Свернуть лодку было делом пятнадцати минут. Взвалив на плечи все имущество, путники пешком подались туда. В поселке связь, оттуда можно вызвать вертолет, переговорить с начальником относительно дальнейших планов.
Тропа вывела их прямо к дому. Домик был рубленый, потемневший от времени. Свесив тяжелые головы, стояли на грядках подсолнухи. По жердочкам вился хмель. Перед окнами рос куст георгинов.
Путники сбросили поклажу на поленницу дров. Огляделись. Дверь в сенцы была распахнута.
— Разрешите? — громко спросил Буслаев, переступая порог.
У плиты хлопотала седенькая старушка. Увидев чужих, она кликнула: «Старик, к тебе!» — и, торопливо обмахнув тряпкой табуретки, пригласила присесть.
Из соседней комнаты вышел хозяин — белый, как лунь, сутулый старик.
— Извините, хозяева, что потревожили вас… — начал было Буслаев и, взглянув на старика, вдруг осекся. Минуту он растерянно глядел на старика, а тот, не понимая, чем привел гостя в замешательство, на него. — Авдеев! Евстигней Матвеевич!
Буслаев обнял старика.
— Не узнаешь?
— Господи! Да отколь тебя бог принес? Мать, глянь-ка? Это же Сашка, с которым когда-то ходили соболей искать!
Старик и Буслаев долго хлопали друг друга по плечам, обнимались. Авдеев прослезился и вытирал рукавом глаза. Наконец, когда первая радость улеглась, он стал усаживать гостей.
Пока хозяйка хлопотала у печи, Буслаеву удалось дозвониться по телефону до города и вызвать вертолет.
К его возвращению на столе было полно еды. После работы веслами путники не заставили себя упрашивать — уплетали за обе щеки все, что подавали: и картофель, и жареную рыбу, и сало, и кисель.
— Долго будете в наших краях? — спросил хозяин.
— В октябре назад, — ответил Буслаев. — Думаю, по старой памяти опять вас в экспедицию просить. Мы ведь теперь без проводника остались.
— Вам же через Баджал идти, по сопкам. А там гольцы — ой-ой-ой! Глянешь — шапка валится. Стар я для такого пути. Не осилить. По Амгуни еще провел бы по-стариковски.
— Сиди уж, — одернула его жена. — Ходок!
— А что? — глаза Авдеева блеснули молодецкой удалью. — Почему не сходить.
— По рукам Евстигней Матвеевич. Решено! — воскликнул Буслаев. — Поведете нас на Чукчагирское озеро, а это — все водой и водой…
Они с размаху ударили по рукам.
— Старый… — ворчала старуха. — Из ума выжил. Не намотался по тайге за свою жизнь, что ли?
Разошлись из-за стола поздно.
Утром, чуть свет, Буслаев спустился к реке, к месту, куда должен был выйти с лошадьми Скробов с основной группой.
На берегу лежали перекинутые кверху днищем баты, оморочки. У одной из них возился старик, конопатил щели. Увидев Буслаева, он поднялся, подошел.
— Экспедиция? С Баджала ходи?
Это Дабагир интересовался, где его дочка. Узнав, что она к вечеру будет в поселке и что экспедиция на Баджал больше не пойдет, а будет спускаться по Амгуни, старик обрадовался.
— О, хорошо. Вместе пойдем. Я на Чукчагир ходить хочу. Там мой дом.
— Сам-то ты чем, охотой, рыбалкой промышляешь?
— Охотой, охотой, — закивал головой Дабагир. — Рыбу тоже маленько ловлю: талу надо, собакам кушать надо…
— Ну что ж, значит, увидимся еще.
Глава четвертая
Скробов спешил к Амгуни. Что делать с Егором, если тому станет хуже? Главное, положиться было не на кого. Парнишка-рабочий да Галя, что они понимают, еще ничего в жизни не видели?
Большая часть жизни Скробова прошла в городах. Тамбовская область, Подмосковье, потом Хабаровск. Он привык к возделанной земле, к культурным ландшафтам России, и тайга в первое же посещение произвела на него гнетущее впечатление своей необъятностью, кажущейся непригодностью для жизни человека. Он не представлял себе, как бы сейчас существовали эвенки, не будь постоянной поддержки со стороны государства. Раньше они жили в основном оленеводством, а сейчас оно пришло здесь в упадок. Да и как можно людей, соприкоснувшихся с культурой, заставить вернуться к кочевому образу жизни.
Егор тронул за плечо Скробова.
— Привал надо. Шибко нога болит…
Лошадей остановили. Скробов снял Егора с седла, бережно усадил на сухую кочку.
— Надо маленько ногу развязать, — попросил Егор.
— Потерпи, дорогой, а то кость разойдется, тогда хуже будет. Вот разве ослабить повязку чуточку…
Подошла Галя, и они вдвоем стали осторожно перебинтовывать ногу Егора.
— Ну как, легче теперь? — спросила Галя.
— Маленько не так болит, — улыбнулся Егор.
— То-то! Она у тебя, видать, опухла немного, вот и давит. После еды и крепкого чая Егор повеселел.
— Можно дальше ехать, — сказал он. — К соболевке нога поправится. Опять хорошо ходить буду.
Быстро заседлали лошадей, усадили Егора. Снова марь, перелески, гари. По мере того как отряд углублялся в долину Амгуни, менялся характер растительности. Появились редкие сосняки, гривки наносных суглинков. На этих бедных тощих почвах уже кое-что могло расти: на гарях — розовая кипень цветущего кипрея, плантации малинника и смородины, на марях — голубика, а там, где огонь обошел сухие места, — брусника.
