Мы мчались к городу Брно. Нас с женой взяли к себе в машину доктор Дразнин из Минска и его жена Роза Григорьевна. Это были люди интеллигентные, веселые и бесконечно добрые. И все у нас в машине: и разговоры, и песни — было знакомым, своим. «Волга», точно островок России, мчалась по чешскому шоссе. А за окном мелькали удивительные города и села. Здесь были прекрасные улицы и площади с готическими, ренессансными и барочными домами, памятниками и обелисками; здесь были уютные, чистые и гордые деревни, отличавшиеся от городов, пожалуй, только размерами да количеством костелов. Мы летели мимо расчерченных посевами полей, кудрявых холмов, мимо то подступавших к шоссе, то отходивших в синюю даль гор. Но что особенно поразило меня, так это леса. Я знал, что Чехословакия — страна с высокоразвитой промышленностью, с высокой плотностью населения, большим количеством городов, и думал, что леса там вырубили еще столетия назад. А они густо зеленели по обочинам шоссе. Сразу за чертой города или заводским забором начинались красивые сосновые боры, небольшие кудрявые рощицы, купы старых деревьев возникали неожиданно посреди поля; в гуще посевов и на холмах стояли отдельные могучие деревья, охраняемые, точно памятники архитектуры, табличкой «статни стром» — государственное дерево.
Итак, мы мчались вперед, страна пролетала мимо, и меня все больше охватывало беспокойство: я еще не свел в дороге дружбу ни с одним чехом, не исходил пешком ни одного города, не ночевал ни в одной деревне.
Первая стоянка у нас была в Брно. Брно — огромный промышленный город, второй по размеру в Чехословакии, центр международной ярмарки. И то, что в отеле «Слован» не оказалось мест, меня не удивило. Но наш шофер профессор Дразнин разложил сиденья в «Волге», вручил нам ключи от машины и выбрал для ночлега уютный уголок в самом центре города. Вечером мы бродили по залитой огнями главной улице от «Слована» до вокзала; жены, по французскому выражению, «лизали витрины», мы глазели по сторонам. Утром я встретил на площади, неподалеку от старой ратуши, сразу три группы советских туристов, приехавших в Чехословакию на своих машинах и автобусах. С одной из групп я попал в здание бывшего моравского парламента, в роскошный зал, где теперь жители Брно сочетаются браком. Румяный седой гид бойко рассказывал, время от времени пересыпая речь всемирно известными анекдотами:
— В подобных залах при национальных комитетах в торжественной обстановке происходит бракосочетание. Так же торжественно обставляют и запись новорожденного. А вон в той комнатке жених ждет конца своего счастья. Браков у нас заключается в год примерно семь, а разводов один на тысячу жителей. Разводов у нас меньше, чем у вас, в Союзе, примерно… на две сотых процента. Развод стоит всего четыреста крон…
В подворотне Старой ратуши гид рассказал историю чудесного дракона, висящего под сводами арки. Собственно, историй было несколько, но потом оказалось, что это всего-навсего нильский крокодил. От этих лишенных поэзии легенд слушатели приуныли, и гиду пришлось повеселить их рассказом о неверных женах, которые как огня боятся этого самого крокодила. Тут же висело огромное колесо, которое, по преданию, смастерил веселый колесник из Леднице еще в XVII веке. Находясь в подпитии, он похвастал перед коллегами, что за тринадцатичасовую рабочую смену срубит в лесу дерево, сделает колесо да еще доставит его к рынку сбыта — докатит до брненской ратуши. Он совершил этот трудовой подвиг, но дальше все пошло хуже. Все решили, что тут не обошлось без вмешательства нечистой силы, и стали его сторониться, бедняга лишился заказов и умер в нищете. Вывод из этой невинной истории напрашивался самый простой: не следует хвастать в пьяном виде, даже если речь идет о простом колесе, и, конечно же, следует бороться с предрассудками, повышая свой культурный уровень.
Вместе с туристами-земляками я побывал еще в нескольких костелах и бывшем монастыре августинцев, где постигал основы музыки знаменитый чешский композитор Леош Яначек и занимался своими научными изысканиями монах Иоганн Грегор Мендель. Гид рассказал нам, что в Брно недавно закончился международный конгресс, посвященный Менделю, и что основатель менделизма занимался здесь также скрещиванием пчел и даже метеорологией.
Потом я снова бродил по городу и забрел в капуцинскую церковь, при которой была «гробка», то есть крипт, подземная часовня-музей, где хранилось много мумий, черепов и костей, а из последних даже была изготовлена люстра. Музей этот должен был напоминать о смерти, от которой никуда не уйти, и надписи на стенах гласили: «Мементо мори», «Ту фуи, эго эрис» (помни о смерти, о том, что мы были такими, как ты сейчас, а ты будешь такой же страшный, как мы). Вообще мне показалось, что в Чехословакии принято с довольно большим уважением относиться к усопшим, особенно к тем, кто отдал жизнь служению людям. Памятников и монументов здесь тысячи, в центре Праги же чуть не на каждом доме есть мемориальная дощечка с именами павших. До сих пор помню одну из них, на углу Овочни трга: «Здесь положил свою жизнь на алтарь власти Богумил Кулиш 25 лет от роду, 8.V.45». В каждом чехословацком городке и чуть не в каждой деревне есть с любовью оберегаемый памятник нашим русским солдатам. Конечно, «гробка» капуцинов носила более общий, философский характер; она была скорее сродни надписям, украшающим обычно ворота словацких кладбищ: «До виденя!», то есть до свидания. Главное место в «гробке» занимали кости барона Франтишка Тренка, прожившего бурную жизнь, служившего майором в русской армии и окончившего жизненный путь в Брно. Надпись на гербе барона пророчески гласила: «Сквозь бури к гавани», и барон обрел у капуцинов сравнительно тихую, хотя и недостаточно укромную, гавань.
