Жандарм был намерен записать мое показание в государственном госпитале Порту-Велью… Уже несколько дней я лежал в кровати, под простыней. Я был пьяный от счастья и никак не верил, что мне наконец-то удалось выбраться из леса…
И тем не менее это случилось… Это случилось однажды, когда я натолкнулся на экспедицию, состоявшую из индейцев и местных метисов — кабоклов, возвращавшихся с поисков гарейны — очень редкого лекарства джунглей. Под угрозой карабина они согласились взять меня на свой бателан — плот и отвезти на пост Сан-Фелис, находившийся на границе большого амазонского леса.
От них я узнал, что война кончилась уже давно. Большинство метисов никогда не слыхало о «каучуковой армии». Как мне сказали, шел 1960 год…
В Сан-Фелисе, который мы достигли спустя несколько месяцев плавания, мне улыбнулся случай: инспектор медицинской службы произвел там посадку на своем маленьком самолете. Вначале он не поверил моей истории; затем, после моей клятвы именем святой Девы, поверил в то, что я действительно пересек джунгли, начав свой путь в Манаусе.
— Я никогда не думал, что это возможно, — сказал он.
— Я тоже, — ответил я ему совсем тихо, раздумывая над перипетиями своей жизни.
Инспектор отвез меня на своем самолете в госпиталь в Порту-Велью и на прощание дал двадцать пять крузейро. Это были первые деньги, попавшие мне в руки за последние восемнадцать лет…
Виржилио да Лима, этот молодой старик тридцати семи лет, несомненно прошедший через самые невероятные приключения нашей эпохи, примирился со всеми перенесенными им за восемнадцать лет сверхчеловеческими страданиями в джунглях Амазонки. Но он не хочет довольствоваться ролью человека, который скрывает тайну гибели «каучуковой армии». Он хочет добиться правосудия, ведь таких добровольцев, как он, было сорок пять тысяч…
— Я думаю, что еще и сегодня, — сказал он в заключение усталым, почти мертвым голосом, — есть каучуковые рабы, продолжающие работать, как животные, на «патронов» серингалов. Вот почему я думаю вернуться в Амазонию…
Виржилио да Лима отвернулся к стене, чтобы не видели его слез.
Так закончилось это беспримерное путешествие молодого бразильца, сумевшего в неудержимом стремлении к свободе перенести величайшие физические и моральные напряжения, преодолеть бесчисленные опасности, еще раз доказать, что сильный духом, решительный и неустрашимый человек выходит победителем в борьбе со стихиями природы.
Восемнадцатилетнее путешествие Виржилио да Лима по величайшим лесам Мату-Гросу, площадь которых в несколько раз превышает площадь Франции, представляет, кроме всего прочего, и большой познавательный интерес. Оно привлечет внимание ученых, и с их помощью бывший солдат погибшей «каучуковой армии» расскажет много интересного о жизни малоизвестных современным этнографам индейских племен, их языке, обычаях, верованиях и легендах, о методах врачевания и медицинских секретах, основанных главным образом на использовании лечебных свойств различных еще не изученных современной медициной растительных средств.
Александр ГорбовскийАмазонки. По следам легенды
«Есть в Мурских странах земля, наричена Амазанитская. В ней же царствуют едины девы чистые, нариченные [а]мазанки, иже храбростью и умом всех одолевают».
В конце семидесятых годов XVIII века на одной из лондонских улиц часто можно было видеть седеющего человека в старом офицерском мундире. Военная пенсия давала ему достаточно досуга, и досуг этот Джеймс Грей посвящал окрестным тавернам. Но друзья, трактирщики, да и сам хозяин гостиницы, где вот уже который год жил Джеймс Грей, ценили отчаянного рубаку не только за умение пить и не за медали и знаки отличия, которые сверкали на его красном с голубыми отворотами офицерском сюртуке. Конечно, Джеймс Грей пить любил, но он умел быть бережливым, не залезал в долги и всегда платил по счетам. Поэтому, когда он приходил в трактир и, раскуривая свою неизменную глиняную трубку, хриплым голосом требовал эля или имбирного пива, хозяин сам спешил исполнить поручение уважаемого гостя.
Кому из знавших Джеймса могло прийти в голову, что это женщина?
Настоящее ее имя было Ханнаб Снелл. Она родилась в небольшом английском городке Ворчестере, там же и вышла замуж. Через какое-то время муж оставил ее и, поступив в армию, отправился со своим полком в какую-то из отдаленных английских колоний за океан. Но Ханнаб Снелл была женщиной отчаянной. Она решила последовать за своим мужем. В одной из меблированных комнат она облачается в мужское платье и в таком виде приходит на вербовочный пункт. Назвавшись Джеймсом Греем, она поступает в полк, который отправлялся в Ост-Индию.
