На страже тишины и спокойствия: из истории внутренних войск России (1811 – 1917 гг.) — страница 2 из 52

Несомненный интерес представляет анализ использования вооруженных сил при таких коллизиях в прошлом. При этом важно исследовать вопрос о роли и месте внутренней и конвойной стражи в военно-охранительной системе России в рассматриваемый период, раскрыть ее содержание и сущность.

Организация внутренней стражи накануне Отечественной войны 1812 года выражала потребность в укреплении безопасности государства, диктуемую внешними и внутренними обстоятельствами (угроза иностранного нашествия, потенциальная опасность крестьянских волнений, необходимость реорганизации местных формирований, упорядочения рекрутского набора, решения проблемы этапирования арестантов, лучшей постановки караульной и конвойной службы и др.). Важное значение приобретало сосредоточение военизированных местных формирований в военном ведомстве, придание им статуса составной части вооруженных сил, слияние их с гарнизонными батальонами.

Привлечение для внутренней службы военных инвалидов позволяло оздоровить и омолодить армию и, одновременно, было актом милосердия и благотворительности в отношении ветеранов. Организация внутренней стражи с ее военно-полицейскими функциями, создание наряду с нею корпуса жандармов, привлечение для решения задач по обеспечению внутренней безопасности армии, наличие в стране подчиненной гражданским властям полиции – все это свидетельствует о существовании сложившейся в XIX в. в России государственной военно-охранительной системы. Вводя в научный оборот это понятие, автор рассматривает его как конгломерат, совокупность сил, употребляемых государством в целях охраны порядка, обеспечения внутренней безопасности и для защиты прав и законных интересов своих граждан.

В повседневной жизни каждая из составляющих эту систему структур занята исполнением своих задач в пределах предоставляемых ей прав и полномочий. Последние могут быть значительно расширены, когда сложившиеся обстоятельства требуют концентрации усилий и взаимодействия при проведении охранительных мероприятий, ликвидации беспорядков, подавлении восстаний, мятежей и иных форм вооруженного сопротивления, а также во время стихийных бедствий (спасение людей и материальных ценностей), в условиях военного или чрезвычайного положения. Такая формула, по нашему мнению, предпочтительнее термина «полицейское государство», которым оперируют некоторые историки при характеристике политического режима России XIX в.

Тема исследования многогранна, она имеет военно-исторический и юридический аспекты. Внутренняя стража, созданная в 1811 г., именовавшаяся с 1816 г. Отдельным корпусом внутренней стражи и просуществовавшая под этим названием до 1864 г., входила в состав Военного министерства, являясь военной организацией, наделенной полицейскими функциями.

Весьма интересным было параллельное сосуществование Отдельного корпуса внутренней стражи (ОКВС) и корпуса жандармов. На базе полицейских драгунских команд создается институт жандармов внутренней стражи. Жандармские дивизионы и команды с 1817 по 1836 гг. формально входили в состав ОКВС. После упразднения последнего исполнявшиеся им задачи были возложены на местные войска.

Во внутренней страже, а затем и в составе местных войск состояли команды, занимавшиеся охраной и сопровождением арестантов. В 1886 г. они были выделены в организованную конвойную стражу. Эти формирования относились к военному ведомству, но по службе выполняли приказы и директивы Главного тюремного управления, входившего в состав Министерства внутренних дел, а затем (с 1895 г.) Министерства юстиции.

Февральская революция упразднила жандармерию, реорганизовала полицию в народную милицию, а конвойную стражу оставила без изменений. После Октябрьской революции конвойные команды, претерпев некоторую реорганизацию, составили конвойную стражу республики, перейдя на обслуживание новой власти.

Таким образом, на протяжении XIX и начала XX вв. шел непрерывный процесс формирования и развития военно-охранительной системы России и, в частности, ее составных частей – внутренней и конвойной стражи. Свидетельством непрерывности этого процесса служит тот факт, что в 1911 г. официально отмечалось столетие местных войск и конвойной стражи, т. е. местные войска и конвойные команды признаны преемниками внутренней стражи. Ликвидация последней в период великих реформ не означала отказа от военно-охранительной деятельности внутри империи, а представляла собой определенный, вызванный рядом причин (о них будет сказано ниже) этап в строительстве местных формирований, предназначенных для внутренней и конвойной службы.

Указанные обстоятельства и соображения обосновывают хронологические рамки монографии (1811 – 1917 гг.).

Историографический обзор и анализ источников

Научных работ, специально посвященных истории внутренней и конвойной стражи, в отечественной исторической науке нет. До сих пор эта проблема не стала самостоятельным объектом исследования, она выпала из поля зрения военных историков. Достаточно сказать, что в Советской военной энциклопедии нет даже словарной статьи о внутренней или конвойной страже, чего не скажешь о дореволюционных энциклопедических изданиях.

