— Очень хорошо, — ответил Самохин и первым вошел в клуб.
В ярко освещенном зрительном зале было шумно. Люди сидели в верхней одежде, в шапках и походили на пассажиров, ожидающих посадки в поезд. Воздух был напитан устоявшимся табачным чадом.
— Вербованные, — Фетисова показала глазами на зал. — Почти все здесь собрались.
— Не только вербованные. — Самохин всмотрелся в державшихся особняком женщин. Некоторые из них пришли с детьми и узлами. — Не только…
Хмурые лица, недобрая тишина насторожили Самохина.
— Почему здесь в верхней одежде? — громко спросил он. — В шапках! С вещами! Как на вокзале!..
— Что ж, выходит, нам и помощи не будет никакой? — перебила его женщина с ребенком на руках.
— Будет, — ответил Самохин. — Сами себе поможем.
— Нечего нас уговаривать! — злобно бросил кряжистый детина в потертой стеганке. — Не маленькие. Видим, что на дворе творится.
— Зачем уговаривать? — спокойно возразил Самохин. — Придет время, прикажу выйти на работы…
— Прежде чем приказывать, обеспечьте нас! — закричали в зале. — Валенки дайте! Стеганки!
— Какой из меня работник? — подскочил к Самохину курчавый парень в узконосых туфлях. — В пальтушке! Полы путаются в ногах, снег гребут.
— Вас завербовали для работы на обогатительной фабрике, — по-прежнему сдержанно ответил Самохин. — На работающих в цехах валенок на комбинате нет. Тут и спорить не о чем. Надо будет — пойдете работать.
— Без валенок? — спросил курчавый. — На улице?
— Что ж, по-вашему, когда буря бьет корабль, матросы калоши требуют, чтобы ноги не промочить?
Самохин увидел, что вместо делового разговора его затягивают в ненужные и лишь раздражающие рабочих препирательства. Сопровождаемый недовольным гулом, поднялся он на сцену, выждал, пока затих шум, и обратился к притихшему залу.
— Одни трудятся на морозе по двенадцать часов в сутки, а кое-кто тут… санаторий устроил.
— А ты посиди в этом санатории! — закричали из зала. — Давай к нам! Разговаривать легко, сверху-то!
Самохин понял, что начал неудачно, хотел поправиться.
— Минуточку!
Договорить ему не дали.
— Прежде чем требовать, обеспечьте людей!
— Мы тоже знаем свои права!
Чьи-то руки взяли его за плечи и отодвинули в сторону. Самохин оглянулся и увидел Фетисову.
Ее в поселке любили. Старожилы помнили, как она штукатурила первые здания поселка, мерзла в палатках и всегда оставалась спокойной и ровной в обращении с товарищами. Не изменилась Фетисова и после того, как стала членом парткома, а затем и секретарем. Рослая, по-мужски широкая в кости, с красным обветренным лицом, она не боялась острого спора, умела озадачить противника неожиданным доводом, простецкой на первый взгляд репликой.
Фетисова вышла вперед, спокойно ждала, она знала: ее будут слушать.
Шум в зале быстро спадал.
— Давай! — озорно крикнул кто-то. — Агитируй!
В недружном хохоте неожиданно прозвучал вопрос Фетисовой:
— У кого есть дети ясельного и дошкольного возраста?
Над головами торопливо взметнулись руки.
— Пройдите к сцене. — Фетисова показала, куда пройти, и снова обратилась к залу: — У кого дети школьного возраста?..
На этот раз она не успела закончить фразу, как женщины торопливо направились к сцене. Некоторые подталкивали перед собой детей.
— Я понимаю, почему вы пришли сюда, — обратилась к ним Фетисова. — Работать в такое время да еще и болеть душой за ребят…
— Ишь заливает! — закричали из задних рядов. — Охмуряет православных!
Выкрики утонули в гуле, из которого выделялись злые голоса женщин, возмущенно одергивающих крикунов.
— Начальник комбината принял правильное решение, — Фетисова выждала, пока зал затих, — укрыть детей в безопасное место. Тогда и родители смогут трудиться, не оглядываясь на дом. Кончим нашу беседу, пройдете со мной в фойе. Там я объясню, как собрать ребят и что дать им с собой.
Фетисова отошла в сторону. Неподалеку от нее надежной опорой сбились в плотную кучку женщины.
На место Фетисовой вышел Шихов.
— Демобилизованные по последнему приказу министра обороны… встать!
В зале послышался неровный грохот. Поднялось человек тридцать.
— Старшины, в проход.
Из рядов вышел коренастый крепыш в ладно пригнанной шинели.
— Постройте демобилизованных и выведите сюда, — Шихов показал рукой влево от сцены.
— Выходи строиться! — привычно подал команду парень в шинели. — Разобраться по два.
Он подровнял группу, вывел к сцене и, приняв привычно строевую стойку, доложил:
— Товарищ майор! Демобилизованные в количестве двадцати шести человек построены.
— Вольно! — Шихов осмотрел демобилизованных и обернулся к сидящим в зале. — А теперь потолкуем с остальными. Вернее, с теми, кто не желает работать.
— Да в чем работать-то! — вскочил с узла курчавый парень и выставил ногу в узконосой туфле: — Гляди!
