На суше и на море - 1960 — страница 79 из 122

— Новые люди принесли с собой и новые традиции, но старые также сохранены и строго соблюдаются.

Краков — город древнейшей польской культуры. Здесь в 1364 году был организован первый в Польше университет, который и в настоящее время считается лучшим высшим учебным заведением страны. В этом университете учился великий сын польского народа астроном Николай Коперник.

Из примечательных архитектурных сооружений прошлого назовем еще Сукеннице. Это трехэтажное здание, протянувшееся во всю ширину площади и построенное в XTV веке, было центром городской торговли. Оно хорошо сохранилось, и сегодня в нем, так же как и в старину, ведется оживленная торговля различными товарами.

Сукеннице стоит на главной площади, и здесь же сооружен памятник Адаму Мицкевичу. А над всей площадью тучи голубей. Они то резвятся в воздухе, то стремительно падают на площадь, заметив своих доброжелателей, которые здесь же в магазинах покупают кульки с зерном и угощают пернатых.

Несколько теплых дружеских встреч было у нас с краковскими издателями. Мы обменялись опытом работы над книгой, работы с авторами, художниками и читателями. Польские издатели жаловались, что им приходится вести борьбу с авторами, которые пишут скучные книги, и с художниками, которые предлагают пустые формалистические обложки.

— А что вы делаете, чтобы улучшать язык и содержание поступающих к вам рукописей?

— Это мучительная история. Мы и просим автора переделать и сами правим, переделываем, часто очень спорим и даже напоминаем о каре, которая ждет авторов в аду за плохие книги…

— Какая кара? — не понял я.

Один из польских писателей в прошлом писал, что в аду самых страшных грешников за их преступления заставляли читать скучные книги.

— Ну и что?

— Несчастные грешники не выдерживали этого тяжкого наказания. Они читали эти книги и рыдали, рвали на себе горящие волосы и тяжко проклинали своих мучителей.

— Злая, очень злая шутка.

— Для автора. А я думаю, что читатель не будет возражать, если автора скучных и нудных книг немного поджарят в аду.

Я вздохнул и, сознаюсь честно, не утерпев, пожаловался, что создание живо написанной научной и даже научно-популярной книги и для нас еще очень трудная задача.

После войны Краков стал быстро расти и превратился в один из промышленных центров Польши. Мы побывали в Новой Гуте. Здесь сооружен крупнейший в стране металлургический комбинат имени В. И. Ленина. В Новой Гуте построены сотни многоэтажных домов, школы, больницы, скверы и парки. Официально Новая Гута — это самый молодой, шестой по счету район Кракова с населением до двухсот тысяч человек, а по существу это новый, самостоятельный город. Кракову тысяча лет — Новой Гуте десять. Вы садитесь в трамвай в Кракове — и через тридцать минут остановка Новая Гута.

Ранее на месте, где выросла Новая Гута, была деревня с очень мрачным названием — Могила. Нужда, горе, от которых спасала жителей только могила, вот что было характерным для этой деревни.

Краков — один из центров науки и культуры Польши.

В нем тринадцать высших учебных заведений, одиннадцать театров, десять музеев, а в Новой Гуте три домны, шесть мартеновских печей, блюминг — словом, это огромный комбинат стали. Поляки называют Краков дедом, а Новую Гуту — внуком. Пожалуй, трудно найти деда, который был бы старше своего внука на тысячу лет!

Но это факт. И что самое главное, дед этот сам еще выглядит очень молодо, красив и статен, а десятилетний внук не по возрасту активен, крепок и к концу семилетия обещает дать стране до трех с половиной миллионов тонн стали. Таков этот внук!

* * *

Западнее Кракова ровное асфальтированное шоссе ведет в промышленный центр Польши город Катовицы. Но проехав несколько десятков километров, мы повернули влево. Впереди Освенцим.

Уже около пятнадцати лет прошло с тех пор, как закончилась война, но и до сих пор не может честный человек без содрогания слышать это название.

Лагерь находится примерно в шестидесяти километрах от Кракова в излучине реки Вислы. Высокий забор, проволочное заграждение в несколько рядов, по проволоке тогда пропускался электрический ток. Мы подъехали к высоким железным воротам. Над ними огромными буквами поразительно цинично звучащая здесь надпись: «Арбайт махт фрай» — «Труд делает свободным». Через эти ворота непрерывным потоком шли люди.

Сюда прибывали поезда со всей Европы, набитые людьми. Вагоны были запломбированы. Поляки, евреи, русские, украинцы, чехи, французы, англичане — трудно назвать народ, сыны и дочери которого не попали бы сюда. Гитлеровцы открывали вагоны и сортировали людей. Здоровых мужчин обращали в рабов, а женщин, стариков, инвалидов, больных и всех детей направляли в крематорий.

Несчастные обреченные шли в здание крематория спокойно. Они считали, что их ведут в баню. Все они раздевались, и, когда помещение оказывалось битком набитым людьми — за один прием сюда загоняли до трехсот человек, — палачи закрывали герметически дверь и пускали газ. В страшных муках наступала смерть. Потом мертвецов грузили на тележки и по рельсам везли в печи. Эти тележки стоят и ныне. День и ночь трупный смрад разносился по окрестности, этим смрадом дышали заключенные, дышало население окрестных деревень.