Вместе с нашими автомобилистами мы посетили знаменитый Моравский карст, район, расположенный неподалеку от Брно. Главная приманка этого заповедника — карстовые Пунквские пещеры с их сталактитами и сталагмитами самых причудливых форм. Это удивительная галерея природной скульптуры. Здесь на каждом шагу всяческие булавы, гномы, вазы, елочки под снегом и, конечно, минареты, турецкие кладбища, а также вечные влюбленные, которые никак не могут сойтись. Экскурсоводы и посетители изощряют фантазию, придумывая названия все новым и новым шалостям карста, и это, конечно, занятие небесполезное. Мне очень понравилось, как чехи гуляют по своим пещерам, как они до крайности внимательно слушают рассказы экскурсовода, изредка обмениваясь восхищенными возгласами. И еще мне понравилось, что пещеры здесь используют на все сто процентов. В Моравском карсте, например, блестяще налажена система сигнализации и страховки, гиды неутомимы, посетители благодарны. Мы достигли дна провала Мацоха (Мачеха) с зеленоватым озерком посередине, добрались до русла подземной речки Пунквы, откуда на моторных лодках отправились в новое подземное путешествие и попали, миновав три озера, в красивейшую часть Моравского карста, где снова были и сталактиты, и сталагмиты, и сталагнаты. Потом мы наконец выбрались на свет божий под огромной страховочной сетью, и здесь защелкали фото- и кинокамеры, раздались восхищенные возгласы на дюжине европейских языков.
Наутро мы снова двинулись в путь. Шоссе было отличным, машины в исправности, и мчались мы с большой скоростью. Так мы пересекли Моравию, въехали в Словакию и помчались на юг, останавливаясь лишь изредка, когда теряли одну из своих машин. Наш добрейший водитель удовлетворенно поглядывал на спидометр, а я смотрел, как пролетают мимо поля и холмы, леса и деревни, как проскочили мы мимо Славкова и Аустерлицкого поля, Бухловицкого замка и Угерске-Градиште, и сомнения в пользе туристического автопробега закрадывались в душу.
Обедали мы в изящном курортном городке Пьештяни над рекой Ваг, потом понеслись дальше, мимо Топольчан, красивого промышленного Партизанске, где стояли новые дома-«башни», точь-в-точь как наши московские, только повыше на два этажа, мимо Прьевидзы, мимо дымящего заводскими трубами Жиара-над-Гроном. Под вечер мы повернули на север и добрались до Банска-Бистрицы. И здесь нам с женой захотелось изменить что-нибудь в нашем путешествии. Ей казалось, что мы уже слишком много повидали, а у меня появилось ощущение, что я еще ничего толком не видел. После непродолжительной дискуссии мы порешили все к взаимному согласию. Я купил жене железнодорожный билет до Праги и расстался с нею на окраине Банска-Бистрицы.
С «хлебником» (небольшой сумкой, в каких чехи носят завтрак с собой на работу) на плече я пошел к окраине города. Я решил «стоповать». На чешских шоссе много «автостоповцев» — молодых рабочих, школьников и студентов из всех стран мира. У них нет, как правило, никаких специальных автостоповских книжек (вернее, я видел одного студента, у которого была такая книжка, но как раз его-то упорней всего преследовали неудачи). Они просто стоят на обочине шоссе и машут рукой. Иногда показывают палец: мол, я один, возьмите меня.
Пройдя мимо нескольких автостоповцев с рюкзачками (они дружески махнули мне: «Агой! Агой! — Привет!»), я занял свое место на шоссе и робко поднял руку. Так началась новая жизнь. И началась довольно удачно. К моему безмерному удивлению, первая же машина, которой я робко махнул, остановилась. Я попросил подвезти, даже не зная еще толком куда, ну, скажем, до Нитры. В машине сидели трое: на заднем сиденье пожилая женщина с ведрами, на переднем — молодая пара. Они почти сразу поняли по говору, что я из России, и все трое расплылись в улыбке. У всех были черные-черные зубы, и я спросил, в чем дело. Оказалось, они ездили в лес за черникой: о, там, где немцы сожгли деревню, там неподалеку пропасть черники. Сами они из Зволена и охотно подбросят меня, но только вот надо по дороге завезти тетушку Марию в деревню Вельки Луки; тетушка Мария — это мать Анны, а это Любомир, муж Анны, будем знакомы. Анна неплохо говорит по-русски, у них была отличная учительница в школе, русская эмигрантка, да и словацкий не так уж сильно отличается от польского, украинского, русского — в общем, понять друг друга можно. Давно ли я у них, что видел?