Союз не занимается вопросами, касающимися экономического развития страны. Они отнесены к компетенции соответствующих органов на местах: Занзибара и материковой части Танзании, которые, за исключением ряда случаев, практически независимо осуществляют руководство хозяйственной деятельностью этих частей страны.
Развитие дружеских отношений между двумя составными частями республики, отметившей в апреле 1969 года пятую годовщину своего существования, лучше всяких слов демонстрирует жизнеспособность и прочность этого союза, отвечающего коренным интересам народов Танганьики и Занзибара.
Однако определенные круги империалистических держав упорно не хотят примириться с этим фактом. О Занзибаре, его отношениях с материковой частью республики на Западе до сих пор говорят и пишут очень много и, как правило, недоброжелательно. Причем в отличие от мадам Маккензи здесь хорошо понимают характер происходящих на Занзибаре событий.
Как показывает опыт последнего десятилетия, ликвидация последствий колониализма, процесс экономического раскрепощения — дело трудное и сложное для любой развивающейся страны, недавно добившейся независимости. Занзибар в этом отношении не исключение. Новый Занзибар строится в напряженной борьбе с внутренней и внешней реакцией. Крупные землевладельцы в союзе с довольно многочисленными элементами местной торговой компрадорской буржуазии продолжают оказывать скрытое противодействие всем прогрессивным мероприятиям, используя в этих целях свои связи с западными странами, феодальные пережитки части населения, реакционные круги мусульманского духовенства.
По разработанной правительством программе, все частные земельные владения в республике подлежали национализации и бесплатному распределению среди безземельных крестьян. В 1968 году процесс этого земельного передела был завершен. 21 тысяча крестьянских семей получила наделы.
Революционный Совет освободил крестьян от всех налогов и податей прошлого режима, повысил закупочные цены на продукты сельского хозяйства.
Взяв в свои руки внешнюю торговлю, занзибарские власти поставили и эту жизненно важную отрасль народного хозяйства на службу интересам быстрейшего экономического раскрепощения Занзибара.
Занзибар — первая страна в Восточной Африке, где начальное и среднее образование, а также медицинское обслуживание стало полностью бесплатным.
Что же касается исчезновения с полок магазинов таких товаров, как французская парфюмерия, голландское пиво, английское виски, японские кино- и фотокамеры, то, думается, занзибарцы смогут пережить эту «трагедию» вопреки всем лживо-сердобольным стенаниям западной прессы.
— Необходимо понять, — говорил в своем выступлении по случаю четвертой годовщины объединения Танганьики и Занзибара первый вице-президент Танзании, председатель Революционного Совета Занзибара А. Каруме, — что, когда враги лгут и нападают на нас, мы должны быть довольны. Однако, как только наш неприятель начнет нас хвалить, в этот день нам следует присесть и задуматься. Для нас, танзанийцев, выслушивать оскорбления от врагов — большое удовлетворение, потому что мы знаем, что находимся на верном пути.
За день до отъезда с Занзибара я нерасчетливо зашел в отделение восточноафриканской авиакомпании за своим билетом в то время, когда оно еще было закрыто на обеденный перерыв. Возвращаться по жаре в гостиницу не хотелось. Решил дождаться прихода служащих.
Вскоре подошли три одинаково одетые женщины. Черные бесформенные накидки закрывали их с головы до пят, оставляя открытыми только лица.
«Интересно, — подумал я, — как расценивать такое одеяние? Как занзибарское отклонение в толковании корана, который, как известно, требует, чтобы правоверные мусульманки закрывали свои лица, или как первые шаги по сложному пути женской эмансипации в местных условиях?»
Женщины вошли в зал авиакомпании. Я последовал за ними.
Черные фигуры подошли к деревянной вешалке в углу комнаты, аккуратно сняли свои накидки и повесили их на крючки. Перед моим удивленным взором предстали три вполне современные грации. Модные прически, короткие юбки, облегающие фигуру жакеты стюардесс, вежливо деловой тон.
Через три минуты авиабилет, который мне вручили с пожеланиями благополучного приземления в Дар-эс-Саламе, был в моем кармане, и я оказался на улице с твердым убеждением, что занзибарские женщины нашли гибкую форму сочетания современной моды с данью традициям.
Знакомой дорогой я двинулся к гостинице, стараясь держаться теневой стороны. Ближе к центру улицы сузились, стиснутые домами, и лучи послеполуденного солнца уже не проникали сюда. Стало сумрачно и даже прохладно. Гулко раздавался стук каблуков редких прохожих.
Неожиданно тихая, заспанная улица взорвалась жизнерадостными криками. Из какого-то проулка выкатилась ватага мальчишек и девчонок. Ребята вприпрыжку неслись вперед, размахивая связками книг, оживленно обсуждая свои дела. По их радостно возбужденному говору, бурной активности было ясно — только что прозвенел последний школьный звонок.
