Вход в «Морено» ярко освещен, и неоновая вывеска бросает голубые блики на самую середину улицы. У дверей портье в синем мундире с золотыми пуговицами преграждает путь всякому, кто вздумает проникнуть в клуб без особого разрешения. Я отстранил его мизинцем и прошел внутрь.
Подскочил официант и показал свободный столик.
— Спасибо, — говорю. — Это мне подходит.
Сажусь за стол и заказываю бутылку «Бурбона». Официант отправился выполнять заказ. Я воспользовался этим, поднял занавес и юркнул в маленькую боковую дверцу.
Розовая занавесь скрывала от любопытных глаз большущую прихожую, задрапированную желтым шелком. За низенькой стойкой восседал благообразный напомаженный синьор в двубортном синем костюме. Не успел я представиться, как он одарил меня самой любезной из своих улыбок. Вскочил, подошел к двери, отворил ее с низким поклоном.
— Проходите, пожалуйста! — говорит.
Я остолбенел. Признаться, я думал, что меня попытаются любой ценой задержать, а тут любая дверь отворяется, словно по волшебству. Должно быть, меня здесь хорошо знают, но что-то не припомню, когда я сюда наведывался.
Я вошел, и за мной со стуком захлопнулась дверь. Я очутился в шумном салоне. Повсюду кресла, диванчики. В глубине большая стойка, уставленная бутылками.
Я подошел к стойке и сел на вертящуюся табуретку. Не успел я рта раскрыть, как официант поставил передо мной полный стакан «Бурбона».
— Удивительно, — говорю. — Кто тебе подсказал, что я предпочитаю заправляться только этим горючим?
Он улыбнулся и развел руками: мол, это всему городу известно.
До меня доносились отрывки бесед.
— Вчера вечером я видел, как вы, графиня, стояли и нервно постукивали ножкой о край тротуара. Кого это вы так нетерпеливо ждали?
— Этого рогоносца, принца Тестафьорита.
— Нет, барон, кинжал тут не годится. Рискуешь запачкаться в крови. Я испытал новый способ, очень простой и чрезвычайно удачный. Конечно, напряжение в сети должно быть достаточно высоким. Иначе придется долго ждать.
— Ну а вы что скажете, инженер Брутто, об адской машине с часовым механизмом?
А ведь посмотришь на этих шикарно одетых, элегантных и любезных господ и никогда не подумаешь, что они любят так грубо и зло шутить над ближними. До смерти противно слушать их кровожадные рассказы.
Я направился в глубь зала. Большая арка делила его на две неравные части. Эта своеобразная небольшая гостиница была битком набита людьми, толпившимися возле длинного стола.
Чей-то голос время от времени громко объявлял номера. «Должно быть, это игорный зал», — подумал я.
Тут все эти синьоры просаживают огромные деньги, которые они по закону должны были бы внести в казну.
Я подошел к ближнему столику и стал наблюдать. В первую минуту я даже разинул рот от изумления. Оказывается, они играют в лото. Крупье достает из мешочка фишки и объявляет номера. Посреди стола высятся горы тысячных и десятитысячных ассигнаций.
Играющие закрывают объявленные номера фасолинами.
Я с трудом протиснулся к самому столу и упер одну из фасолин. Потихоньку сравнивал ее с фасолиной, которая лежала у меня в кармане… Той самой, которую я нашел в спальне у вдовы с фиолетовыми глазами. Одинаковые. Та же тосканская фасоль с черным пятнышком на краю. Теперь все понятно.
Блондинка каждый вечер прикатывает сюда. Но где она берет столько монет? Я даже языком прищелкнул. Отошел от стола, устроился на диванчике и стал соображать.
Красотка шантажировала своего муженька, который в молодые годы совершил, верно, какую-нибудь глупость. Но как ей это удавалось? Все ясно. Она вымогала у него деньги с помощью сообщника. А болван-муж отваливал этому подонку монету в страхе, как бы бесценная женушка не узнала о его грехах молодости. И даже не подозревал, что шантажирует его сама заботливая жена. А ее сообщником был, конечно, толстяк Доменико. Он забирал деньги и относил их блондинке в «Морено». Толстяк Доменико был шофером у Блю Катарро. Но кто же его укокошил? Блондинка-вдова? Или же подручный самого Блю Катарро?
Я положил фасолины в карман и потопал из зала. Вижу, в глубине деревянная лесенка. Поднялся по ней наверх, перешагивая сразу через четыре ступеньки. Главное — отыскать этого Блю Катарро.
Черт побери, что бы это могло значить? В конце лестницы еще одна дверь. Открываю ее, вхожу. Сразу за дверью начинается коридор, устланный синим бархатным ковром.
Миновав коридор, я очутился в широкой прихожей. Гляжу, в глубине бронированная дверь. Конечно, я сразу скумекал, что она ведет в кабинет грозного Катарро, но смело направился к ней. Я уже взялся за ручку, как вдруг услышал шум за спиной, и молниеносно обернулся.
— Ба, кого я вижу?!
Но Ат Шалфейчик недолго думая припустился от меня. Юркнул в коридор, я за ним. Добежали до танцзала. Тут мне наконец удалось сцапать Шалфейчика за плечи. В проходе танцевало множество пар, а музыканты лабали ча-ча-ча. Я заставил Шалфейчика проделать полный оборот вокруг своей оси, схватил его руку и покрутил этого ублюдка вокруг себя.
