[10], совары, сипаи. Будто бы сказал тогда Акбар: «Можно погасить это пламя!» И тут же повелел закрыть рот Латтанвали Дэви большой каменной плитой. Вот какое кощунство совершил Акбар. Рассказывать и то страшно!
Бир Пракаш покачал седой головой и замолчал. Потом вставил в рот трубку и глубоко затянулся.
— Исполнили слуги повеление Акбара. Но вдруг неведомая сила отшвырнула плиту в сторону, да так, что чуть самого Акбара не придавила, а пламя вспыхнуло еще ярче. Все затряслись от страха. Мыслимое ли дело — сердить богиню! Один только Акбар — тень бога на земле — не испугался. Он приказал залить огонь водой. Только все впустую. Что ни делали, как ни старались верные слуги Акбара, им так и не удалось погасить священное пламя.
— Ну, а что же Акбар?
— Сдался Акбар. Понял, что богиня сильнее его. Тогда повалился он перед вечным пламенем усами в пыль, стал просить у Латтанвали Дэви прощения.
Много лет он задабривал богиню. Однажды падишах привез золотой зонт, но не приняла его подарка богиня. Видно, сильно на него сердилась. Только слуги внесли этот зонт в храм, как вдруг у всех на глазах он превратился в медный. Так и уехал ни с чем Акбар. В другой раз падишах словно нищий дервиш, пешком, босой, явился на поклон к богине. Ну, вроде бы отошла тогда богиня сменила гнев на милость. И после того Акбар царствовал долго и славно. Вот какие бывали тут дела, сынок!
Бир Пракаш, замолчав, достал кисет и начал снова набивать трубку. Пальцы у него дрожали. Парень тоже молчал, видно, осмысливая только что услышанную легенду.
— А Ранджит Синг? — наконец спросил он.
Ранджит Синг — совсем другое дело. Он всегда почитал Латтанвали Дэви и всегда посылал ей богатые подарки. Оттого и боялись враги его острого клинка. После одной, особенно славной победы велел он выложить крышу храма листовым золотом. Гляди, как горит она на солнце.
Старик подумал немного.
— Вот, почитал Ранджит Синг нашу богиню, и потому правил тоже долго и был удачлив во всем… Когда же он ушел из этого мира и не стала богиня получать прежних богатых подношений, разгневалась она на людей. Земля в долине оскудела, народ обнищал. Люди стали уходить из долины^ Там, внизу, легче найти работу, и землю там пашут на железных быках… Правда это или нет — не знаю. Одно верно, что с тех пор, как люди забыли о Латтанвали Дэви, счастье отвернулось от них.
Пока старик говорил, к нему подошло несколько пастушат, и стали внимательно слушать рассказ. Сухая рука старика ласково опустилась на голову стоявшего рядом мальчика, совсем голого. Только большой его живот был перевязан тоненькой веревочкой.
— Вот ему и всем детям Джаваламукхи тоже придется испытать гнев богини, хотя они ничем и не провинились перед ней. Придется им тоже ковырять здешнюю убогую землю, пасти коз и собирать сушняк. А как устанут они от такой жизни, то разбредутся по всей Индии, видать им милостей Латтанвали Дэвц!
— Зачем пророчить детям такую тяжкую долю? — негромко спросил незнакомец. — Скоро, очень скоро здесь все переменится. И не нужно будет уходить отсюда на поиски работы. Хватит ее с избытком и здесь, в долине. А будет работа — будет и пища, и одежда!
Старик с удивлением посмотрел на незнакомца. Почему он говорит так? Откуда такая уверенность? А парень сидел спокойный и задумчивый. Во рту у него тлела сигаретка, он, прищурившись, смотрел вдоль пыльной дороги, туда, где высились неведомые башни.
— Да исполнятся твои слова, сынок! Но кто ты и откуда?
— Я геолог, отец. А пришел я во-о-н оттуда! — сказал парень. Он поднялся, расправляя пятерней волосы. — От тех высоких башен. Напрасно ты говорил, что люди совсем забыли о великой богине Латтанвали Дэви. Ты рассказывал, что злые ракшасы заточили богиню в каменный холм вместе с ее несметными богатствами. Мы явились ей на помощь. Богатства богини называются нефтью и газом, отец. Мы бурим глубокие скважины. И скоро нефть и газ могучим потоком хлынут наружу и по трубам потекут к заводам. Оживет весь этот край. Люди будут работать на новых заводах, сядут на машины и будут возделывать эту неподатливую землю. Сюда никогда не придет больше голод. Так великая Латтанвали Дэви принесет людям счастье.
По морщинистым щекам Бир Пракаша потекли слезы. Он утирал их рукавом рубахи и, глядя на горящую золотом крышу храма, шептал:
— Слава тебе, великая богиня!
А парень меж тем уже собрался в дорогу. Он взвалил на плечи сумку, надел на голову зеленый шлем.
— Сбудутся ли твои слова, сынок? Уж не смеешься ли ты над стариком?
— Непременно сбудутся. Поверь мне — богиня еще сослужит людям хорошую службу.
Случайный собеседник, простившись, вышел из тени на опаленную солнцем дорогу и пошел было прочь. Но старик окликнул его:
— Послушай-ка, сынок! Ребятишки толкуют мне, что будто видели у твоих вышек ангрезов. Что же они добрее стали?
