Все же решено остаться втроем — придется потесниться в палатке. На прощание обнимаем Ленуара и руководителя носильщиков Вонгди, которые тут же, повиснув на веревках, соскальзывают вниз к Лагерю-V.
Теперь все зависит от нас. Чувства, переполняющие нас в этот момент, заставляют сильнее биться сердце. Дружба наша беспредельна. Никогда нами не руководил личный расчет, любой из нас отдает себя без остатка во имя дружбы, во имя общей цели.
На крохотной площадке в несколько квадратных метров, освещенной последними лучами солнца, мы, привязавшись у самой пропасти, начинаем устанавливать палатку. Здесь, не переставая, воет ветер. Мы отдаем остатки сил, стараясь укрепить нашу палатку на этом клочке жизненного пространства.
Под нами море туч. Это лишь второй случай за многие недели осады вершины, когда день заканчивается без снегопада. Счастливое предзнаменование. Закрыв глаза, я еще раз вижу себя делающим последние шаги по снегу вершинного купола. Итак, завтра… Осталось метров четыреста, а может быть, и меньше. Мы обязательно будем там.
Мы на высоте приблизительно 7350 метров. Вершина Кабру, ледовая шапка которой нависает над ледником Ялунг, находится под нами. Огромные гребни, вытянувшись, господствуют над Сиккимом и Непалом. Там, далеко на юге, где в туманной дымке теряются горы, находится Дарджилинг, Сингалила, там растут розы, лавры и магнолии.
Солнце быстро заходит. Резко холодает. На этом кончается день. Мы теснимся в палатке втроем.
В тот момент, когда я занимался приготовлением нашей скудной вечерней трапезы, вдруг почувствовал покалывание в глазах. Боль еще больше усилилась после того, как в глаза попали пары спирта от горелки. Казалось, будто какой-то дьявол плеснул кислотой мне в глаза. Ни увелин, ни другие успокаивающие средства не помогли. Я провел ужасную ночь. Глаза мои горели, а я все время вертелся в спальном мешке, словно змея в узкой норе.
Мои товарищи также не могли заснуть. Впоследствии они мне рассказали, как я в ночном бреду хотел выйти из палатки и начать спуск. Спуститься, убежать, найти обжитую землю, вернуться ко всему земному и прекрасному… В Непал, страну зеленеющих предгорий, но не на Жанну. Почему в голове засела мысль о том, что надо идти на какую-то Жанну?
Часы тянулись бесконечно. Болеутоляющие таблетки, намазывания глаз, примочки, снотворное — ничто не могло прекратить эту боль. Мои друзья начали двигаться в палатке. Должно быть, уже утро. Но я слеп.
— Жанно, как ты думаешь, можем мы тебя оставить здесь одного на весь день?
— Да, конечно.
— Тогда мы попытаемся. Все будет так, словно ты с нами. Жди нас и не вздумай двигаться… ни в коем случае… Выходить из палатки категорически запрещаем… Обещай нам.
Порывшись в карманах, я достаю фотографию:
— Держи, Робер, это мой малыш Мишель. Возьми и его на вершину. А ты, Гидо, дай мне руку. Желаю удачи. Жду вас.
И я падаю навзничь в изнеможении с кислородной трубкой во рту, оглушенный болью и наркотиками…
Я неожиданно просыпаюсь от голосов, раздающихся поблизости. Неужели они что-то забыли? Неистово дует ветер. Вдруг застежка-молния отстегивается в моем спальном мешке, и я слышу:
— Алло, Жанно? Черти пусть лезут на Жанну.
И я понял, что окончился день и что Жанну для нас потеряна.
— Мы сумели обойти оба жандарма, но поднялись только на семьдесят метров за весь день. Все засыпано снегом, склоны очень крутые, черепитчатые скалы — того и гляди сорвешься. Нужны десятки крючьев и веревки для спуска… Если б они у нас были…
Мы потерпели поражение. Вечер проводим за чаепитием. Остаемся на ночь в Лагере-VI. За палаткой ураганный ветер. Усыпленный новыми дозами лекарств и снотворного, эту ночь я провел спокойно.
К утру боль совсем стихает, но я, как и прежде, слеп. Погода очень хорошая, но мороз дает себя знать. Друзья одевают меня. Обувь, затем кошки и рукавицы. На спуске мои действия исключительно просты, я ничего не делаю, только свободно скольжу вниз по перильным веревкам. Очки мои заклеены лейкопластырем, но в них осталась маленькая щель, через которую проникает молочный свет — я начинаю его воспринимать. Но большую часть пути я иду с закрытыми глазами…
Вот ледовые склоны. Беспрерывно следуют один за другим спуски по веревкам. От усталости деревенеют руки. Пробую преодолеть бергшрунд маятником. Ну вот. Кажется, спуск к Лагерю-V закончен. Силы оставляют меня.
В лагере есть кто-то из наших. В ответ на мой оклик слышатся голоса Лионеля и Пьера, которые поднялись сюда вместе с одним из шерпов. Я беспомощно отдаюсь в их руки… Горячий напиток приводит меня в чувство.
Неужели еще третья попытка?
Да, Лионель и Пьер взошли сюда именно для этого. Они в отличной форме и жаждут подняться на Жанну. С собой они принесли несколько баллонов кислорода.
