Потный, заеденный комарами, словно выцветший и воспаленный, Ленька всем своим видом как бы подчеркивал Гошкину весомость и спокойную уверенность.
— Ну ка-ак? — спросил Гошка.
— Уф! Не говори. Понимаешь… что-то громадное сорвалось.
— Ха! Это всегда так. Громадное всегда срывается.
— Да нет, правда!
Гошка промолчал, не стал спорить, потом сказал:
— Вот что, Леха. Костер и чаю свежего! А я еще живца половлю. Плохо что-то клюет сегодня. Погода такая, что и человека в сон клонит.
Ленька, опустившийся было на гальку отдохнуть, поднялся и побрел за хворостом. Когда он не слишком уставал, то и не замечал Тошкиного приказного тона. Но теперь эго начинало его злить. Только и слышалось: «Сделай то, принеси это, сходи туда». Сам и с места не сдвинется. А как наловит живца, так Ленька же и вертится вокруг, помогает наживлять да закидушки ставить. Конечно, Гошка — опытный человек, но все-таки… Никто не заставляет Леньку бегать со спиннингом, но ведь совесть надо иметь!
Ленька наносил хворосту, не поленился — целую гору. Вскипятил воду, и, как только запахло чаем, Гошка повел носом и, не отрываясь от удочки, распорядился:
— Налей кружечку. Подай осторожненько, не греми.
Ленька исполнил просьбу и, вернувшись к костру, лег на гальке, уставился в мутное небо. Хорошо было так лежать. Но вскоре Гошка объявил, что живца предостаточно. Потягиваясь и позевывая, вышел из лодки.
— Ну что, гнилая интеллигенция? Устал?
— Ничего, — сказал Ленька, — мне полезно. Давно не было физической нагрузки.
— Та-ак. Начнем наживлять, — распорядился Гошка.
Ленька встал, помахал руками, разминаясь, и спросил, не рановато ли.
— Живец не червяк. Мелочь не склюет. Можно и засветло ставить.
Конечно, Гошка был прав. Они еще налили по кружке чаю и вприкуску долго тянули пахучую жидкость. Шевельнулся ветерок — первый раз за весь день, и тут же послышался тихий и ласковый хрустально чистый звон. Казалось, в воздух поднялась стая каких-то бойких и веселых стеклянных насекомых. Ослаб ветерок и распался, растаял неведомый чудный звон. Но качнулся воздух — и опять донесся этот звук, только еще более явственный. Леньке почудилось, что в небе кружатся бесчисленные кулички и обучают полету птенцов — перекликаются, ликуют, празднуют. Затих ветер, смолкли и кулички. Так повторилось несколько раз. Ленька спросил, что это за непонятный звук. Гошка ничего не слышал. Усмехнулся и сказал:
— Это у тебя от усталости или нудности погоды.
Но вновь зазвенело — теперь уже без ветра, да так, что услышал и Гошка.
— Гм… Верно, — сказал он. — Сейчас узнаем, что это. — И начал поворачиваться и прислушиваться. Оказалось, в сотне метров от лодки узкой полоской вдоль реки падали очень редкие и крупные капли дождя. В сером воздухе их не было видно, но четкие пятачки, которые чеканились на воде, не оставляли сомнений. Каждая капля в застойной тишине странного этого дня рождала живой своеобразный звук. Будто хлопотливые цыплята, ликующе попискивая, клевали что-то звенящее.
— Ну вот, — проворчал Гошка, — не хватало еще дождя.
— Нет, ты послушай! Это же чудо! Ну просто божественная музыка!..
— Вообще-то интересно, — согласился Гошка, — редко так бывает.
— А я… знаешь, за один этот звон поехал бы рыбачить!
Гошка расхохотался:
— Ей-богу, ты чаю перепил.
А Ленька продолжал:
— Ведь тут нужно особое состояние погоды и даже самой природы, чтобы родились такие звуки. Может, и у нас с тобой какое-то особое состояние, а? — Он руки поднял вверх и крикнул: —Учись, несчастный, у природы! Эге-ге-ге-ей!
В ответ из-за реки донеслось эхо.
Они еще постояли, послушали, как в стороне звенит дождь. Потом Гошка переступил с ноги на ногу и сказал:
— Ладно. Наслушались. Пошли за живцами.
Но Ленька вдруг схватил его за локоть и начал делать таинственные знаки, показывая рукой в сторону реки. Над самой водой прямо на них, пересекая широкий плес, летела сильная светло-бурая птица. Она была метрах в полуста, когда Гошка завопил:
— Да это же филин! Ты гляди, он, гад, прямо на нас прет!..
И тут филин вдруг сел… на воду.
— Вот-те раз! Больной он, что ли? А?
С минуту филин сидел неподвижно, полураскрыв крылья, и казался мертвым. Течение разворачивало его и сносило к скалам. Потом он пошевелился и медленно, как башню на танке, повернул голову. В этом движении было что-то величественное и вместе с тем жалкое. Вот он расправил крылья, приподнялся и мощным толчком подался вперед. Помедлил и опять оттолкнулся. С каждым взмахом он все ближе подплывал к берегу.
— Беги! — приказал Гошка.
Ленька невольно подчинился, правда не побежал, а пошел с кружкой чаю в руках. Шел, следил за птицей и попивал чай.
— Да торопись ты, тюфяк! И камень, камень захвати!.. Я чучело сделаю!..