От этого ручья звонких ребячьих голосов, смеха, топота ног, всколыхнувших застывшую тишину, в этом густо затененном ущелье типично занзибарской улицы стало как-то светлее…
Об авторе
Малов Юрий Александрович. Родился в 1935 году в Москве. По образованию экономист, окончил Московский государственный институт международных отношений. В сборнике выступает впервые: публикуемый очерк — первый опыт автора в этом жанре.
К очерку Ю. Малова«ЗАНЗИБАР ИЗДАЛЕКА И ВБЛИЗИ»
В. Тарасова
ФЕНЬКА
Рассказ
Рис. В. Симонова
Много лет брожу я по таежным звериным тропам. Безмолвие этих мест нарушается лишь криками птиц да шумом стремительных горных речек. В длинные вечера у костров часто слышала я рассказы охотников, проживших жизнь в тайге, о нравах и повадках животных. Но никто не поведал истории, подобной той, что произошла в нашем геологическом отряде.
В конце июня мы плыли на резиновых лодках по далекой таежной речке. Десятки километров тянется, извиваясь, ее сияющая лента. Лодка весело скользит по быстрым синим струям шивер, замедляя ход на тихих, задумчивых плесах. Широкая долина с обширными болотами местами заросла редкой лиственницей. Все дремлет в знойном мареве, лишь назойливо гудят комары да шумит река на перекатах.
Время от времени тишину нарушает звонкий, азартный лай нашей собаки Тайги. Она бежит по берегу и вспугивает выводки диких гусей. А их тут множество. На каждом повороте реки мы видим одну и ту же картину: по берегу носится Тайга, высоко в воздухе мелькает тень гусака, а на воде мечется гусыня, самоотверженно стараясь отвлечь внимание собаки от выводка. В травянистых зарослях ныряют золотистые пушистые комочки. Гусята еще совсем крошечные: им два-три дня. Как поплавки, там и сям торчат из воды их острые треугольные хвостики. Гусята уверены, что спрятались. Мы смеемся, глядя на них, таких трогательно беззащитных глупышей. Пусть живут и растут до осени. Но тогда уж пусть не попадаются.
Мы пристали к берегу там, где только что Тайга вспугнула гусиное семейство. Один гусенок выскочил на берег и, смешно ковыляя, побежал по гальке, а потом, устав, спрятал голову под камушек и замер. Мы подошли к гусенку. Он не шевелился. Тогда кто-то взял его в руки, подержал с минуту и выпустил на свободу. Глупый маленький гусенок и не подумал улепетывать — заковылял вслед за людьми. Мы прибавили шагу, а птенчик, растопырив крылышки-култышки и отчаянно запищав, бросился нас догонять. Когда же мы сели в лодку, гусенок поплыл за ней. «Иди к маме!» — кричали мы хором и гнали гусенка к его выводку. Но не тут-то было. Несколько часов мы плыли по реке. У каждой новой гусиной семьи мы отпугивали гусенка, надеясь, что он пристанет к чужому выводку. Птенец упрямо плыл за нами.
Тайга давно уже сидела в лодке и рвалась на привязи, глядя на птенца.
К концу дня общими усилиями гусенка отогнали, и быстрой струей его отнесло в сторону. Проплыв еще немного, мы стали лагерем. Прошло два дня. На третий нас разбудил яростный лай Тайги. Мы не поверили своим глазам: наш маленький герой что есть силы плыл к лагерю. Едва успели схватить Тайгу. Ее глаза горели зеленым огнем охотничьего азарта. Гусенок, ничего не понимая, направлялся прямо к собаке. Я подставила ладони, и птенец, будто только этого и ждал, прыгнул прямо в них и притих.
Мы устроили совет и решили, что, уж коли гусенок так настойчив и никого, кроме нас, не признает, пусть остается, примем его в члены нашей геологической семьи. Только каждый с грустью подумал, что недолго ему с нами жить — ведь в основном лагере кроме Тайги будет еще восемь охотничьих собак.
Вскоре мы поплыли дальше. Тайга снова сидела в лодке на привязи и скулила. Гусенку сделали гнездо в кастрюле и поставили ее в другую лодку. Но в гнезде ему не сиделось. Он бегал по лодке, ловил комаров, выпрыгивал за борт и лихо плыл по бурунам и стремнинам, не отставая ни на шаг. Так прошел день. К вечеру мы приплыли в основной лагерь. В нем нас ждали товарищи, а с ними и собаки.
Что делать с гусенком? Все обступили нас. Собаки — молодые щенки и Тайга наперебой лезли к птенцу, которого я держала в руках. Ни на что хорошее не надеясь, я посадила гусенка на землю возле Тайги и, держа собаку крепко за шиворот, стала гладить свободной рукой то ее, то гусенка, приговаривая: «Тайга, ты хорошая, ты умница, гусенок маленький, его нельзя трогать». И тут произошло удивительное. Тайга из азартно-злобной стала озабоченной, добродушной. «Появилось материнское выражение», — заметил кто-то.