, и веру в человеческое достоинство, где прежде было лишь одно унижение».
«Молодой человек (звучит как комплимент, когда тебе тридцать восемь), вам и вашим друзьям придется нелегко. Подняться от тропической жары и влажности к вечным снегам за считанные дни с тяжелым грузом сможет не каждый. Но учтите: любые препятствия, которые встретят вас в этих далеких странах, ничто по сравнению с теми организационными и техническими трудностями, что ждут экспедицию еще до выезда».
От огромных стен светлого кабинета, завешанных бело-голубыми картами Арктики и Антарктики, веяло холодом. Известный путешественник — его глаза видели льды и вечные снега обеих макушек планеты, — прощаясь, сердечно пожал руку и хитро улыбнулся.
Идея восхождения на Килиманджаро родилась, выражаясь языком теории вероятности, как закономерная случайность. Долгих! путем шла ленинградская группа горных туристов к этому рубежу.
1957 год — Западный и Восточный Памир, 1959 год — Центральный Тянь-Шань, 1962 год — Алтай, 1963 год — Восточные Саяны — Мунку Сардык. Август 1965 года — восхождение на Ключевскую сопку — снова просыпавшийся в то лето высочайший вулкан Азии. Здесь, на его заснеженных склонах, поднятых над лесами Камчатки, у свежих лавовых полей и вулканических бомб, впервые прозвучало слово «Килиманджаро» и родился замысел научно-спортивной экспедиции в Восточную Африку.
Всю зиму шел медленный процесс превращения удачной шутки в серьезную идею. Группа должна быть немногочисленной — пять, семь человек, — это сократит возможные расходы, а также вероятность чьего-нибудь непредвиденного отказа, что может в решающий период подготовки поставить всех в тяжелое положение.
Группа должна быть мобильной. Экспедиция, не могущая самостоятельно поднять и нести свой груз, обречена на беспросветную зависимость от транспорта, носильщиков, а значит, в условиях незнакомой страны может потерять драгоценное время и не выполнить поставленной задачи.
Группа должна быть достаточно спортивной. Успех первого советского группового восхождения на Кибо не может быть обусловлен помощью проводников и носильщиков.
Впрочем, эти и многие другие вопросы казались абстрактными на фоне нереальности самого предложения. Проходили месяцы, складываясь в годы. Сотни лиц, доброжелательных и равнодушных, возмущенных и восхищенных; десятки табличек с названиями научных, спортивных, общественных и государственных учреждений; кипы отношений, ходатайств, справок, пояснительных записок мелькали сквозь спицы вращающегося колеса времени.
Далекая, почти сказочная вершина то приближалась, вздымаясь над ободряющими резолюциями, то полностью скрывалась в грозовых тучах категорических отказов. Но даже в самые суровые дни безнадежного ожидания ложились в записную книжку описания пути к вершине, вычитанные из фолиантов с ятем, закупались продукты, примерялись новые спальные мешки и теплые свитера.
Судьбы планируемого похода и восхождения оказались связанными не только с финансами, погодой или временем отпусков, но и со всей сложной картиной, именуемой жизнью современного мира. Загремели выстрелы на Ближнем Востоке, застыли корабли в голубых водах Суэцкого канала, пошатнулся и чуть не рухнул английский фунт, колыхнув всю стерлинговую зону. С волнением вчитывались мы в строки зарубежных телеграмм и вслушивались в последние известия, гадая, какую еще пилюлю нашим планам поднесет неустойчивый и коварный мир капитала.
К началу января 1968 года в результате длительной переписки с туристскими фирмами Кении и Танзании поездка стала реальностью. Оставался вопрос о сроках.
В Танзании, как и в большинстве стран Тропической Африки, нет времен года — есть «сухой» и «влажный» сезоны. В районе Килиманджаро их количество удвоено. Январь, февраль, март и июль, август — сухие сезоны. В это время возможно восхождение. Остальные месяцы года саванна тонет в струях тропических ливней, а над вершинами массива, плотно скрытыми облаками, бушуют снежные бури. Дважды откладывался почти подготовленный выезд.
Шел к концу сухой сезон начала 1968 года.
До вылета оставались одни сутки. Три ленинградца, Александр Дитман, Игорь Васильев и автор этих строк, были уже в столице; три москвича, Алексей Абрикосов, Сергей Иорданский, Богдан Поповский, завершали последние приготовления к дальней дороге. Научная программа экспедиции включала сбор гербария высокогорной флоры, взятие проб воды из некоторых озер Восточной Африки, определение и фотографирование современных границ ледяного и фирнового покрова.
Спортивная цель — первое советское групповое восхождение на Кибо. Надежно и бережно упакованные, лежат в рюкзаке два вымпела. На лицевой стороне одного из них — строгая эмблема Географического общества: на серо-голубом фоне плавающие в мировом океане материки, на оборотной атласно-белой стороне — березка и пальма, доверчиво тянущие друг к другу свои зеленые руки.
Другой — красный, с силуэтом Ленина и лозунгом «Выше знамя советского спорта!» — вымпел добровольного спортивного общества «Спартак».
Международный аэропорт Шереметьево сверкает в наступающих сумерках тысячами электроламп.
