ских новостей». Над кроватью Реда вырезками из этого журнала была заклеена вся стена — женщины.
— Да, Реди, я знаю, мой мальчик, что тебе нужно, — устремив взгляд на стену, сказал старик. Трубка его давно погасла, но он все еще держал ее в зубах, для его лет на удивление крепких и совершенно белых. — В мои годы об этом уже не думают. Я забыл, Реди, что жизни без жизни не бывает.
Вздохнув, он плотнее закутался в плед, глубже нахлобучил шапку. Горбясь и грея о тело ленивого кота свои мерзнущие ступни, долго молча смотрел в пылающий камин. Я почти физически чувствовал, как в его мозгу грузно ворочалась тяжелая мысль. Глядя на него, мы с Редом тоже молчали. Наконец он снова заговорил:
— Я тебе еще не надоел, Алек?
— Нет, мистер Дэвис, мне будет жаль с вами расставаться.
— Спасибо, Алек. Ты можешь называть меня дедом, это право ты заслужил. Если ты желаешь, я расскажу тебе про нашу семью.
Отец, дед и два прадеда Джона были пиратами, пойдя по стопам Джереми Дэвиса. Своим потомкам Джереми оставил в наследство глиняную индейскую трубку и две тетради дневников Терезы де Бурже, в которых она описывала отчаянную удаль корсаров. Тетради и трубка передавались из поколения в поколение, подогревая в жилах Дэвисов и без того горячую кровь прародителей.
В 1884 году, когда Джону исполнилось двадцать лет, семейные реликвии перешли к нему. Он получил их от отца вместе с новой бригантиной, построенной по специальному заказу на одной из лучших судоверфей Гавра. Чарлз, отец Джона, имел во Франции своих людей. Через них он сбывал добытые на морских дорогах ценности, и они же передали судоверфи его заказ на бригантину.
То был корабль-красавец. Длинный точеный бушприт, две наклоненные к корме мачты и стремительный стреловидный корпус, обитый тонкой кованой медью. При хорошем ветре «Флайинг стар» («Летящая звезда») давала двадцать миль в час.
О новом корабле для своих сыновей заботились все Дэвисы. Это было их правилом. Корабль же отца навсегда оставался его собственностью. Когда стареющий владелец судна, предчувствуя близкий конец, сходил на берег, из досок его бригантины ему строили дом, а потом и сколачивали гроб. Так велел сделать Джереми, и так делали его потомки. И так же, как он, они приходили умирать на Фолкленды. Первым традицию рода нарушил Чарлз, отец Джона. Фолклендские острова к тому времени начали заселять английские колонисты. Закон и власть помешали Чарлзу найти покой у родных могил. Он умер на необитаемом тихоокеанском атолле.
Чарлз был последним из Дэвисов, родившихся и умерших корсарами.
Повторить жизнь отца и деда Джону не пришлось. Его великолепная «Флайинг стар» не пенила морей и трех лет. Позже ему казалось, что он дал своему кораблю роковое имя. Летящая звезда долго не светит.
В апреле 1887 года после двухмесячного крейсирования в Атлантике «Флайинг стар» прошла проливом Дрейка, направляясь к островам Туамоту. Там, на атолле Тикахау, у Джона была одна из его береговых баз.
В пути им встретилось североамериканское торговое судно, шедшее в таитянский порт Папаэте. Хотя из Атлантики бригантина возвращалась с приличным «уловом», корсары считали, что упускать богатого янки не стоит.
Среди прочей добычи оказались бочки с ромом. Джон приказал запереть их на замок в продовольственном трюме. По опыту он знал, что иначе его люди могут напиться до беспамятства.
В те дни ему нездоровилось, ныла свежая пулевая рана в левом плече, которое было прострелено дважды.
Когда ограбленное американское судно осталось за кормой, Джон, передав управление бригантиной своему старшему помощнику, удалился к себе в каюту. Плохое самочувствие у него всегда вызывало желание побыть в одиночестве. Он мог сутками не выходить из каюты и никого не принимать, даже стюарда. Ел бекон с сухарями, запивая лимонным или апельсиновым соком.
«Флайинг стар» шла своим курсом. Так думал Джон. Его не беспокоили, и он был уверен, что на корабле все в порядке. Только на следующий день вечером, когда бригантину начало сильно качать, он свистнул в переговорную трубу к рулевому. Ему не ответили.
В недоумении капитан поднялся на мостик. Паруса бригантины надувал штормовой ветер. Однако на корабле не было видно ни одной живой души. Бригантина шла неизвестно куда. В спицы рулевого колеса, чтобы оно не болталось, кто-то воткнул обломок реи.
Ошеломленный, Джон бросился в кают-компанию. Он уже догадался, что произошло.
Вся команда «Флайинг стар» была мертвецки пьяна. Кроме капитана единственным трезвым человеком на бригантине был Том Морган — двенадцатилетний мальчишка, которого пьяные корсары заставили себе прислуживать.
Попытки Джона хоть кого-нибудь привести в чувство не имели успеха. Большинство людей в бессознательном состоянии лежали на палубе, другие одурело смотрели на капитана, ничего не понимая. На все свои угрозы Джон слышал только пьяный бред и ленивую ругань.
Раздавленный собственным бессилием, капитан вернулся на мостик. С ним поднялся наверх и маленький Том. Стараясь взять себя в руки, Джон сказал мальчику:
— Ну что, Томми, тебе нравится эта свистопляска?
