В 2008 г., еще находясь в больнице, мы регулярно общались по телефону. Он всегда довольно бодро заявлял, что чувствует себя неплохо и в новом учебном году вернется на работу. И действительно, Александр Васильевич без опоздания приступил к занятиям. Я же на факультет смог приезжать лишь в конце ноября и то только на заседания Ученого Совета в день, когда у Саши занятий не было, и, к величайшему сожалению, нам встретиться больше так и не удалось.
НАШ ПЕРВЫЙ, НЕЗАБЫВАЕМЫЙ
Более шестидесяти лет я читал лекции по истории отечественной журналистики на родном факультете. И всякий раз, когда рассказывал студентам о прессе в годы первых пятилеток, с неизменным волнением вспоминал очерк «Огненный тракторист», напечатанный в «Комсомольской правде» в 1929 г. Это очерк о трактористе Петре Дьякове. В книге «Воспоминания» Л.И. Брежнев пишет: «Однажды прочитали в газетах, что в соседней Тюменской области кулаки совершили гнусное преступление – одно из первых прогремевших тогда, в период массовой коллективизации, на всю страну. Ночью они подкараулили тракториста Петра Дьякова, спавшего в кабине, облили керосином и подожгли. Мы тяжело переживали страшную смерть неизвестного нам, но сразу ставшего родным соратника и товарища…» Так считали все до тех пор, пока в «Комсомольской правде» спустя тридцать лет не появился очерк под тем же названием «Огненный тракторист».
Радость была двойной: оказалось, жив человек из легенды и песен о нем, к тому же под очерком стояла фамилия моего сокурсника – Алексея Аджубея. Нельзя не отметить, что Петр Дьяков – участник Великой Отечественной войны, награжден многими правительственными наградами и воевал в составе 39-й армии, в которой был всю войну и я.
Сколько раз приходилось испытывать чувство искренней радости и гордости за наш курс, когда в «Правде» появлялись корреспонденции из Берлина и Вены Мая Подключникова, телерепортажи из Будапешта Олега Власова, выступления в «Известиях», «Литературной газете», «Учительской газете», «Пионерской правде» и других центральных изданиях Елены Ивановой, Риммы Озерской, Клавы Бруновой, Игоря Тарабрина, Гены Дайгородова, Гоги Гогоберидзе, Володи Сурмило и многих других однокурсников.
Занятие проводит руководитель отделения журналистики
филологического факультета Тимофей Иванович Антропов.
За столом (слева направо) Т.И. Антропов, P.P. Мирлусова
(Озерская), В.И. Морозова, А.Н. Захаров, СИ. Стыкалин,
И.В. Кузнецов. Во втором ряду (слева направо) А.И. Аджубей,
И.И. Демин, В.П. Петушков, М.В. Дубровская, В.В. Ученова,
Е.В. Иванова, И.А. Тарабрин
Немало книг выпущено нашими выпускниками, в том числе по истории и теории журналистики. У одной Виктории Ученовой их не перечесть.
В журналистскую науку существенный вклад внес СИ. Стыкалин, один из самых видных исследователей советской сатиры. Лишь преждевременная кончина помешала ему защитить уже завершенную докторскую диссертацию по истории советской сатирической журналистики. Стали наши выпускники заметными учеными и в других областях науки. С неизменным успехом в Центральном доме журналиста читал лекции по философии наш однокурсник доктор философских наук, профессор Йово Элез.
Но самое главное – все наши сокурсники стали настоящими журналистами. Неугомонными, пытливыми, умеющими быстро схватить и подать тему так, как писал в свое время в корреспондентской застольной Константин Симонов. Недаром мы часто распевали ее в студенческие годы.
Жив ты или помер —
главное, чтоб в номер
Материал успел ты передать.
И чтоб, между прочим,
Был фитиль всем прочим,
А на остальное – наплевать!
Хотя, признаться, нам «не наплевать» и на остальное. Каждый из нас отдавал все свои силы любимой профессии. Таким был Володя Парамонов, заместитель главного редактора еженедельника «За рубежом», такой являлась Рада Хрущева – заместитель главного редактора одного из самых популярных советских журналов «Наука и жизнь», такими старались быть все.
Прошли десятилетия, а наш первый незабываемый ничуть не меркнет в памяти. Вспоминаю, как перебирая старые бумаги, рассматривал фотографии… И захотелось просто так позвонить кому-нибудь из моих однокурсников. Набрал номер телефона нашей старосты Клавы Бруновой. «Неужели ты звонишь просто так?» – искренне удивилась она. А потом была так рада, с таким восторгом мы с ней вспоминали всех и все, что, уверен, если бы кто-нибудь захотел дозвониться к нам в тот вечер, – все его усилия оказались бы тщетными. О чем только мы ни вспоминали, чего только друг другу ни пожелали! И понял я, как все-таки редко мы встречались и тем обедняли себя, безвозвратно упуская радость общения с настоящими друзьями. Ведь многих уже никогда не встретишь…
Признаюсь, я люблю иногда приезжать на Стромынку, чтобы хоть в воспоминаниях побыть в кругу своих сокурсников Вани Хуртина, Вани Демина, Миши Иванова, Сережи Стыкалина, Володи Парамонова, Вити Ригина, Толи Володина, Саши Щербакова, Володи Дворжака Володи Петушкова, чтобы вернуться туда, где прошла наша незабываемая университетская молодость.