— Это не ангрезы, — откликнулся тот. — Это наши русские братья, которые живут там, на севере, за Гималаями. Они пришли к нам на помощь.
— Да благословит богиня тебя и твоих братьев! Будь милостива к ним, Латтанвали Дэви, — шептал старик, глядя вслед незнакомцу, который широко и уверенно шагал туда, где вздымаются ажурные вышки и могучие машины сверлят гранит, добираясь до сокровищ великой Латтанвали Дэви.
Иштван Денеш
ОТ КИЛИМАНДЖАРОДО ОЗЕРА ВИКТОРИЯ[11]
Главы из книги
Перевод с венгерского
В. Сергеева и Л. Шена
Заставка Л. Фалина
Фотографии автора
Мы двинулись из Аруши в путь на северо-запад в прекрасный солнечный день. В Африке нет смысла подчеркивать, что отправились в хорошую погоду, но сейчас тут такая непривычно дождливая погода, что невольно отмечаешь каждый хороший день. Дорога медленно, но верно идет вверх. Мы находимся на краю восточноафриканской Большой впадины. Тяжело пыхтя, наши вездеходы карабкаются все выше и выше, и, хотя богатая растительность с частым кустарником затрудняет видимость, нам кажется, что мы переезжаем горный хребет.
К обеду достигаем точки, откуда, глядя с обочины дороги направо, можно видеть чуть ли не весь кратер Нгоронгоро. Высаживаемся из машины и с нетерпением направляем полевые бинокли на созданную природой огромную арену. Нас отделяет от движущихся внизу стад зверей по меньшей мере два километра, и поэтому приходится сильно напрягать зрение, чтобы отсюда определить животных, кажущихся издали движущимися темными пятнами. Здесь нужна особая внимательность, так как в этом известном крупнейшем кратере земли водятся дикие звери, пасутся и домашние животные масаев, а их с такого расстояния легко перепутать. Но у нас достаточно специалистов, и постепенно мы опознаем группы гну и буйволов, стада зебр.
Внизу много воды, и в этих местах звери проводят свой полуденный отдых. Мы уезжаем с твердым намерением обязательно вернуться сюда для киносъемок.
Нас захватывает крутой спуск по серпантину дороги, а ведь совсем недавно с ревущими двигателями мы карабкались вверх. К Серенгети дорога идет сначала вдоль холмов, затем ландшафт меняется. Довольно скучное, бесконечное море травы, лишь местами пестреют какие-то скалы, и нам кажется, будто серые громады камня сложены неизвестными великанами.
Вот я сказал «довольно скучное море», и с этим можно было бы согласиться, если не встречать ежеминутно все новые и новые стада зверей. Зебры, гну, антилопы различных пород — импалы, томсоны, гранты, топи, ровертсы попадаются в таких невероятных количествах, что даже глазам своим не веришь. Неожиданно на дороге появляется группа людей. Это масаи. Мы не можем не остановиться. Ведь нет такого путешественника по Африке, который не посвятил бы несколько строк этому племени.
Масаи — высокие, стройные люди. Я не вижу среди них ни одного маленького или толстого. Прически и вообще волосы — только у мужчин, женщины бреют головы наголо. Но даже бритые головы не очень портят общее приятное впечатление. Едва ли было больше тринадцати масайским молодушкам: с младенцами за спиной, которые с интересом приблизились к нам, но тут же спрятались, как только мы направили на них фото- и киноаппараты. Давно известно: люди на юге, в тропиках, быстро созревают и быстро старятся. Разглядываем прически мужчин. Они никогда не бывают черного цвета. Масаи изготовляют из глины какой-то рыжевато-коричневый краситель и покрывают им волосы. Как и другие коренные жители Африки, они не терпят на коже ни одного волоска, поэтому она у них гладкая, как мрамор. У каждого есть специальные щипчики, которыми они очень заботливо удаляют волосы. В этом нет разницы между мужчинами и женщинами. И уши также вытянуты у всех без исключения: женщины и мужчины на предплечьях и в ушах носят бесчисленое количество побрякушек из голубого и красного стекла. В определенные дни масаи надевают на шею целые комплекты пестрых бус шириной в автомобильное колесо — с такими украшениями трудно выполнять какую-либо работу.
Масаи — пастушеский народ. Они не интересуются деньгами европейцев и американцев и очень редко нанимаются на службу к белому человеку, главным образом чтобы помочь добыть бивни слона. Для них существуют только две ценности — корова и хозяйка-жена. У бедняка есть только одна кормилица — буренка. А зажиточный масаи обязательно имеет две-три сотни коров и четырех-пять жен. Если он не похитил женщину, значит, покупает ее за корову у кандидата в тести.
С утра до вечера гоняют масаи своих маленьких горбатых коровенок, а на ночь возвращаются за ограду бома. Бома — удивительно простое сооружение. Из колючих веток возводят забор высотой в полтора-два метра в форме четырехугольника, его стороны — по сто пятьдесят метров каждая. За загородкой строят хижину из коровьего навоза, перемешанного с глиной. Единственное отверстие в ней — дверь. Хижины похожи на разрезанные в длину и положенные плоской частью на землю полуцилиндры. Длина жилища три-четыре метра, высота едва достигает ста тридцати — ста сорока сан