— Полно тебе, — громко вмешалась Фетисова. — Который год живу тут, а не видела еще дурачка, чтоб приехал на север в таких-то бареточках. — И, не давая возразить себе, закончила под одобрительный смех: — Развяжи сидор свой. Развяжи! Если не будет в нем другой обуви, сниму с себя валенки и отдам тебе. При всех говорю. Сниму! Босая по снегу пойду!
— Давай, давай! — закричали со всех сторон опешившему от неожиданного поворота парню. — Разуй ее! Развязывай сидор!
— Да идите вы!.. — парень злобно выругался, и это прозвучало признанием своей вины.
Пока в зале угасал озорной шумок, Фетисова быстро сказала Самохину:
— Решайте с эвакуацией ребят. Нельзя оставлять их в клубе. Какой здесь покой! Матери будут бегать сюда, надо и не надо…
«Ты сама за меня решила, — подумал Самохин, — а теперь подкидываешь мне свое решение».
— Делайте, — согласился он. — Вы отвечаете за эвакуацию детей, — и обратился к залу: — Вечером все незанятые на работах будут разбиты на аварийные бригады. Я убежден, что все честные люди помогут сохранить предприятие…
— А если найдутся нечестные! — Курчавый парень нагло уставился на начальника комбината. — Сачки! Будут сидеть в клубе. Что с ними делать? Вот вопрос!
— Пускай сидят, — с неожиданным для всех спокойствием согласился Самохин. — Все работающие будут жить и питаться побригадно, в домах. Рабочему человеку надо не только отдохнуть, обогреться, но и обсушиться. А где тут обсохнешь?
Слова его были встречены одобрительным гулом, в котором тонули голоса недовольных.
Глава вторая
Самохин вышел на крыльцо. Морщась от бьющего в лицо резкого ветра, поднял меховой воротник куртки.
По широкой безлюдной улице привольно скользили мутные волны поземки. Края крыш курились снежком.
За сверкающим изморозью танком с налипшими на лобовой броне и опорных катках комьями мерзлого снега стоял гусеничный трактор с прицепом-санями. Возле него трое в лыжных костюмах увязывали покрытую зеленой парусиной горную лодочку, привезенную Крестовниковым. Несколько в стороне от них стояла Люся.
Из танка, источающего резкие запахи горелого масла и стылого металла, выбрался Крестовников, вытащил из люка охотничьи лыжи, подбитые серебристым мехом нерпы.
Люся увидела его и отвернулась. Лицо у нее стало отчужденным, безучастным.
Самохин присмотрелся к дочери, после короткого раздумья подошел к ней.
— Ты знаешь его? — он показал легким движением головы на Крестовникова.
— Столько слышать от тебя…
— Я не о том, — перебил отец. — Ты знакома с ним?
— Олег Михайлович преподает у нас, — ответила Люся как можно безразличнее.
— Ты никогда не говорила мне о нем, — мягко упрекнул отец.
— Зачем? — спросила дочь, не глядя на него. — И без того ваши отношения…
Она увидела подходившего к ним Крестовникова и оборвала фразу.
— Итак, — сказал Крестовников, — выходим. Маршрут вам известен. Возвращение в восемнадцать ноль-ноль.
Спутники Крестовникова надели поверх лыжных костюмов теплые куртки и проворно забрались в кузов саней. Танкисты подали им горную лодочку, лыжи.
Маленький плотный лыжник деловито проверил имущество и неожиданно звонким девичьим голосом поблагодарил танкистов:
— Спасибо, хлопцы!
— Буркова! — Самохин узнал в маленьком лыжнике секретаря комитета комсомола. — Я просил тебя подобрать парней…
— У нее второй разряд по альпинизму, — мягко вмешался Крестовников. — Да и не время сейчас заменять кого-либо в группе.
— Вместо того чтобы подобрать парней, сама собралась, — укоризненно заметил Самохин.
— Кекур не Белуха и даже не Джилтмес. — Буркова посмотрела на него спокойными серыми глазами. — Если я уйду на несколько часов, ничего тут без меня не случится. — И для большей убедительности добавила: — Не на вершину поднимаемся.
— Поехали! — крикнул Крестовников, заметив, что Самохин хочет что-то возразить.
Трактор выстрелил синим клубком дыма и двинулся по улице.
Вслед ему махали руками, платками и шапками, пока он не свернул в проулок. Люся тоже помахала рукой. Потом она сбежала с крыльца и быстро направилась к дому.
Почему Люся утаила от отца, что знакома с Крестовниковым?
Впервые она встретилась с ним два года назад в спортивно-оздоровительном лагере. Волей обстоятельств они оказались в одной компании.
Люся с недоброжелательным любопытством присматривалась к человеку, причинившему отцу столько огорчений.
Крестовников не походил на других преподавателей. Общительный и подвижный в лагере и неутомимый в горах, он сразу стал душой молодой компании. Спортивная закалка, утверждал он, — одна из особенностей профессии географа. Даже при сдаче кандидатского минимума Крестовников считал необходимым требовать от будущего лавиноведа не только знаний по избранному предмету, но и сдачи норм по альпинизму или хотя бы по горному туризму.
Недоброжелательность Люси быстро таяла. Приятно было, что Крестовников выделял ее, звал на тренировки, ставил в пример другим.