Атласов посмотрел на светящийся циферблат часов на щитке приборов: скоро будет заданный командиром квадрат.
Течение нехотя выпустило ПК-5 из своих тугих струй. Движок застучал веселее.
Минуты напряженного ожидания всегда текут медленно. Атласову подумалось, что прошло с полчаса, а минутная стрелка на циферблате передвинулась вперед всего на девять делений.
Перебрав ручки штурвала, Игнат взял немного мористее. Порывистый нордовый ветер стал ударять в левый борт, и катер закачало сильнее. Должно быть, оттого, что старшина отвык ходить на такой малой «посудине», у него засосало под ложечкой.
Хищников не видно и не слышно. А возможно, они сегодня и не появятся… Но что это? Вроде бы стучит чужой мотор…
— Малый, самый малый! — негромко скомандовал Атласов в переговорную трубку.
Нет, ему просто послышалось. Только волна плещет о борт…
— Слева по носу неизвестное судно! — отрывисто выкрикнул с бака Кирьянов, он был впередсмотрящим.
Судно ли? Не туман ли наползает? Атласов до боли в глазах всматривался во мглу… Да, судно!.. Определенно судно!
Поворот штурвала, и одна за другой новые команды:
— Средний вперед!..
— Полный!..
— У пулемета, готовьсь!..
И опять в машину:
— Самый, самый полный! Оборотики!..
Палуба под ногами затряслась — Степун старался выжать из движка все, что мог.
Злая волна с шипением перебросилась через планшир[11].
И тут вдруг движок неожиданно поперхнулся, закашлялся и замер. И сразу стало отчетливо слышно ритмичное постукивание чужого мотора.
«Стосорокасильный «Симомото», — тотчас определил Атласов и нетерпеливо спросил в трубку моториста:
— Что там у вас, заело?..
Переговорная трубка не ответила. Степун высунулся из двери машинного отделения.
— Не проворачивает! Что-то накрутило на винт!..
Катер недвижимо покачивался на волнах, течение и ветер сносили его на юг, к проливу. Силуэт неизвестной шхуны растворился во мгле. Неужели это опять «Хризантема»?
«Счастливо оставаться! Счастливо оставаться! Счастливо оставаться!» — затихая, издевался «Симомото».
— Милешкин, — позвал старшина — приготовиться к спуску за корму!
«Если скоро не управимся — течение утянет в пролив».
— Есть! — Милешкин вырос перед рулевой рубкой.
«Боится, — понял Атласов, — Может, лучше послать Кирьянова?.. Нет, Петр все же поопытнее…»
— Раздевайся, давай все сюда.
Милешкин поспешно скинул брюки, форменку, бескозырку, ботинки, бросил все через окно в рубку.
Оставив вместо себя у штурвала Кирьянова, Атласов обвязал Милешкина под мышками тросом, закрепив другой его конец за буксирный кнехт[12].
— Наверное, на винт намотало сети. Освободить, — сказал Игнат, передавая Милешкину кортик, — Быстренько!..
Петр не хуже старшины понимал, что если течение втянет беспомощный катер в пролив, то стремительные водовороты разобьют его о скалы. Однако, перебросившись за борт, он в страхе прижался к нему: «А вдруг поблизости рыщут акулы?..» Холодная волна окатила по пояс. Петр вздрогнул и уцепился за планшир еще крепче.
— Ныряй, ныряй! Раз-два — и порядок! — подбодрил Атласов.
Он тоже вспомнил сейчас про «морских прожор», как зовут акул на Камчатке. Чаще всего они охотятся за пищей именно ночью и не в одиночку, а целыми стаями. Отец рассказывал Игнату, что однажды огромная полярная акула облюбовала их рыбацкий кунгас и, разгоняясь, несколько раз с чудовищной силой ударяла в днище, стараясь опрокинуть лодку. Игнат и сам видел пойманную на перемет акулу. В желудке у нее нашли остатки двух тюленей, с десяток топориков, щупальца осьминога и чуть ли не полтонны сельди и множество всяких костей. Ее вытащили на палубу шхуны, выпотрошили, а она все еще била хвостом, судорожно разевала громадную пасть и беспрерывно мигала веками. Жуть!.. А зубы… Сотни треугольных зубов с зазубренными краями, длиной в четыре-пять сантиметров…
Собравшись с духом, Милешкин разжал пальцы и скользнул в воду. От страха он забыл набрать в легкие побольше воздуха и не смог поднырнуть к винту. Чувствуя, что вот-вот задохнется, Петр оттолкнулся ногой от пера руля и пробкой вылетел на поверхность. Новая волна ударила его головой о корпус катера, и что-то острое полоснуло по правому бедру.
— Спасите! — в отчаянии выкрикнул Петр.
Атласов с трудом выволок обмякшего, перепуганного парня на палубу.
— Акула цапнула! — едва выговорил Милешкин.
— Где? — встревожился старшина, включил электрический фонарик, осветил Петра, все еще сжимавшего в руке кортик.
На бедре Милешкина кровоточила неглубокая ранка.
— Сам порезался, — догадался Атласов, — Герой! Перевяжись и одевайся… Кирьянов, приготовиться!..
Выждав волну, Алексей прыгнул за борт. Чтобы не швырнуло о корпус, он, по совету старшины, немного отплыл от катера и лишь после этого, приноравливаясь к ритму волн, нырнул под корму.
