Чумазый мальчишка засунул за щеку деньгу и зачарованно наблюдает за тем, как двое взрослых азартно играют в кости. Другие два африканца о чем-то спорят и размахивают руками, не обращая внимания на окружающих. Кричат зазывалы, заманивая покупателей, кто-то самозабвенно поет, усевшись на циновке, лицом к Шари. Пышут углями жаровни, жар их соперничает с раскаленным, жгущим сквозь подошвы ботинок песком.
Торгуют допоздна. На дровяном базаре можно зажарить рыбу, только что выловленную в Шари.
Один из рыбаков обещал нам поймать самого лучшего капитана. Я спросила, почему эта рыба, обитающая в реках Центральной Африки, носит такое европейское название. Рыбак удивился. Он сказал, что так ее называл отец, и отец отца, и все его предки, ведущие род племени сао.
Вечером мы расположились возле Шари на циновках. Рыбак вырыл ямку, разложил в ней костер и, пока поленья перегорали, превращаясь в уголь, чистил, разделывая рыбу. День быстро угасал, лишь на горизонте еще держалось багровое зарево, на фоне которого четко проступали силуэты кокосовых пальм.
Красные отсветы костра легли на лицо рыбака, и оно казалось выкованным из чугуна. Он укладывал рыбу на железную решетку, и уже тянуло душистым дымком.
Когда рыба была съедена, мы сидели, окутанные теплым бархатом тьмы. Протяжно звенели цикады, с неба смотрели незнакомые созвездия, а за рекой раздавались звуки тамтама. И тогда я спросила рыбака, кто были те люди — сао.
— Они пришли оттуда, где теперь пустыня, — сказал африканец. Он поднял руку, широкий рукав мелькнул, как крыло.
Там, на севере, куда он показал, лежало таинственное озеро Чад.
— Когда-то в тех местах, где теперь пустыня, росли леса, — начал рыбак. — Деревья давали обильную тень, плодоносил виноград, зрела пшеница, а реки были богаты рыбой, как нынче в Шари к концу сухого сезона. И вдруг разразилась катастрофа: небесные реки потекли на землю, земля раскололась, стала выбрасывать пламя и камни. Людям грозила гибель. И тогда один умный человек позвал самых сильных, и они побежали на юг. А земля продолжала дрожать. С неба летел град камней, и потоки воды размывали дороги. Когда тьму разрывали вспышки огня, были видны лохматые тучи, спустившиеся до самой земли.
Долго бежали люди. Усталость, изнеможение уносили слабых. Оставшихся терзали жажда и голод. Смерть уже распростерла над ними крылья, когда взглядам беглецов открылось море. По колена в воде стоял великан: он что-то искал на дне. Великий страх сразил беглецов, они распростерлись ниц, приготовившись к гибели, но смерть не спешила. Тогда кто-то осмелился, поднял голову и увидел, что великан разогнулся, в его руках билась огромная рыба. Он бросил рыбу пришельцам. Поев, они сразу уснули. Эта рыба и была капитан. Вот откуда идет ее название…
Рыбак поежился, как от холода, пододвинулся к углям. Я думала, что его рассказ окончен, но немного погодя он продолжал легенду.
— Утром люди — а это и были сао — почувствовали, что силы вернулись к ним, и они вознесли хвалу своему спасителю. Море они назвали Чад, что в переводе означает счастье. Вскоре снова пришел великан, он принес с собой меда и молока. Великан накормил людей и повел их в деревню, где жили великаны. Это были добрые люди. Если они видели блуждающего во тьме человека, то брали с неба молнию и освещали ему дорогу. Великаны помогали уставшим, кормили голодных. Их сила была так велика, что они могли поднять из воды гиппопотама, взяв его за уши.
Среди этих великанов и поселились люди сао. Так началась история многих центральноафриканских племен, история нашей страны.
Рыбак лег на циновку и, казалось, стал вслушиваться в бормотание реки, пытаясь проникнуть в ее тайные речи…
Через несколько дней я вспомнила об этой легенде. Мы ехали по степной равнине — степи здесь занимают всю среднюю часть страны, — и не было ей ни конца ни края.
Пепельная, потрескавшаяся от сухости земля сохраняла следы животных. Торчали желто-серые иглы жнивья — урожай зерновых был снят. Кое-где мы замечали кузов провалившейся в трясину машины.
— В период дождей здесь жидкая грязь, — проводник показал на равнину. — Проехать нельзя. И после дождей тоже бездорожье. Сверху тонкая корка, а под ней все та же грязь. Часто проваливаются животные, звери и даже машины…
На горизонте возникли холмы, дремотные, синие. В них было что-то извечно таинственное.
— Что это за холмы? — Я не могла оторвать от них взгляда.
— Они называются сао. Там жили первые люди. Недавно были раскопки. Нашли остатки жилищ, домашнюю утварь, маски. Все интересное сдали в музей…
— Так, значит, сао не легендарные люди?
Я повторила рассказ рыбака, спросила, не знает ли проводник о добрых великанах, которые освещали людям дорогу молнией. Не осталось ли от них каких-нибудь памятников?
Проводник об этом не знал. Поразмыслив, он сказал, что многие мужчины из племен, обитающих по берегам Шари, огромного роста.
