Трам остановился, пристально поглядел на меня. В ответ я многозначительно улыбнулся. Вижу, что он растерян и никак не может принять решения. В этот момент вошел фараон и положил на стол пистолет и лист бумаги. Трам взял бумагу, прочел ее и тихонько вздохнул.
— Можешь забирать свою игрушку. Пуля, уложившая наповал толстяка Доменико, от пистолета другого калибра.
Я сразу догадался, почему Трам так легко меня выпустил. Он ясно дал понять это своими улыбочками и многозначительными взглядами. Не первый раз я таскаю для полиции каштаны из огня. И каждый раз рискую при этом своей драгоценной шкурой. Трам знает свое дело, и он далеко не дурак. Ну что ж. Раз полиция бессильна, придется потрудиться. Впрочем, такова моя работа: ведь не за красивые глаза мне деньги платят. Скажем, эти пятьсот тысяч лир.
Тут я вспомнил о бумажках, которые лежат в холодильнике, и огрел себя кулаком по голове. Проклятые пьянки! Когда я только научусь пить поменьше. Я просто обязан пить меньше. Меньше, но немного-то выпить надо.
Я сел в машину и помчался в первый же бар. Там прополоскал горло стаканчиком «Бурбона» и сразу почувствовал себя лучше.
Я снова влез в машину и стал обдумывать план действий. Вот если бы удалось отыскать Дуарду! Но она неуловима, как призрак.
А пока надо наведаться в «Морено». Да, но клуб открывается в одиннадцать вечера, а сейчас всего половина десятого. Ловко лавируя между машинами, я подкатил к остерии «Жареный и жареная». Там всегда можно подкрепиться жареной рыбой и жареным картофелем.
Я заказал жареного леща с горчицей, тарелку земляники и полбутылки «Бурбона». Купил свежую газету и стал просматривать последние новости.
Самоубийству Дана Паранко отведено место на первой странице. Но подано оно так, словно это обычное самоубийство без всяких загадок для полиции, решившей сдать дело в архив. Отлично. Я расплатился и вышел. Было еще рано, и я решил заглянуть к себе в контору.
Оставив машину у подъезда, я поднялся на одиннадцатый этаж и стал открывать дверь. И тут я заметил, что она уже открыта. Я вошел, хотел зажечь свет, но увидел, что он уже зажжен. Кто-то позаботился открыть ящики и раскидать все бумаги.
Не успел я сказать: «Черт побери! Похоже, я землетрясение проморгал», как увидел типа, который валялся в моем кресле. Я прямо опупел. Руки у малого болтаются, как мочалки, а глаза уставились в одну точку. Рожа абсолютно незнакомая. А одет хорошо. В темном костюме, темном галстуке, на ногах лакированные туфли. Я обшарил его карманы. Пусто.
Голова без единого пулевого отверстия, и на полу ни пятнышка крови. Ну и компотец! Откуда он взялся, этот красавчик?!
Тут распахивается дверь, и вваливаются Трам и Каучу.
— Что за порочная привычка! — восклицает Трам.
— Послушайте, — говорю. — Мне эта история плешь проела. Не успею повернуться, как рядом труп валяется.
— А ты не поворачивайся, — бросает Каучу.
— Вот что, Яко, — говорит Трам, — я человек терпеливый, сначала я закрыл один глаз, потом второй, но больше у меня глаз нет. По-моему, ты злоупотребляешь.
— Дать ему по черепушке, начальник?
— Награди его наручниками и отведи, — приказывает Трам.
Я покорно вышел на лестничную площадку. Каучу нежно придерживал меня под локоток.
— Знаешь, эти бесконечные поездки туда-сюда мне надоели. Сколько раз прикажешь наносить визиты в ваш дворец?
— Это последний, — ухмыляется Каучу. — Теперь ты отдохнешь лет десять — двадцать.
Вскоре мы подкатили к Централке. В коридоре толпится народ. Все одеты в черное, орут, рыдают. Нас провели прямо в кабинет Трама.
— Давненько мы с вами не виделись, мой милый лейтенант, — говорю.
Трам в ярости захлопнул ящик письменного стола, пнул ногой стул.
— Кто он? — спрашивает грозно.
Я пожал плечами.
— Впервые вижу.
— Когда и как ты его ухлопал?
— Ухлопал?! Да я его первый раз увидел за две минуты до вашего прихода.
— Самое большое через пятнадцать минут мы узнаем, каким путем ты отправил его на тот свет. Кончай запираться. Доктор Тэлли производит вскрытие трупа. Так что обвинения в преднамеренном убийстве тебе не избежать.
— У меня есть железное алиби, — отвечаю. — Я был в «Жареной и жареном». Можешь навести справки.
Тут зазвонил телефон, и Трам снял трубку. Послушал и как рявкнет:
— Это отдел по борьбе с убийствами, а не стол находок.
Он с яростью бросил трубку. Потом, видно, передумал и набрал какой-то номер.
— Кто пропал? — спрашивает. Выслушав ответ, он повесил трубку.
— Кто такой Альфредо Трумма? — обращается он ко мне.
— Слыхом не слыхал, — отвечаю.
— Спустись в архив, — приказывает он Каучу, — и посмотри, есть ли там дело на Альфредо Трумма.