На лопастях и на валу винта были туго намотаны трос и обрывки сетей.
Так Алексей нырял и нырял, сбившись со счета. Не каждый раз ему удавалось перерезать витки троса, но его неизменно ударяло о железный корпус то плечом, то локтем, то головой, то грудью. Рассчитать невидимые волны было трудно, и одна из них так крепко стукнула его головой, что он было потерял сознание.
Постепенно мотки перерезанного троса ослабли, и Алексей начал стаскивать их с вала.
Несмотря на июль, вода была холоднущая, все тело будто сковало ледяными обручами. Выныривая на миг на поверхность, с жадностью вдыхая воздух, он не однажды хотел крикнуть: «Вытаскивай!» И опять нырял и нырял.
Еще один моток, еще один моток, еще…
Когда наконец-то Алексея вытащили на борт, он не сразу смог встать.
— Иди в машину, отогрейся, — с напускной строгостью приказал Атласов. Он едва удержался, чтобы не расцеловать Кирьянова: «Настоящий парень, не чета Милешкину!..»
— Здорово тебя наколотило! — запуская движок, пробормотал моторист Степун.
Алексей был весь в ссадинах и кровоподтеках.
Движок облегченно вздохнул и через несколько секунд зарокотал…
Под утро над океаном поднялся туман, и ПК-5 чуть было не потопил плоскодонную рыбацкую лодку-кунгас, проскочив в каком-нибудь полметре от ее носа. Лодка закачалась. Четверо ловцов вскочили с банок, испуганно загалдели.
Алексей успел зацепить кунгас отпорным крюком и подтянул к борту катера.
«Японцы», — узнал Атласов по гортанным крикам.
Включив прожектор, пограничники увидели, что кунгас почти до краев наполнен серебристой, еще трепещущей горбушей.
На легкой волне, обозначая линию открылка ставного невода «Како-Ами», покачивались стеклянные шары — наплава. ПК-5 медленно пошел вдоль открылка, и из тумана возникали все новые и новые шары.
Не может быть, чтобы один кунгас установил такой громадный невод!..
— Сколько вас? — склонясь через фальшборт, спросил старшина у ловцов.
— Не понимая! — прищурившись от яркого света, покрутил головой верзила в парусиновой куртке, в повязанном по-бабьи синем платке.
— Сколько у вас лодок? — растопырив пальцы, строго повторил Атласов.
Верзила учтиво поклонился, ткнул себя в грудь, показал пальцем на остальных ловцов.
— Два и два и есть четыре.
— Кунгасов сколько? Кунгасов?
Для убедительности старшина стукнул по планширу кулаком.
— Одина кунгас, — закивал долговязый, — Вероятно, он был старшим.
«Что с ними, пройдохами, делать? Забуксировать?..»
Тут-то Алексей Кирьянов и предложил Атласову свой план. Он посоветовал не буксировать нарушителей, а отобрать у них весла и паруса и привязать лодку к неводу. Без весел и парусов ловцы никуда не денутся — побоятся, что утянет в пролив. Тем временем катер пойдет вдоль линии наплавов.
— Они не одни, наверняка не одни, — убежденно сказал Алексей…
Спустя полчаса на палубе ПК-5 громоздились уже целая куча парусов и груда весел. Десять кунгасов с сорока ловцами покачивались на привязях у ловушки и открылков невода.
Атласов впервые видел такой гигантский «Како-Ами» — сеть протянулась больше чем на два километра.
Но старшина не мог, конечно, знать тогда, что такие же громадные ставные невода были одновременно поставлены в нескольких местах, перекрывая путь в проливы спешащим на нерест лососям. То был широко задуманный наглый хищнический налет…
Рассказывая мне во время рейса к мысу Сивучий о событиях памятной июльской ночи, главстаршина умолчал, однако, что события те не ограничились задержанием десяти кунгасов с сорока ловцами и что в ту же самую ночь (когда Алексей Кирьянов доказал хищникам, что дважды два — сорок!) приключилось еще одно происшествие, о котором я узнал позже из копии донесения командира мор-погранбазы острова Н. на имя командования.
«…В 5 часов 7 минут впередсмотрящий ПК-5 пограничник А. Кирьянов, — говорилось в донесении, — заметил в воде предмет, похожий по внешнему виду на большую рыбу, двигавшийся на небольшой глубине по направлению к острову С. При приближении к нему катера, предмет скрылся в глубине.
Продолжая неослабное наблюдение, пограничник Кирьянов вскоре вновь обнаружил названный предмет и определил, что это человек в легком водолазном костюме с ластами.
Выполняя приказ старшины Атласова, пограничники Кирьянов и Милешкин прыгнули за борт и в завязавшейся в воде борьбе осилили неизвестного пловца.
Во время обыска у нарушителя границы были отобраны…»
Далее следовала опись шпионского снаряжения, включая старые билеты в Хабаровский театр, два советских паспорта и солидную сумму денег.
— А ведь Атласов не обмолвился об этом ни одним словечком, — сказал я Баулину.
— Пора бы вам уж и привыкнуть, — улыбнулся капитан третьего ранга.
— Пора, — в тон ему согласился я.
Разговор наш происходил в штабе базы, вечером, после возвращения ПК-5 с мыса Сивучий.
— А кем же оказался этот водолаз? Зачем он плыл на остров?