, нужно как-то связать его с собой. Крепко и очевидно. А что может быть очевидней кровной связи? Она дана нам с рождения, в ней нельзя усомниться… Только вот ее крепость вызывает у меня сомнения.
— Не только у вас! — негромко рассмеялся граф, убирая банку с груди Юлии и закручивая крышку. Теперь баронесса лежала спокойно, дышала глубоко и полной грудью, а на лицо возвращался здоровый румянец. — Так, леди пока поспит, мозгу нужно время — залатать дыры в памяти, не разбираюсь, как это работает на микроуровне, да и неважно. А что до связи… вот в том-то и дело, барон. Кровное родство очевидно и несомненно для любого… ну, если это законорожденный ребенок, но мы, конечно, сейчас говорим о них. Но что мешает такому ребенку сказать: «да, я сын своего отца, это несомненно… но мне плевать!»? А затем прирезать нерадивого папашу и взять дела в свои руки?
Я молчал. Только было вернувшееся настроение вновь начало портиться. Ненароком граф задел, пожалуй, самую тонкую из струн моей души. А ведь я бы не сказал, что моя душа — какой-то сложный музыкальный инструмент.
А спустя тысячи лет единственное, что я не мог не только простить — не простил я вообще ничего! — но и принять, это предательство сына. Хилини предала меня — боги, да жены высшего общества предают и травят мужей чуть не чаще, чем изменяют им с молодыми красавцами-стражниками! Такова жизнь при любом дворе. Здесь я, быть может, даже польщен тем, что она не предавала меня целых восемьдесят лет.
Стражи Трона и чародейская гильдия? Ха! Да только при моем правлении те и другие пытались свергнуть меня… ох, сколько раз? Кажется, два раза первые, четыре — вторые, и еще четыре — первые и втор