Как видно из рассматриваемого ниже краткого историографического обзора к теме исследования, в дореволюционной научно-исторической, мемуарной литературе, периодических изданиях можно найти сведения, прямо или косвенно относящиеся к данной теме. Исследователей вообще интересовала проблема полицейской деятельности. Именно она лежит в основе военного аспекта исследуемой проблемы.

В упомянутом выше «Историческом очерке образования и развития полицейских учреждений в России» авторы (С. Белецкий – директор Департамента полиции и Л. Руткевич – чиновник особых поручений) рассматривают полицейскую деятельность в разные периоды российской истории, которые они определяют и трактуют по-своему. В «Удельно-вечевой период» охрана от преступных посягательств, считают они, «лежала на каждой отдельной личности», и только при исключительных обстоятельствах (массовые волнения, бедствия) государство принимало на себя водворение порядка и спасение населения. В Древней Руси наряду с представителями княжеской власти (посадниками) существовали органы местного самоуправления (пригородное и волостное вече, выборные старосты, сотские, десятские и просто «добрые люди»), на которые возлагались обязанности благочиния и благоустройства. В «Московский период» уже действует система органов управления, получивших название приказов. Среди них появляется Приказ разбойный (упоминается с 1538 г.), который ведал делами о «ведомых лихих людях», т.е. уголовно-полицейскими делами и судебно-тюремной системой. Авторы приводят в качестве примера слежения за порядком во времена Ивана III указание великого князя о недопущении пьянства, драк и сквернословия в Москве, его строгое наставление, «чтобы православные христиане, от мала и до велика, именем Божием во лжу не клялись и на криве креста не целовали, и иными подобными клятвами не клялись, и матерны бы не лаялись, и отцом и матерью скверными речами друг друга не упрекали, и всякими б подобными речами скверными друг друга не укоряли, и бород бы не брили и не обсекали, и усов бы не подстригали, и к волхвам бы и к чародеям и к звездочетцам волховати не ходили...»3.

В известной мере, полицейской деятельностью занимались и первые вооруженные формирования – пищальники, позднее стрельцы, жильцы4.

Крупные изменения произошли в царствование Ивана IV (реформы 50-х гг. XVI в.). Конечно, самым драматичным, труднообъяснимым, противоречивым явлением той эпохи остается опричнина. Государство было поделено на две части: земщину (государственные территории) и опричнину (от слова «оприч», т. е. особо) – выделенные владения, принадлежащие государю. Доходы от последней шли в «особную», опричную, казну. Вместо выведенных из опричнины крупных землевладельцев (вотчинников) там разместились «опричные служилые люди», которые вошли в пресловутый корпус опричников. Последние давали присягу не иметь общения с земщиной и в знак своего звания и верности государю носили, притороченную к седлу, голову собаки – символ готовности грызть государевых изменников, а на колчане – кисть, символизирующую метлу, которой они обязывались выметать измену5.

В исторической науке по-разному оценивалось это явление. Часто это зависело от политической конъюнктуры, господствовавшей в данный момент в стране. В процитированном источнике советского периода дана такая оценка: «Опричнина имела целью окончательно ликвидировать пережитки феодальной раздробленности. В своей антибоярской политике Иван IV опирался на среднее и мелкое дворянство, которое составляло главную массу опричников»6. В ряде работ опричнина оправдывалась.

Российские историки Н.М. Карамзин, В.О. Ключевский негативно отозвались об опричнине, не видя в ней здравого смысла. В.О. Ключевский назвал опричников палачами своей земли. Такого же мнения придерживался С.Б. Веселовский. Другой видный историк С.Ф. Платонов, напротив, придавал этому явлению большое политическое и социально-экономическое значение.

Коллективный труд «История России», подготовленный группой авторов Российской экономической академии им. Г.В. Плеханова (М., 1993) считает опричнину неким полумонашеским, полурыцарским орденом, существовавшим «на щедрых земельных и денежных пожалованиях государя и на беспрекословном повиновении его воле», являясь «мощной военно-карательной организацией» (с. 55).

На полицейский характер опричного войска обращает внимание Р.Г. Скрынников, специализировавшийся на эпохе Ивана Грозного. «Лишившись поддержки значительной части правящего боярства и церковного руководства, – пишет историк, – царь не мог управлять страной обычными методами. Но он никогда не сумел бы расправиться с могущественной аристократической оппозицией без содействия дворянства. Приобрести поддержку дворян можно было двумя путями. Первый из них состоял врасширении сословных прав и привилегий дворянства, осуществлении дворянских реформ. Но правительство Грозного избрало другой путь. Отказавшись от ориентации на дворянское сословие в целом, оно решило создать особый полицейский корпус специальной дворянской охраны. Корпус комплектовался из относительно небольшого чис