Каучу открыл дверь и вышел. Трам зло хлопнул дверью и снова сел в кресло, снял трубку и набрал номер:
— Привет, капитан Эккеме. Ну, как дела?
Услышав ответ, он нахмурился.
— Я послал Каучу в архив поискать досье на Альфредо Трумма. Нет?! Вполне добропорядочный человек?! Тогда это мне не подходит.
Возвратился Каучу.
— На Альфредо Трумма не заведено никакого дела.
Трам кивнул головой и продолжал разговаривать по телефону.
— Да, — отвечает. — Я нашел труп, но не знаю кого… Вполне возможно. Только не говори ничего родственникам. А то они разволнуются.
Он вешает трубку и сердито фыркает.
— Ничего не понимаю, — говорю.
— Скоро поймешь, — отвечает Трам.
Вошел незнакомый фараон, и я догадался, что это и есть капитан Эккеме из отдела розыска пропавших без вести.
— Кажется, исчез дядюшка Альфредо, — говорит он Траму. — В моем кабинете рыдает целая толпа родственников.
— Похоже, речь идет о покойничке, которого я обнаружил в доме этого красавца. — Трам кивнул на меня. — Есть у тебя его приметы?
— Возраст — шестьдесят четыре года, рост — метр семьдесят два, вес — пятьдесят восемь килограммов. Волосы редкие, седые.
— Приметы совпадают, — говорит Трам.
— Одно непонятно, — замечает капитан Эккеме. — Почему родственники одеты в траур, откуда они могли заранее знать, что его убили?!
— А ты ничего не можешь сказать? — спрашивает у меня Трам.
— Рад бы, да пока для меня все это темная ночь.
— Пойду допрошу родственничков, — говорит Эккеме. — Потом свожу их в морг и погляжу, узнают ли они милого дядюшку.
Не успел он уйти, как в комнату ввалился доктор Тэлли. Он протянул Траму лист бумаги. Трам посмотрел на меня с гнусной ухмылкой и начал читать. Гляжу, рожа у него потихоньку меняет цвета. Из желтого стала розовой, потом красной с алыми пятнами и, наконец, фиолетовой. Когда из фиолетовой она стала мертвенно синей, он вскочил, схватил беднягу доктора за воротник и стал его трясти.
— Это шутка, — орет. — Глупая шутка.
— Какая еще шутка! Как ты смеешь, паршивый фараон?
Доктор схватил лист бумаги, повернулся и вышел, фыркая от ярости. Трам рухнул в кресло и обхватил голову руками.
— Умер от воспаления легких, — процедил он.
— Признаюсь, — говорю, — Альфредо Трумма убил я. Заставил его принять холодный душ, а он, бедняга, простудился и откинул сандалии.
Трам заскрипел зубами.
— Сними наручники, — говорит он Каучу.
— Вам еще не надоело надевать мне наручники и тут же снимать? — спрашиваю.
В эту самую минуту влетает капитан Эккеме.
— Его не могли убить, он уже был мертвый, — объявляет. А за капитаном в комнату ворвалась целая толпа родственничков.
— Где дядюшка Альфредо? — кричит одна из женщин.
— Успокойся, дорогая Гортензия, — говорит другой родственник, обнимая ее за плечи.
— Тише, тише, — орет Трам. — Так мы век не разберемся. Расскажите, что произошло. Но только спокойно, по порядку.
— Мы живем на одиннадцатом этаже в квартире восемь, — начинает рассказывать один из родственников.
Черт побери! Моя контора тоже на одиннадцатом этаже, а квартира восемь совсем рядом.
— Дядюшка Альфредо умер вчера утром. Сегодня должны были состояться похороны. Покойник лежал в своей комнате, и в доме были только я и Гортензия. Гортензия спала: она всю ночь просидела возле покойника, а я пошел в ванную. Моюсь, а сам слышу какой-то шум. Ну, я решил, что это проснулась Гортензия. Потом я зашел в комнату Гортензии и увидел, что та еще спит. Тогда я бросился в комнату, гляжу: трупа нет. Исчез.
— Когда это случилось? — спросил капитан Эккеме.
— Примерно час тому назад. Я разбудил Гортензию, и мы стали искать по всей квартире. Потом позвонили Клаудио и Томмазо, и они сразу примчались.
— Он воскрес и потихоньку улизнул, — закричал один из догадливых родственничков.
— Спокойно, спокойно, — сказал Трам. — Мы нашли вашего дядюшку вполне мертвым. Кто-то перенес его из комнаты в кабинет вот этого синьора. Потом кто-то позвонил в Центральное полицейское управление и сказал, что в кабинете вот этого господина, — он показал на меня, — находится труп. Мы тут же примчались.
— Проклятье! — закричал я. — Кому-то очень хочется меня убрать, и он подкидывает мне одного покойничка за другим. А я тем временем должен выслушивать болтовню этих кретинов.
Я бросился к дверям, но Каучу схватил меня у самого порога.
— Отпусти его, — устало сказал Трам.
Я высвободился из объятий Каучу и мимоходом сломал ему мизинец левой руки. Только я выскочил из кабинета лейтенанта, как там началось настоящее светопреставление.
Я спустился вниз, сел в машину и поехал домой. Мой компаньон уже ждал меня у подъезда.
— Ну, — спрашиваю, — какие новости, дружок? Как поживает вдовушка?