Быстро прикидываем обстановку и наши силы. С Гидо и Робера уже достаточно: вчера и сегодня они изрядно потрудились. Им необходимо быстро спуститься в Лагерь-IV. У Бувье, находящегося в Лагере-IV, болит спина. У Рене не прекратились боли в горле еще со времени выхода в Лагерь-VI. Даже Ленуар вынужден спуститься в Лагерь-III. Никто теперь не может оказать действенную помощь штурмовой группе. Крючья, веревки и горелки «Бутагаз» разбросаны по всем лагерям. Но в Лагере-VI нет больше топлива.
Из Лагеря-IV с верхними лагерями нет никакой радиосвязи, ибо все рации остались внизу. В таких условиях связка, ушедшая наверх, будет полностью изолирована, и в случае необходимости установить контакт с ней можно будет лишь через несколько дней.
Довольно неудач, я не хочу катастрофы. Нужно все взвесить и определить долю риска и шанс на успех. Если последний ничтожно мал, то риск просто огромен. Я категорически протестую против третьей попытки. У Лионеля и Пьера еще теплилась безумная надежда. Но надо было спускаться вниз. С этим все согласились.
Наиболее ценное снаряжение мы уносим с собой. Лишь Лагерь-VI останется доказательством нашего визита в заоблачные края. Кроме того, нами оставлена вся перильно-веревочная система: более двух тысяч метров веревок, сто пятьдесят ледовых и скальных крючьев. Жанну не покорилась, но осада еще не снята.
Поражение не повергло нас в отчаяние. Еще в 1959 году, отправляясь в далекую экспедицию, мы расценивали свои шансы на успех не более чем в тридцать процентов.
Мы пережили одно из наиболее волнующих событий в истории гималайских завоеваний, вступив в грандиозный и захватывающий поединок, в котором мы отдали все свои духовные и физические силы. Мы проиграли. Но сумерки нашего поражения озарились ярким пламенем надежды.
Все считали, что мы отступили только для того, чтобы, разбежавшись, прыгнуть еще дальше. И было бы по меньшей мере странно для альпинистов, если бы мы думали иначе.
Поэтому через несколько недель после возвращения на родину благодаря нашему энтузиазму и единству мнений нам удалось убедить Гималайский комитет принять решение об организации второй экспедиции на Жанну.
Опыт учил, что маршрут, который нам довелось открыть, несмотря на сложность и значительную протяженность, наименее опасен и может быть пройден гораздо быстрее, если усилить мощь штурма.
Работу по подготовке и организации новой экспедиции должен был взять Жан Франко. Это он увлек нас в свое время идеей штурма Жанну. Это ему довелось руководить тремя наиболее выдающимися французскими экспедициями послевоенного времени. Его спортивные качества альпиниста, деятельный характер, организаторские способности делали его кандидатуру на пост руководителя крупных гималайских экспедиций бесспорной.
К сожалению, его профессиональные обязанности, ставшие столь обременительными, и пошатнувшееся здоровье вынудили его отказаться от дела, которому он отдал столько сил.
Неожиданный уход человека такого масштаба образовал невосполнимую брешь в наших рядах. Нам предстояло найти нового лидера, который смог бы возглавить второй штурм Жанну.
Падкая до сенсации пресса стремилась изобразить руководителя экспедиции сказочным богатырем, этаким суперменом, личные качества которого определяют победу. Но это далеко не так. Руководителю совсем не обязательно быть каким-то особо талантливым, но он должен просто обладать в определенной мере совокупностью многих совершенно различных, иногда очень необычных свойств и качеств, что встречается довольно редко у одного человека. К этим качествам, например, относится умение вести канцелярские дела, хорошо разбираться в психологии людей, чтобы руководить десятком парней с самыми различными характерами, бегло говорить по-английски. Руководитель должен быть достаточно опытным альпинистом и обладать тонким чутьем при оценке трудностей маршрута, и, наконец, он должен уметь сам вести связку альпинистов по сложному горному рельефу.
Совершенно понятно, что таких универсалов не так просто найти. В полной мере набором указанных черт не обладал и я. Но Гималайский комитет все же предложил мне эту почетную и труднейшую обязанность, учитывая, что у меня был некоторый опыт руководства экспедициями и что в первом походе на Жанну я выполнял функции заместителя руководителя.
Сначала я стал было отказываться, ибо из опыта знал, что плохо приспособлен к такого рода задачам. Но других сколько-нибудь подходящих кандидатур не оказалось.
Неужели нам не придется завершить грандиозное дело 1959 года лишь по этой причине? Неужели весь наш энтузиазм, все наши усилия были напрасны? Неужели мы позволим другим довести битву за Жанну до победного конца?
Нет. Я не должен был отказываться.
Более всего нас, пожалуй, беспокоил вопрос комплектования команды альпинистов и носильщиков. Что касается последних, вопрос был ясен: в состав каравана нужно включить как можно больше проверенных и выносливых шерпов, которые проживают неподалеку от Непала, на территории Индии в Дарджилинге.
Высотное восхождение в Гималаях не имеет ничего общего с альпийским штурмом вершины. Это не лазание на пределе человеческих сил, не ожесточенная борьба в течение одного — трех дней, в которой чаще всего участвуют два мастера-скалолаза. Подъем на горный гигант — это прежде всего целеустремленный коллективный труд, продолжающийся в течение трех месяцев, борьба, включающая в себя самопожертвование ради других и больше скучного, неблагодарного труда, чем радостных минут успеха. Именно поэтому пр