Под палящим солнцем задремали.
Бьется Желтое море о скалы седые
И шумит, и бушует весь день.
И припомнились сердцу картины иные:
Голубые дымки деревень.
И леса, и покосные травы густые,
И брусничный задумчивый бор,
И дрожащие лилии, словно живые,
На искрящейся ряби озер.
Так и хочется к ним дотянуться рукою,
Да никак не сумею достать…
Море катит упрямо волну за волною
И шумит, и бушует опять.
Пролетела зима незаметно для всех,
Побурели морские долины.
Тротуары хрустят шелухою орех,
Многолюдны опять магазины.
Теплый ветер над сопками кружит легко,
Согревая и радуя душу,
И над морем несет далеко, далеко
Нашу русскую песню «Катюшу».
Спустилась ночь. Луна в залив глядится,
Как в юности над озером родным,
Но здесь дальневосточная граница
И до утра в дозоре мы стоим.
Хоть тишина и песня стороною
Никак не умолкает весела,
Мы помним все, что ночь перед войною
Такая же вот тихая была.
И потому, лишь сумерки объемлют
Морскую гладь, по берегу всему,
Наверно, меньше звезд глядит на землю.
Чем зорких глаз дозоров в полутьму,
В густом тумане чуть видна Луна,
По склонам сопок затерялись зданья,
И где-то из раскрытого окна
Привольно льется песня «Провожанье».
Китайцы мимо, семеня, идут,
Им непонятно, что это такое,
А я сердечно рад ей, словно тут
За сопками село мое родное,
А песня нарастает все сильней
Над городом, над бухтой, надо мною,
Как будто это девушки с полей
Идут домой веселою толпою,
Но вот замолкла песня, В тишине
О берег волны плещутся сурово.
О, как хотелось в этот вечер мне,
Чтоб завели пластинку эту снова!
Хоть весна, даль небес ясна,
В Порт-Артуре весна очень странная:
Не такая, признаться, она,
Как у нас на Руси желанная.
Ни разлива речного вокруг,
Ни ручья по-весеннему бурного,
Не найдешь, хоть обшарь весь луг,
Здесь подснежника нежно-лазурного.
Только моря прибой вдали
Плещет волнами еле слышными,
Да в садах еще голых долин
Кипарисы шепчутся с вишнями
С радостью пишу я эти строки
В край ветлужских солнечных полян.
Как я от тебя сейчас далеко,
Дальше только Тихий океан.
До меня теперь и поезд скорый
Даже за неделю не домчит.
В Порт-Артуре я, в краю, который
Подвигом «Варяга» знаменит.
Я горжусь солдатскою судьбою,
Но теперь, когда окончен бой,
Все сильнее хочется, не скрою,
Хоть на час бы встретиться с тобой.
Может быть, не сразу бы узнала:
Я теперь уже не школьник-сын,
Для меня обычным делом стало
Каждый понедельник брить усы.
Впрочем, это все уже не ново,
И смешного нет нисколько тут,
Что меня не просто Кузнецовым
А Иван Васильичем зовут,
Хоть в разлуке мы четыре года,
А как будто не видались век.
Кажется, всю жизнь провел в походах
Я от прусских до маньчжурских рек.
Но об этом потолкуем вволю
Как-нибудь за праздничным столом,
А пока мне напиши о школе
И хотя б немного обо всем.
Обо всем, что там в родной округе,
Кто вернулся из друзей домой.
Не печалься, скоро на Ветлуге
Встретимся теперь и мы с тобой.
СТРАНИЧКА ИЗ СТУДЕНЧЕСКОЙ ТЕТРАДИ
Из-за седых хребтов Байкала,
Где дышит вечностью тайга,
Где на крутых гранитных скалах
Все лето искрятся снега.
И далеко из Заполярья,
Где редки в тундре города,
Со всех окраин Полушария
Мы собрались, друзья, сюда.
Но, где бы не были вначале,
Пошли дорогою одной,
Когда впервые повстречались
Среди Москвы на Моховой.