Несколько лет Ханнаб Снелл разыскивала беглеца-мужа, кочуя вместе с полком с места на место. За это время она вжилась в свою роль, а воинская жизнь пришлась так по душе ее решительной натуре, что она так и не смогла уже покинуть полк. Тем более, что начальство ценило Джеймса Грея, особенно за храбрость.
Случай этот не единственный. История знает немало фактов, когда женщины надевали мужской наряд и участвовали в войнах. Прежде всего вспомним нашу соотечественницу кавалер-девицу Надежду Дурову. Участвуя в самых кровопролитных сражениях, эти женщины удивляли всех своим бесстрашием, и только какой-нибудь нелепый случай иногда выдавал их.
О том, что женщины — беспощадные и бесстрашные воины, хорошо знали на Востоке. Личная стража многих восточных монархов состояла из женщин. А в Африке обычай этот сохранялся даже до конца прошлого века! Правда, в наше и близкое нам время женщины могли проявить свои высокие воинские качества главным образом только на семейном поприще.
Однако эта воинственность женщин, казалось бы, плохо вяжется с установившимся представлением о них, как о существах слабых. Оказывается, такое представление бытовало далеко не всегда.
Сейчас считается бесспорным, что история всех народов включала значительный период матриархата. Это была эпоха, когда существовало общественное производство, общественное потребление и не было еще частной собственности на орудия труда. Личная жизнь людей, живших такой материнскородовой общиной, проходила в рамках материнской семьи или рода, где главная роль в хозяйстве, а следовательно, и в общественной жизни принадлежала женщине. Сам термин «матриархат» состоит из слов «матер» (латин. — «мать») и «архе» (греч. — «власть»).
Но почему случилось так, что матриархат оказался все-таки изжит и на смену ему пришел патриархат? Считается, что переход этот был связан с развитием производительных сил — с переходом от разведения животных к скотоводству и от мотыжного земледелия к плужному. Это было связано с применением большей физической силы, такой переход привел к возрастанию роли мужчины в общественном хозяйстве.
По словам Ф. Энгельса, «„дикий“ воин и охотник довольствовался в доме вторым местом после женщины, „более кроткий“ пастух, кичась своим богатством, выдвинулся на первое место, а женщину оттеснил на второе».
Период классического матриархата простирается от позднего палеолита до раннего неолита. Иными словами, это была эпоха огромной протяженности. Она занимала (в зависимости от территории) до 100 тысяч лет. Чтобы представить себе масштабы этой эпохи, можно упомянуть для сравнения, что капитализм, формация, предшествующая социализму, уходит в прошлое всего лишь на 200–300 лет, а в большинстве стран его история вообще исчисляется только десятилетиями. Это относится и к России, где капитализм, строго говоря, просуществовал не более пяти десятков лет.
Но и сейчас, по прошествии более чем сорока лет, мы упорно говорим о пережитках капитализма в сознании людей. Насколько же более стойкими должны были оказаться пережитки матриархата, продолжавшиеся не десятки лет, а десятки тысячелетий! Мысль о естественности безраздельного господства женщин необычайно глубоко врезалась в сознание множества поколений, в сознание как самих женщин, так и мужчин. Это нашло выражение в обычаях, фольклоре, семейных отношениях.
О главенстве женщин в египетской семье в свое время с удивлением писал Диодор Сицилийский. «У египтян, — писал он, — царицы всегда имели большее влияние и получали большие почести, чем царь, и в частных брачных контрактах всегда подчеркивалось, что главенство над мужем будет принадлежать жене, в то время как муж будет слушаться ту, на которой женится».
Почти через два тысячелетия исследователи Камчатки с не меньшим удивлением обнаружили, что мужья там являются чуть ли не рабами жен. Они готовили пищу, работали на своих жен и покорно сносили тиранию женщин. Жене, например, ничего не стоило лишить мужа своей благосклонности или отнять у него табак. В этих случаях несчастному мужчине не оставалось ничего, кроме как униженно молить о прощении.
Стремление женщин установить или, вернее, сохранить неравноправные отношения в семье (с явным креном в свою сторону) можно, к сожалению, наблюдать не только на столь отдаленных территориях или в прошлом.
В различных формах пережитки матриархата проникали в общественную жизнь даже раннего классового общества. Они то вплетались в виде различных обычаев и традиций, то врывались в образе воинственных всадниц — амазонок, осадивших некогда, как утверждают предания, даже Афины.
Снижение роли женщин и возрастание роли мужчин в общественной жизни было длительным процессом. Можно предположить, что процесс этот далеко не всегда был бесконфликтным. В ходе борьбы за господство столкновение антагонистических сторон обретало, очевидно, иногда форму вооруженного конфликта между женщинами и мужчинами, в котором женщины-амазонки были защитницами последних баррикад уходящего матриархата.