Мы прилетели в Форт-Лами вечером. Было еще светло, когда самолет летел над Сахарой. Осенние ветры сметали пески в причудливые узоры, солнце, садясь, окрашивало их в пурпуровый цвет, барханы отбрасывали глубокие тени.
Над озером Чад летели уже в темноте. Все жадно смотрели на освещенную светом луны оловянную водную гладь.
Республика Чад поистине сердце Африки. И озеро — синяя капля, слеза ушедшего древнего моря.
Говорят, что когда-то это море покрывало всю поверхность африканской низины, часть которой ныне принадлежит республике. В результате земных катастроф море схлынуло или ушло под землю, оставив свой след лишь во впадине центра равнины. В озере Чад солоноватая вода, и водятся в ней ламантины — морские коровы, которые встречаются в водах Индийского океана.
Озеро мелководно, спокойно, наибольшая глубина не превышает пяти метров. Но иногда почему-то вода вдруг начинает прибывать, акватория озера увеличивается чуть ли не вдвое, достигая двадцати двух тысяч квадратных километров.
Люди, живущие на берегах, поспешно разбирают хижины, скатывают в рулоны циновки, укладывают на плоты и в пироги свой скарб и перебираются в безопасное место.
Откуда берется вода? Озеро пополняют только две реки— Логоне и Шари. Говорят, что где-то посредине озера есть вход в подземное водное царство. Его охраняет стадо древних, верных тайне гиппопотамов. Никто не видел этих животных, но по ночам окрестные жители слышат их устрашающий рев. Живут эти тучные, могучие животные и в Шари. О них говорится даже в древней Библии.
Десять тысячелетий назад гиппопотамы водились на севере Африки, там, где теперь пустыня. На скалах остались изображения этих неуклюжих на вид, но отличающихся поразительной ловкостью животных. Все это вспоминала я во время путешествия по реке.
Солнце в зените. Оно раскалило до блеска червонного золота береговые пески, и казалось странным, что эта медлительная река, текущая на юго-западе страны, до сих пор не высохла, не превратилась в легкие облачка, подобные тем, что пробегают по небосводу в сухой и прохладный предрассветный час.
Блестящая, охристая вода кажется маслянистой, тяжелой от взвешенных в ней частиц и неподвижной, будто дремлющей.
А между тем Шари полна жизни. Считается, что это одна из самых богатых рыбой африканских рек. Весь день по ней бесшумно скользят рыбачьи пироги. И наш небольшой катерок, тарахтя, бежит по реке, вспарывая спокойную ее поверхность. Позади остался нарядный зеленый центр Форт-Лами. Город и сейчас немноголюден. В нем меньше ста тысяч жителей. Но как он разбросан! Долго тянутся его окраины — низкие хижины различных племен: глиняные, похожие на крепости жилища котоко, распространенные в Африке круглые казы с конусами соломенных крыш и непрочные соломенные жилища. За городом почти сразу потянулись селения рыбаков. Они стоят на двух берегах — на камерунском и чадском: река — граница двух государств. У легких соломенных хижин сидят неподвижные африканки. Мужья ловят рыбу. В руках у них не весла, а шест: река, как и озеро, мелководна. В дождливый период вода, однако, выходит из берегов. Следы этих половодий ступенями обозначены на берегах, изъеденных гнездами ласточек.
Здесь много экзотических птиц. На отмель садятся венценосные журавли с султанчиком золотистых перьев на голове. С прибрежных кустов взлетают нарядные зимородки и сойки, планируют цапли, раскинув широкие белые крылья. В небе висят, распластавшись, орлы. Возле селений важно вышагивают марабу, их не смущает близость людей. Эти птицы питаются мелкой рыбой, которую выбрасывают рыбаки.
Наш рулевой, худой, голенастый африканец, показывает на пузырьки, вскипающие на поверхности. Пузырьки прошивают воду, приближаются к берегу. И вдруг показывается огромная безобразная розовощекая морда с квадратной верхней челюстью, буграми над свинячьими глазками и большими дугообразными ноздрями. Гиппопотам отфыркивается и медленно исчезает, и снова вскипают на поверхности пузырьки.
Неподалеку купаются ребятишки.
— Он их не тронет? — спрашиваю рулевого.
Тот отрицательно качает головой, но вдруг оживляется, что-то вспомнив.
— Был случай, — понизив голос, сообщает африканец. — Один человек возвращался с базара. Он продал рыбу и купил себе миль. Вы знаете, что такое миль? Это просо. Из него варят кашу, пекут лепешки. К несчастью, рядом с пирогой вынырнул бегемот. Он сразу учуял запах миля — бегемоты очень любят этот злак. Если ночью, когда бегемоты пасутся, ветер донесет до них запах миля, они устремляются к посевам, пробегая большое расстояние, пока не отыщут поле и не уничтожат посевы. Бегемот, учуявший лакомство, напал на него. Зверь раздавил борт, как яичную скорлупу. Люди, стоявшие на берегу, видели, что крестьянин схватил мешок и прижал к себе. Бегемот смял и крестьянина. Сила этого зверя огромна. Даже лев уступает ему дорогу. А бегемот, познавший вкус человеческой крови, опасен вдвойне. Он нападает без всякого повода, выходя на берег даже днем. Зверь-убийца по