У скал, на каменной осыпи, невидимый Гошке сидел выбравшийся из воды филин. Точнее, он стоял по-солдатски, плотно прижав крылья, сблизив лапы и повернув кошачью голову в сторону подходившего Леньки. С живота и ног филина стекала вода, и он был удивительно похож на человека в белых мокрых подштанниках. Красновато-огненные глаза, как две монеты, глядели прямо на Леньку, не мигая. Темный зрачок, напоминавший формой огуречное семя, стоял вертикально. Ленька подошел метров на десять. Филин начал беспокоиться, переминаться, ворочать головой и пускать струйки белого помета. Поняв, что птице страшно, Ленька остановился. Ему хотелось, чтобы филин не испытывал страха и отнесся к человеку с доверием. Отхлебнув чаю и приветливо улыбаясь, он заговорил, как с другом.
— Ну что, браток? Беда стряслась? Да? А ты не бойся. Ну тебя к лешему. Что я, зверь, что ли? А? Ну?
Филин взмахнул крыльями, взлетел боком и упал в воду. И опять медленными мощными толчками выплыл на берег.
Ленька подошел поближе и снова начал разговаривать, стараясь придать голосу самые мягкие и ласковые нотки. Филин повел головой, как бы удивленно моргнул одним глазом, взлетел и упал в воду. Когда он выбрался, взгромоздился на камень и повернул голову, Ленька не стал подходить, чтобы не мучить птицу.
— Что же с тобой случилось? Может, ты ослеп? А может, на наш огонек летел?
Гошка тем временем покрикивал.
— Ну что ты там? Где он?!
Ленька предостерегающе поднял руку — не ори, мол, а сам продолжал спрашивать:
— Может, подвела эта мутная погода? А? Может, ты совсем еще птенец, хоть и крупный?
— Ну что ты тянешь?! — вопил Гошка. — Где он? Бей же его! Ну!
Ленька надеялся, что ласковый голос успокоит птицу. Но стоило сделать шаг, как филин начинал проявлять беспокойство.
— А может, ты — филиниха и отвлекаешь нас от своих филинят, как утка, например, а? Или ты вещая птица и потешаешься над людьми?
Филин не моргая глядел на Леньку.
— Ну не бойся, слышишь? Не бойся.
У филина, конечно, были все основания не доверять человеку. Да и о каком доверии могла идти речь, если вот сейчас Гошка Заварзин кричит, возмущается Ленькиной медлительностью и требует убить филина, чтобы сделать чучело.
Ленька услышал, как сзади громыхает галька, и понял, что Гошка вышел из терпения и бежит сюда.
— Ну, где он?! — донесся его решительный, воинственный возглас.
Ленька поспешил навстречу напарнику и, отвлекая Гошку, стал протирать очки.
— А его уже нету. Тю-тю…
— Как это нету?! Ты что?!
— Обсох и улетел, понимаешь? — Ленька махнул рукой в сторону реки.
— И-эх ты, р-растяпа! Рядом стоял. Такое чучело было! — Обозленный Гошка с презрением посмотрел на Леньку и, резко повернувшись, пошел прочь. Ленька молча побрел следом. Когда он ласково разговаривал с филином, то испытывал почти блаженство. Он казался себе мудрым и таким добрым. И мысли были хорошие, о том, что все живое хочет жить. Без нужды незачем убивать даже букашку, а тем более птицу, попавшую в беду.
Ленька был очень доволен, что не тронул филина и не дал его в обиду Гошке. Голос напарника хотя и не вывел Леньку из добродушного состояния, но что-то холодное и жесткое вползло в душу. Ленька всеми силами старался сохранить свое хорошее, словно бы просветленное настроение, и это ему пока удавалось… Но вот Гошка заговорил:
— Ну ладно… Черт с ним. Ты вот что. Палатку, шмотки, дрова — все перенеси вон туда, повыше. А то, кажется, вода прибывает. А я буду костер тушить и закидушки настраивать. Давай поторапливайся.
И тут Ленька впервые почувствовал острую неприязнь к своему напарнику. Когда пришли к костру, Гошка слил последний чай и, прихлебывая из кружки и сплевывая чаинки, начал носком сапога раскидывать головешки и не спеша затаптывать угли. А костер и тушить было ни к чему. Кругом голая сырая галька. Поджигай — не подожжешь!
«Туши, туши. Да еще дым разгони, все дело будет», — с раздражением думал Ленька. В движениях его появилась резковатость, лицо насупилось, только очки по-прежнему блестели бесстрастно-пронзительно. Он уложил в рюкзак свои вещи, зачехлил спиннинг, вскинул то и другое на плечи и полез на берег, а потом и на сопку, где была пешеходная тропа, которую он видел, когда собирал хворост.
Гошка с изумлением смотрел на удаляющегося Леньку.
— Ты что, белены объелся?! — заорал он. — Я куда велел идти?
— Объелся… Конечно, объелся, — ответил Ленька, — поищи себе новых лакеев!
— Ду-ур-рак! Ой дура-ак! У меня же мотор и лодка! Куда ты, чумной?! — кричал Гошка.
Но Ленька уже не отвечал. Он торопливо и смешно карабкался вверх на косогор.
Об авторе
Фотьев Николай Иванович. Родился в 1927 году в Алтайском крае. По специальности зоотехник. Публиковаться начал в конце 50-х годов как автор басен. Живет в гор. Благовещенске, член Амурского литобъединения. Работал в краевой газете. Автором опубликовано несколько небольших сборников басен и очерков, в Хабаровске готовится к изданию сборник его рассказов. В настоящее время занимается только литературной работой. В альманахе выступает впервые.