Бесстрастная стеклянная стена отделяет заполняющих таможенные декларации от провожающих. Двухминутные формальности доброжелательных пограничников, и вот уже светящееся табло зовет на посадку в «ИЛ-18», готовящийся к полету по одной из самых протяженных голубых дорог Аэрофлота — маршруту Москва — Каир — Ходейда — Могадишо — Дар-эс-Салам.
Ровный свет салона сменяет темноту перрона. Чуть видны улыбающиеся лица родных и знакомых на застекленной круглой галерее. И хотя еще не верится, что окончен один из важных этапов задуманного, мысли уже далеко, там, куда стремительно уносится набирающий высоту лайнер…
На исходе первых суток путешествия, преодолев расстояние в треть окружности Земли, мы ступили на влажный асфальт ночного Найроби — столицы Кении. Отсюда начинается наш путь к склонам Килиманджаро.
Однако не только альпинистские трудности подстерегают в наше время людей, отправляющихся в горы за пределами своей родины. Безукоризненно вежливый молодой индус в чалме — чиновник кенийской иммиграционной службы — хорошо поставленным голосом проинформировал нас о том, что правительство его страны разрешает нам пребывание в Кении без права продления виз лишь сутки.
Итак, прощай, тайная мечта о предварительной акклиматизации на склонах горы Кения, об экзотических фотографиях у столба с надписью «Экватор», что стоит на шоссе Найроби — Наньюки; фотографирующийся здесь обычно стоит так, что одна нога попирает твердь северного, а другая — южного полушария.
А активная акклиматизация ох как нужна! Ведь мы выехали в альпинистско-туристское «межсезонье», и спортивная форма большинства оставляет желать лучшего.
Интенсивные переговоры с опечаленной и поставленной в неловкое положение фирмой — и наконец выход найден. Два дня, которые мы должны пробыть в Кении, мы проведем в районе вулкана Меру на севере Танзании. При благоприятных обстоятельствах мы сможем совершить там тренировочное восхождение. Меру — западный сосед Килиманджаро. Это массив с несколькими вершинами на скалистом гребне. Высшая точка его достигает 4567 метров.
…Давно скрылись в дорожной пыли головы любопытных жираф, пасущихся у обочины. Ранние сумерки как бы сгустили нагретый дрожащий воздух. Где-то далеко на горизонте возникла и, постепенно увеличиваясь в размерах, надвигалась громада массива Меру.
Туман навис над близкими предгорьями. Группа медленно поднимается вверх. Струйки пота заливают глаза. Пряный аромат горного леса кружит голову. Гортанные крики крупных хвостатых обезьян бабуинов выводят из полудремотного состояния, навеянного ритмичным движением.
Середина дня. Высота — 3000 метров. Тяжелые серые облака спускаются на огромную террасу с одинокой охотничьей хижиной. Здесь наша первая акклиматизационная ночевка.
Утром следующего дня, поднявшись метров на пятьсот по крутой крупнокаменистой осыпи выше границы леса, группа остановилась на очередной привал. И здесь мы увидели своего будущего противника. Плотный слой белых облаков скрывал саванну. Массив Меру извилистой подковой прорезал облака, закрывая вид на запад. А на востоке в ореоле лучей восходящего солнца высилась черная громада Килиманджаро. Ближе к нам неправильной трапецией, опушенной в верхней части снегом, уходила в небо вершина Кибо. Позади маленьким бугорком выглядывал пятитысячник Мавензи.
Лучший способ проявить уважение — помолчать. Мы молчали несколько минут. Белая подвижная стена облаков, гонимая северным ветром, медленно поглотила темного великана…
Остались позади кофейные плантации вдоль автострады Аруша — Моши. Вечерняя прохлада ложилась на многоцветную саванну. Освещенные солнцем облака гигантской кучей собрались на обеих вершинах Килиманджаро, полностью скрывая их. Наш микроавтобус миновал развилку шоссе, решительно свернув к северу, к близким уже зеленым увалам — первой ступени массива.
И только теперь, когда все пространство перед нами было занято поднимавшимися к облакам склонами, мы ясно и бесповоротно ощутили, что отступления уже не может быть, что, по выражению Хемингуэя, «это и есть то место, куда мы держим путь».
— Минги сафари[29],— радостно провозгласил швейцар «Кибо-отеля», вызывая рать коридорных служителей к подъехавшему автобусу. Но «бваны» решительно взвалили на плечи объемистые рюкзаки и, взяв в руки чемоданы, прошли в холл, где любезная хозяйка отеля сообщила, что ждет группу уже с утра. Наше необычное отношение к услугам персонала имело отнюдь не меркантильную основу. С самого начала надо было отстаивать твердость намерений осуществить самостоятельное сафари. Кстати, слова «бвана» и «сафари», прочно введенные Хемингуэем в мировую литературу, ныне хотя и не требуют перевода, но подлежат некоторому уточнению. «Бвана», имевшее ранее значение «господин», теперь означает просто уважительное обращение к собеседнику. «Сафари», некогда означавшее охотничье путешествие, в наше время также расширило значение. Сейчас его применяют и к восхождению, и к пикнику, и даже к посещению музея. Важно только, чтобы при этом было традиционное обслуживание иностранных туристов.