Так, отплясывая бесконечный ча-ча-ча, мы пересекли весь проход. Танцующие расступались, провожая нас восхищенными взглядами. Шалфейчик проворно залавировал между столиками, но я к нему прилепился, как пиявка.
У самого выхода я его прихватил под локоть.
— Надежный же ты телохранитель, — говорю.
У Шалфейчика лоб покрылся испариной, а сам он задрожал, как трусливая дворняжка.
— А теперь, — говорю, — пора нам с тобой рассчитаться.
Левой рукой я сжимал ему локоть до тех пор, пока кости не хрустнули. Тогда я поволок его к машине. Открыл дверцу и швырнул на переднее сиденье. Потом сел за руль.
— Ну, поехали в гости к нашему старому другу.
Он усмехнулся и сплюнул в окно. Я рассвирепел. Выскочил из машины, подобрал плевок и всунул его Шалфейчику обратно в рот.
— Я тебя научу вежливости, — говорю.
Потом снова сел за руль.
— Не тяни резину. Выкладывай имя, фамилию, происхождение, местожительство и род занятий твоего почетного дружка.
Ат молчит. Тогда я двинул его кулаком по подбородку. От неожиданности он откусил кончик языка.
— У меня нет ни малейшего желания валандаться с тобой целую неделю, — говорю.
Тут он решился открыть рот.
— Его зовут Джим Стеккино, по прозвищу Агамемнон. Он владелец ОПМ — общества по продаже муравьев. Адрес: Четырнадцатая улица, дом сто восемь.
— Отлично, — говорю. — Теперь можно отправляться к нему в гости. Ведь мы так давно не виделись.
Вскоре мы подъехали к зданию № 108. Впрочем, это оказался всего-навсего старый двухэтажный домишко. В нижнем этаже магазинчик, а рядом маленькая входная дверь. С виду этот дом роскошным никак не назовешь. На втором этаже ставни одного из окон почти совсем оторвались, а в другом окне выбито стекло.
— Похоже, твой приятель не очень-то процветает, — говорю. Мы свернули за угол и стали обходить дом сзади. И тут я даже присвистнул.
— Вот это фокус!
Задняя стена дома и есть фасад. Да какой! Весь из мрамора, ставни из красного дерева, а стекла из особого сплава. Наружный фасад — это для лопухов, а сзади настоящий дворец.
— Похоже, задняя часть у твоего Джима Стеккино в особом почете, — говорю.
Я осмотрел дверь. Она была заперта на хитроумный замок, но меня это не испугало. Поковырял кончиком карандаша — и готово. Входим в дом.
На нижнем этаже в салоне у стены стоит большой шкаф. Отворяю его, влезаю. В глубине шкафа дверь. Открываю ее, вхожу. И попадаю в старую часть дома. Я сразу сообразил, что это задняя комната. Она вся заставлена мебелью. Кругом пыль, на стенах фотографии торговцев муравьями, рисунки муравьиных гнезд.
Я повесил Шалфейчика на вбитый в стену гвоздь и стал спокойно осматриваться вокруг.
Этот Джим Стеккино маскирует свои грязные делишки, притворяясь торговцем муравьями. Довольно странный вид коммерции. Не думаю, чтобы он продавал больше одного муравья в год. Да еще за границу.
Я обшарил все комнаты и наконец нашел то, что искал.
За картиной, изображавшей какого-то типа, разоряющего гнездо муравьев, я обнаружил несгораемый шкаф. В две минуты вскрыл его и на нижней полке увидел кожаную желтую сумочку. Вынул ее и показал Ату Шалфейчику, по-прежнему висевшему на гвозде.
— Хороша сумочка? — спрашиваю.
— Проклятые фараоны, — процедил он сквозь зубы.
Я сунул ему в рот скомканную промакашку, и он заткнулся. Открываю сумочку. А в ней полно желтых заклеенных конвертов и на каждом аккуратно выведено имя.
Я пересчитал их. Ровно восемьдесят два конверта. Восемьдесят два человека, которых шантажируют. Я спрятал конверты в сумку и закрыл ее.
— Превосходно, — говорю. — Но куда все-таки делся твой достойный приятель?
Шалфейчик невнятно замычал и воровато отвел глаза. Я вздохнул.
— Ничего не поделаешь, — говорю. — Придется вернуться в «Морено» и побеседовать с Блю Катарро.
Я снял Шалфейчика с гвоздя и поволок его к выходу, крепко сжимая сумку под мышкой.
Шалфейчик стал тихим, покорным и сам без разговоров полез в машину. Но тут я увидел у него на заду красное пятно. Нагнулся и вижу, что это вроде знак, оставленный помадой. Понюхал: цикламен.
— Черт побери, — говорю. Отпихиваю Шалфейчика и сам лезу на сиденье. На нем помадой выведены какие-то знаки, но попробуй их расшифровать. Этот проклятый Шалфейчик уселся на них своими ягодицами, и буквы расплылись. Я пригляделся повнимательнее. Всего знаков три. Но видно, что их накалякали в дикой спешке. Я сразу разобрал, что одна буква «З». Затем идет не то «Г», не то «Л». А третью сам черт не разберет. Не черт, а тысяча чертей!
«Ведь Дуарда сидела за рулем». Я сел за руль и попробовал снова разобрать причудливые знаки. Конечно, «З» последняя из трех букв. Первая должна быть «Г». А буква посредине наверняка «А».