Вместе с нами в Освенцим прибыла экскурсия польских школьников. Дети шли очень тихо, держались поблизости от своего учителя и почти не задавали вопросов экскурсоводу. Их юные души были потрясены.

Лагерь делится на блоки. Внешне это добротные, похожие на казармы здания. На каждом надписи: блок для кобет (для женщин), блок № 10 — здесь производились разные опыты над заключенными. Блок № 11 — блок смерти. Здесь фашистские изверги истязали и казнили заключенных. Окна в блоке забиты и заглушены, чтобы не было слышно предсмертных криков. В этом корпусе сохранилась комната пыток с виселицей и крючком для подвешивания несчастных. В лагере всюду видны потрясающе страшные свидетельства пыток и истребления людей.

Огромные залы выделены для десятков тысяч пар обуви, сорванной с ног взрослых, детской обуви, одежды, горы зубных щеток, кисточек для бритья, целый отсек зубов и зубных протезов, детские игрушки, ложки, котелки, чашки, миски, масса чемоданов, привезенных сюда несчастными со всей Европы, десятки тысяч пар очков и костылей. Эти вещи уже не нужны владельцам — их сожгли в печах.

Но самым страшным памятником были волосы. Женские волосы. Они занимают огромный отсек. С чьих голов срезаны и сорваны эти волосы? Знал Ли мир более страшные преступления?

По длинным коридорам блоков всюду на стенах фотографии заключенных с надписями — поступил тогда-то, тогда-то.

Вместе с нами на экскурсии был один из сотрудников краковского литературного издательства. Директор этого издательства товарищ Слапа, уже пожилой человек, извинился, что он не сможет поехать с нами.

— А вы были там после освобождения? — поинтересовались мы.

— Нет, — ответил Слапа. Потом, видя наше недоумение, расстегнул манжет на левой руке, и там мы увидели вытатуированный номер 75 700.

— Вы были узником Освенцима? — взволнованно спросил я.

— Три года. Меня спасли от смерти русские.

* * *

Мы совершили путешествие на юг Польши — в местечко Поронино и в интересный горный городок Закопане.

Кто из читателей не слышал о Поронино, кто не знает, что здесь в 1913 и 1914 годах жил и работал Владимир Ильич Ленин? Жил он в простом крестьянском деревянном доме. Вот комната, где спал наш Ильич. Небольшая кровать, два тяжелых стула и шкаф с книгами, над которыми в то время он работал. В большом двухэтажном деревянном доме в августе 1913 года состоялось совещание ЦК РСДРП с партийными работниками. Ныне в этом доме открыт музей имени В. И. Ленина и возле дома сооружен памятник.

Из Поронино мы направились в Закопане — небольшой городок в предгорьях Татр, горный курорт Польши, центр альпинизма и лыжного спорта. Ежегодно этот курорт посещают сотни тысяч человек.

Ровное асфальтированное шоссе тянется в горы среди хвойных лесов. Сейчас только конец октября, а в горах уже выпал снег. Лес тих. Кажется, он уснул под нежным снежно-серебряным покрывалом. Безмолвно стоят могучие сосны, изредка виднеются раскидистые, еще не сбросившие пожелтевшей листвы дуб и бук.

В прошлом Польша была богата лесами. Они покрывали почти всю страну, в их дебрях было много зверя.

Попробуем и мы пойти в этот древний лес вместе с героем романа Генриха Сенкевича «Крестоносцы» молодым рыцарем Збышко на охоту с рогатиной на медведя.

«…Он надел для тепла лосиную безрукавку, на голову — сетку, из железной проволоки, чтобы медведь не содрал кожу, взял двузубую рогатину с зазубринами и широкий стальной топор с длинным дубовым топорищем. Ко времени вечерней дойки он был уже у цели и, выбрав удобное место, перекрестился, засел и стал ждать.

Алые лучи заходящего солнца просвечивали сквозь ветви ельника. В вершинах сосен, каркая и хлопая крыльями, возились вороны. Кое-где к воде пробирались зайцы, шелестя опавшими листьями, иногда на молодом буке мелькала шустрая куница. В зарослях раздавался постепенно затихающий щебет птиц.

Уже близился закат, а бор еще не успокоился. Вскоре вблизи с громким шумом и хрюканьем прошло кабанье стадо, затем длинной вереницей промчались галопом лоси, положив друг другу головы на спины. Сухие ветви трещали под их копытами так, что лес содрогался. Лоси, отливая на солнце красноватой шерстью, торопились к болоту, где их ожидал безопасный и удобный ночлег. Наконец, на небе вспыхнула заря, и верхушки сосен, казалось, пламенели в лучах. Потом все затихло. Бор отходил ко сну. С земли поднимался сумрак и устремлялся вверх, к сияющей заре, которая постепенно качала таять, хмуриться, темнеть и гаснуть.

…Вдруг у него над головой раздался шум сосен, он почувствовал на лице сильное дуновение ветра, тянувшего с болота, и тут же до него донесся запах медведя.

Теперь не было ни малейшего сомнения: шел мишка.