История факультета журналистики Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова (М.: Гуманитарный центр «Монолит», 2007. С. 215–217).
ДОУНИВЕРСИТЕТСКОЕ ЖУРНАЛИСТСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ: ПЕРВЫЕ «ШКОЛЫ ЖУРНАЛИЗМА»
Уже в самом начале XX века одним из самых насущных становится вопрос о подготовке журналистских кадров в специальных учебных заведениях. В феврале 1905 г. в Москве профессором Λ.Ε. Владимировым, по примеру зарубежных учебных заведений, были организованы первые курсы для обучения журналистов. Однако их деятельность прекратилась в связи с революционными событиями осени 1905 г.
После Октябрьской революции при создании советской печати эта проблема обретает особенно острый характер. В марте 1919 г. в тяжелейших условиях Гражданской войны, на VIII съезде РКП (б) было отмечено, что этот период «…в высшей степени вредно отразился на состоянии нашей партийной и советской печати»[3]. В декабре 1921 г. в постановлении партии «Об усилении местной периодической печати» было акцентировано внимание на том, что «…с течением времени партийно-советская печать не улучшилась, а ухудшилась»[4]. Состоявшийся в марте 1922 г. XI партийный съезд констатировал, что «…партийно-советская печать находится в состоянии тягчайшего кризиса»[5].
Причинами столь тяжелого положения печати в эти годы невероятной разрухи стали и острая нехватка бумаги, и изношенность полиграфической базы, но самая главная из них – острейший недостаток газетных кадров. Старые газетные сотрудники, занявшие враждебную позицию к новой власти, считали для себя «позором» работать в советской печати. Ревниво сохраняя буржуазное целомудрие, читаем в многочисленных воспоминаниях, журналисты заполняли «хлебные» советские учреждения. Их можно было встретить в Центро-жире, Главтабаке, Главтекстиле, но не в газете. Только небольшая группа старых журналистов, остававшаяся верной своей профессии, заняла в редакциях советских газет чисто «технические» должности.
Партийный литератор стал редким явлением, особенно в провинциальных газетах. Число газет росло, а журналистские кадры не пополнялись. В особенно катастрофическом положении оказались уездные газеты и национальная печать. «Однолошадное хозяйство» – этот термин был применим ко многим уездным газетам, в которых всю работу, начиная со сбора материалов до выпуска и распространения тиража, за неимением штатных сотрудников выполнял один редактор. При таком положении с кадрами, вспоминает один из самых известных советских публицистов А. Зорич, были рады любому, умевшему хотя бы грамотно писать.
Аналогичная картина была и в национальных изданиях. Обследование газет автономных республик и областей, проведенное подотделом ЦК РКП (б) в середине 1922 г., показало, что многие из них «слабы во всех отношениях», а некоторые находятся «на грани умирания». Тираж отдельных газет не превышал 1000 экземпляров, а выходившая в Удмуртии на вотском языке газета выпускалась в количестве 170 экземпляров. Слабы были в республиках газеты и на русском языке[6].
Острый недостаток журналистов ощущался в губернской и даже в центральной печати. В смоленской губернской газете «Рабочий путь» было всего пять журналистов, считая редактора. Необходимы были самые срочные меры по подготовке журналистских кадров.
Первые попытки по созданию школ и курсов журналистов были предприняты в 1918 г. В марте этого года в Петрограде на благотворительных началах функционировала воскресная школа журнализма, в которой выступали писатели А.И. Куприн, А.В. Амфитеатров, AT. Аверченко. Весной 1919 г. пролетарские «школы журнализма» создавались в Москве и Петрограде по инициативе активистов Пролеткульта. Однако они просуществовали недолго и существенного влияния на подготовку журналистов не оказали.
Только в 1919 г. после VIII партийного съезда, который указал на необходимость незамедлительного укомплектования редакций профессиональными работниками, была создана Школа журналистов при Российском телеграфном агентстве (РОСТА). Ее создание 15 октября 1919 г. и явилось началом журналистского образования в СССР.
Первыми учителями Школы были журналисты-практики Кельман Линев – работник – инструкторского одела РОСТА, Михаил Грандов – сотрудник газеты «Беднота». Его лекции особенно нравились студентам, так как «изобиловали жизненными примерами из жизни газеты «Беднота» и практическими выводами»[7]