Но все эти переходы от одного вида к другому совершались неприметно, и Скробову казалось, что караван не движется вперед, а просто топчется на месте. Иначе, почему все те же сопки маячат по сторонам, та же марь, редкие угнетенные лиственницы, обвешанные лишайниками, зеленое море багульника. Все то же самое, что было утром, что будет завтра весь день. Даже коршун, повисший в небе, казалось, тот самый, что висел утром. Пристальный, слепящий глаз солнца неустанно следил за движением белых облаков, едва заметно плывущих с запада на восток. Тишина. Душная, дремотная тишина…
Караван вышел к топкому ключику. Еще в прошлый раз экспедиция долго билась здесь с переправой: рубили и настилали кусты, развьючивали лошадей. Но тогда были мужчины, с ними было не страшно, а теперь? Скробов осмотрелся. Юноша эвенк уже снимал вьюки со своей лошади.
— Что будем делать, Степан Фомич? — спросила Галя.
— Придется, наверное, таким же порядком… — ответил Скробов.
Он перенес Егора на другую сторону ключа, усадил и вернулся. Лошади тянулись к вейнику — они несколько дней не наедались травы и теперь жадно хватали ее.
Чуткое ухо Гали уловило не то далекий выстрел, не то гул.
— Слышите? — обратилась она к Скробову. — Стреляют.
— Нет, показалось.
— Я слышала. Надо выстрелить, Степан Фомич. Может, это наши вышли навстречу!
Скробов взял дробовик, пальнул. Эхо долго перекатывалось по лесу. Теперь все услышали ответный выстрел.
— Наши! — обрадовалась Галя. — Они помогут нам переправить лошадей.
Вскоре путники увидели среди кустарников охотника в кожаной куртке, с карабином и заплечным мешком.
— Роман! — вскрикнула Галя, когда охотник подошел ближе. — Ты как сюда попал?
— Как видишь… Тропой, — отозвался Ермолов, неторопливо освобождаясь от лямок. Поверх мешка был привязан большой глухарь.
— Тебя послал Буслаев? — спросила Галя.
— Никакого Буслаева я не знаю. Обещал твоему отцу, что найду тебя, вот и нашел. Может, сначала поздороваемся?
— Здравствуй, — подала руку Галя. — Как ты нас нашел?
— От меня не скроешься. Надо — под землей отыщу, — отвечал Ермолов.
— Нашел бы ты нас, если бы не беда. Мы бы уже у перевала были, — ответила Галя; ей не понравилась самоуверенность Романа. — По Баджалу на своей оморочке не поплыл бы.
— Пешком догнал бы, — усмехнулся Ермолов. — По следу.
— Значит, знакомые встретились? — спросил, здороваясь, Скробов.
— Да, можно сказать, давние друзья, — Ермолов стиснул в своих железных пальцах руку Скробова и многозначительно взглянул на Галю. Та смутилась. — А что у вас тут? Засели?
— Собираемся переправу делать.
— Это мы в момент! — Ермолов сбросил с плеч куртку.
Роман был настоящий мужчина. Глядя, как ловко управляется он с топором, разделывая поваленные деревья на чурки и перебрасывая их через ключ, Галя довольно улыбалась. Ей даже немного льстило, что ради нее Роман так старается, иначе его бы не заставить, не упросить.
Не успела она сварить чай, как лошади и груз были переправлены через ключ. Роман по-хозяйски подошел к костру. Увидев над огнем лишь один котелок, он разочарованно присвистнул.
— Нет. Так дело не пойдет. — Роман отвязал от мешка глухаря и стал быстро оскубывать его, командуя — Готовь, Галя, ведро. Прибавляй огня.
Скоро глухарь — опаленный, разделанный — варился в ведре. Егор смотрел на Романа, на его крутые, будто литые плечи, мускулистые руки и не мог скрыть своего восхищения.
— Здоровый ты мужик, Роман. Тебе, однако, можно с медведем бороться.
— У меня с ним борьба короткая, — усмехнулся Роман. — Где повстречается, там и шкуру свою потеряет.
«Ну зачем так хвастаться», — огорченно подумала Галя. Ей стало неловко за него перед Скробовым, и она переменила разговор.
— Лапшу будем опускать, Роман, или рис?
— Давай рис. Пока мясо сварится, и он упреет!
— А куда вы дальше намерены идти? — спросил Скробов.
— Куда?.. Думал в вашу экспедицию устроиться пока до охоты, да вы вертаетесь.
— Мы только до поселка. Там проводника отправим в город, а сами будем продолжать работу, — сказал Скробов.
— Так, значит, и я с вами, — заявил Роман и тут же добавил: — Не беспокойтесь, не обременю. Куда угодно заведу и выведу, и мясом, рыбой будете обеспечены вот так! — он чиркнул себя ладонью по горлу. — Идет?
— Я не возражаю, — сказал Скробов. — Выйдем на Амгунь, там поговорю с Буслаевым. Думаю, он не будет против.
С каждым километром пути сопки впереди вырастали все выше, виднелись все яснее. Это были отроги Буреинского хребта. Они вплотную подступали к левому берегу Амгуни. Вскоре в просветах между деревьями блеснула вода — караван вышел на широкую амгуньскую косу.
Путникам предстояло переправиться на другую сторону Амгуни через широкий плес. Ермолов собрался идти за оморочкой, которую спрятал неподалеку от тропы, когда из-за поворота показался бат. Скробов издали узнал сидевших в лодке Молчанова и Буслаева.