Промчатся дни сплошным потоком,
Последний сдав экзамен в срок,
Мы все разъедемся далеко
На юг, на север, на восток.
И возле волжского причала,
Иль в городке донских степей
Не раз припомним все сначала:
Москву, Стромынку и друзей.
Метель асфальт запорошила,
И снег кружится в вышине
Над площадью, где Ворошилов
Встречал парады на коне.
И я шагаю к башне Спасской,
Курантам радостно внемля,
За Мавзолеем, словно в сказке,
Застыли ели у Кремля.
Так вот он, вот он, город древний,
Манивший нас к себе давно,
И на который мы в деревне
Смотрели с гордостью в кино.
У памятника Ломоносову
И утром, и в полночный час,
Хоть дождь, хоть вьюга над Москвою,
Встречает непременно нас
Он с непокрытой головою.
И постоять с ним каждый рад,
И мысль к далеким дням стремится…
Когда-то много лет назад
И он пришел в Москву учиться.
Что видел он сквозь даль веков,
Мечтою дерзкою согретый,
Когда с обозом мужиков
Шагал в метель полураздетый?
Еще в мечтах, не наяву,
Еще живой, не с пьедестала
Быть может, видел он Москву,
Какой она сегодня стала.
Хорошо со студенческой песней
Побродить по столице весной,
По Охотному ряду, по Пресне,
По Стромынке и по Моховой.
По Арбату пройтись, по Неглинной,
И с друзьями своими опять
Возле башен кремлевских старинных
О грядущих делах помечтать.
Мы науки не зря изучали:
Ждут нас в каждом селенье страны,
Ждут в Сибири нас, ждут на Урале,
И на волжских мы стройках нужны.
В Каракумах нас ждут, чтобы реки
Там пустыню одели в сады.
Ждут на севере нас, чтоб навеки
Отступили полярные льды.
Пусть в любые края нас назначат,
За любые возьмемся дела,
Чтобы день ото дня все богаче,
Все прекрасней Отчизна была.
ИЗ ПОСЛЕДНЕЙ ТЕТРАДИ
Как я прибыл домой из Мукдена
Даже года еще не прошло,
Но какая кругом перемена:
Не узнаешь родное село,
Как отрадна картина мне эта:
Всюду радует новенький дом.
Снова песни звенят до рассвета
И бушует сирень за плетнем.
Огоньки от соседа к соседу
Освещают приветливо путь.
И луна, как медаль за Победу,
Озаряет небесную грудь.
Ветлуга, милая река,
Течет все так же торопливо.
Два брата, два фронтовика
Сидят, как в детстве, у обрыва.
Все тот же лес в рассветной мгле,
Покосы не обшарить глазом.
Не верится, что много лет
Они здесь не были ни разу.
Их путь к победе вел один,
Хоть и пролег к родному дому
У одного через Берлин,
Через Маньчжурию другому.
И звездочками светят вдаль,
Червонным золотом сверкая,
И за Германию медаль,
И за Японию другая.
Есть Кавказ и Крым, но все же,
Все ж милей в краю родном.
На земле всего дороже
Лес, река и отчий дом.
Не найдешь нигде речистей,
Одноклассников-друзей
И черемухи душистей,
И смородины вкусней.
И воды, что у колодца
Из бадьи я пью и пью…
Сердце радостнее бьется,
Как про отчий край пою.
Пройдет годовщина любая
Бывает, всю ночь до утра я
С погибшими в первой цепи.
И снова горят, не сгорая,
Хлеба в украинской степи.
Давно ли то было, давно ли,
Когда у черниговских хат,
Сжимая гранаты до боли,
Под танки бросался солдат.
Пройдет годовщина любая,
Останусь я в первой цепи.
И будут гореть, не сгорая,
Хлеба в украинской степи.
Остался он живым в сраженьи
За город-крепость Кенигсберг,
Но в тех боях в одно мгновенье
Пред ним весь белый свет померк.
И ходит он чуть-чуть сторонкой
Войны Великой инвалид
И впереди себя тихонько
И скорбно палочкой стучит.
Ах, как апрели пролетели,