— Вы говорите о море, сэр?
Шторм крепчал. В ревущем мраке бригантина то взлетала на головокружительную высоту, то, задрав корму, отвесно падала в пропасть. Казалось, еще один такой прыжок, и все будет кончено.
Джон не мог себе простить, что, зная своих людей, так легкомысленно поверил в их благоразумие. Управлять бригантиной с полным парусным вооружением теперь было невозможно. Убрать паруса два человека не смогли бы даже в тихую погоду, а в такой шторм нужен был десяток умелых рук, чтобы взять рифы.
— Да, Томми, я говорю о море. Как ты думаешь, мачты выдержат?
— Да, сэр, они крепкие.
— Это плохо, Томми, нас может опрокинуть. Тебе нужно надеть спасательный пояс.
— Разве мы не в открытом океане, сэр?
— Это ничего не меняет.
— Да, сэр. И здесь, мне кажется, много акул. Мы давно идем в теплых водах.
— Брось, Томми, делай, что тебе говорят.
— Хорошо, сэр, я принесу и ваш пояс.
— Сначала надень сам.
— Слушаю, сор.
«Рыжий чертенок», — ласково подумал Джон. Он редко о ком так думал. В его корсарском сердце находилось место только для этого мальчика.
На «Флайинг стар» Том был общим любимцем. Послушный и неизменно спокойный, он нравился всем. В этом маленьком создании жили скромность и доброта, которых так не хватало окружавшим его людям.
Вернувшись на мостик, Том протянул Джону пробковый пояс.
— Возьмите, сэр, это ваш.
— Спасибо, Томми, повесь его на штурвал.
Они стояли рядом, держась за поручни, — длинный бородатый капитан и маленький худой юнга. Капитан чувствовал потребность сказать мальчику что-нибудь хорошее.
— Ты помнишь, Томми, я когда-то убил альбатроса? — не найдя ничего лучшего, спросил Джон.
— Да, сэр, это было на «Жгучей индианке». Вы сняли с его лап кожу и сделали себе ремень для пистолета.
— Говорят, убивать альбатроса не следует. Рано или поздно дух птицы отомстит моряку.
— Да, сэр, я помню, вам это говорил боцман Мортон. Вы над ним смеялись.
— Тебе не кажется, что я был глуп?
— Нет, сэр, вы поступили так, как считали нужным. Ваш отец не любил, чтобы его желание оставалось невыполненным.
— Ты прав, Томми…
Джон хотел сказать, что теперь он сожалеет о том поступке, но не сказал. Разговаривая с мальчиком, он пытался представить, где они сейчас находятся. Уже много часов стихия гнала бригантину на северо-запад, а им нужно было идти прямо на запад.
— Ты не заметил, Томми, какой ветер был в полдень?
— Я не мог этого заметить, сэр. Меня с утра не выпускали из кают-компании.
Джон успокаивал себя мыслью, что впереди открытый океан. Если бригантина до сих пор не опрокинулась, она, пожалуй, выдержит натиск урагана до конца.
Он еще успел поделиться этой мыслью с мальчиком.
Внезапно бешеный бег бригантины приостановился. Вдруг, резко дернувшись назад, парусник со страшным скрежетом круто полез вверх. Встав на дыбы, корабль пошатнулся и, ломая обшивку корпуса, рухнул на правый борт.
Капитан и мальчик повисли на поручнях мостика. В первое мгновение Джон подумал, что они наскочили на коралловый риф. С трудом добравшись до штурвала, он торопливо нащупал спасательный пояс, но так его и не надел. В густом сумраке ночи глаза различили вдали от корабля черный силуэт гор.
Бригантину выбросило на берег.
За сто три года, прожитые на свете, Джон многое уже забыл. Из памяти выпали целые десятилетия. Но не те двадцать семь дней. Те дни забыть было невозможно.
Берег, на который их выбросило, Джон принял за остров Флинт. Год назад он проходил на своей бригантине мимо него и запомнил очертания горных вершин. Когда рассвело, ему показалось, что это те же вершины. Ничего дурного о населении Флинта он не слышал, поэтому и не подозревал здесь никакой опасности. Говорили, что на этом острове живет небольшое племя мирных полинезийских рыбаков.
Как только корсары пришли в себя, они без всякой предосторожности занялись устройством временного лагеря. Корабль здорово пострадал от катастрофы, но Джон надеялся, что им удастся заделать пробоины и снова стащить бригантину на воду.
Несколько человек сразу же отправились в глубь острова на поиски необходимого леса. Еще четверым Джон приказал пройти вдоль берега, чтобы выяснить, где находится поселение туземцев. Вблизи того места, куда выбросило «Флайинг стар», в море впадала какая-то речушка, росли кокосовые пальмы и много апельсиновых деревьев, но не было видно никакого жилья.
Возле корабля осталось тридцать человек. Все работали на берегу, расчищали площадки для палаток. Неожиданно с трех сторон на них посыпались камни.
У корсаров не было времени опомниться. Когда Джон, бросив лопату, рванул из-за пояса пистолет, двое из нападавших уже повисли на его плечах. Они выскочили словно из-под земли. С неистовым воем, визгом и воплями. Их было не меньше сотни. Потом, неся на бамбуковых шестах огромные деревянные клетки, из леса вышло еще столько же.