и высотных восхождениях человеческие качества альпиниста, его способность влиться в коллектив — значительно более важны, нежели его техническое мастерство и физическая сила.
При комплектовании команды восходителей члены Гималайского комитета далеко не всегда были единого мнения относительно некоторых кандидатов. Иногда заседания комитета проходили исключительно бурно и затягивались за полночь.
В конце концов состав был подобран. Костяк команды формировали шестеро ветеранов Жанну: Бувье, Демезон, Ленуар, Леру, Параго и я. Кроме Франко, к нашему огорчению, не смог принять участия в экспедиции и Маньон. Команду пополнили достойные новобранцы: Поль Келлер, Ив Поле-Вийар, Андрэ Бертран, Жан Равье.
Таким образом, количество участников штурмовой группы увеличилось с восьми до десяти. Это соответствовало принятому нами курсу на усиление мощи экспедиции.
Несведущему человеку трудно представить, какую огромную работу предполагает подготовка и организация крупной гималайской экспедиции. Как-никак, а вместе с тридцатью носильщиками нам предстояло обеспечить снаряжением, жильем и питанием сорок четыре человека. И все это в невероятно трудных условиях высокогорья.
В итоге всей кропотливой многомесячной подготовительной работы оказалось, что во вторую экспедицию на Жанну мы должны взять с собой из Франции более двенадцати тонн продуктов, оборудования и снаряжения трехсот различных наименований!
И вот 19 марта 1962 года мы вновь у подножия вершины.
Сверкающая, словно кристалл, она предстала перед нами в багрово-красных отблесках заходящего солнца и в полупрозрачных тонах едва уловимых оттенков. Никем не тревожимая гигантская вершина по-прежнему восседала на своем троне — этой громадной ледовой чаше, подвешенной к тучам. Голова ее прочно опиралась на огромные скальные плиты, руки были вытянуты и положены на чудовищные поручни — отроги вершины, а ноги свисали над обрывистым юго-западным склоном…
Вот уже более месяца мы так же, как три года назад, ведем упорную и методическую осаду вершины. Снова мы поднимаемся по воздушному «Кружевному гребню» изо льда и снега, снова боремся с ужасающей крутизной на подступах к месту Лагеря-V и наконец одолеваем последнюю ледовую стену, защищающую выход к штурмовому Лагерю-VI. Придя туда 25 апреля, мы были удивлены, не обнаружив четверки передового отряда, которая, выйдя на два дня раньше, должна была в это время прокладывать путь к вершине по узкому кулуару, представляющему единственное уязвимое место на гигантском гранитном щите.
Я не допускал мысли, что с такими высококлассными альпинистами могло что-то случиться.
Чтобы время в ожидании тянулось не так долго, я занимаюсь наведением порядка в лагере, фотографирую. Наконец к шести часам вечера они возвращаются, усталые, но довольные. Рассказывают, что еще накануне им удалось достичь места, где в 1959 году Маньон и Параго вынуждены были признать себя побежденными. А сегодня они подошли прямо к основанию большой предвершинной стены.
Они оставили у стены четыре баллона с кислородом для следующей группы, а обратный путь шли без кислородных аппаратов, тщательно навешивая перила.
26 апреля Равье, руководитель носильщиков Вонгди и я выходим вперед: теперь наша очередь. Склон делается круче. Замечаем навешенные перила. Сталкиваемся с довольно редким явлением: на чрезвычайно крутой стене снег, вместо того чтобы скатываться подобно белому потоку, прижат ветром и образовал на склонах толстый мучнистый слой. Только с помощью веревок, вминая всем телом снежный пудинг, я с большим трудом поднимаюсь по склону, словно бульдозер, прорывая настоящую траншею.
Каждый раз, когда я погружаюсь в снежную толщу, слабое поскрипывание предупреждает меня, что снег плохо прилегает к склону. Я слишком часто слышу этот звук и вместе с тем пренебрегаю опасностью. Каждое мгновение склон может рухнуть, дав начало лавине. Без навешенных перил, которые дают возможность мне держаться за что-то прочное, я уже давно бы отступил. Я не могу запретить себе думать с тревогой о том, что произойдет, если вся снежная масса вдруг уйдет из-под ног… Сумею ли я удержаться, вцепившись в веревку? Окажется ли эта веревка толщиной в пять миллиметров достаточно прочной? В случае разрыва веревки Вонгди, видимо, сумеет остановить мое падение при помощи страховочного троса, который скользит через вбитый крюк. Но падение на двадцать метров вниз, судя по всему, должно изрядно встряхнуть.
Наконец мы выходим на ступеньки тропы, пробитой вчера нашими товарищами. Иногда ступенька обрушивается, и нога проваливается в снег. Чтобы вытянуть ее из снежных тисков, нужно приложить сверхчеловеческие усилия. Дыхание сбивается. Проходит более минуты, прежде чем удается восстановить его.
Чтобы как можно меньше портить тропу для идущих сзади, я стал идти третьим: я гораздо тяжелее моих товарищей, и подо мной ступени ломаются чаще. Через каждые пять-шесть шагов нога проваливается, и даже крепкие ругательства, которыми я сотрясаю вершины, приносят мне лишь небольшое облегчение.
Через несколько часов мы выходим к стене. Прямо над нашими головами узкий кулуар, забитый снегом, извивается между гранитными плитами. Мой взгляд, искушенный двадцатипятилетним опытом, быстро определяет, что эта стена не настолько крута, как она казалась издали. Не могли ли Маньон и Параго, которым в 1959 году довелось рассматривать эту последнюю стену, допустить ошибку при оценке ее сложности из-за значительного переутомления? Быть может, они признали себя побежденными потому, что не знали, что самые суровые препятствия остались позади?
В голову приходит мысль, что одна из наиболее великих вершин мира надела маску, чтобы скрыть свою слабость!
Заметив тремя метрами выше хорошие зацепки, на которых можно удобно закрепиться, с яростью бросаюсь на штурм. Несколькими быстрыми движениями вскарабкавшись к ним, я почувствовал, что перед моими глазами возникла черная пелена; мне потребовалось еще пять минут, чтобы прийти в себя. Подниматься в таком состоянии — слишком большой риск, и я стараюсь забить еще один крюк.
Неужели нет трещины вблизи? Нашлась! Слева от меня… Но она чертовски высоко. Вытягиваясь, словно змея, я сумел каким-то чудом загнать огромный крюк, который через несколько ударов молотка стал издавать чистый звук… Крюк держит хорошо! Закрепившись, вызываю к себе Равье и Вонгди.
— Малыш Жан, уступи свою маску, я не могу больше подниматься без кислорода. Ты идешь третьим — тебе легче.
Равье, улыбаясь, протягивает мне свой аппарат. С маской я продвигаюсь в четыре раза быстрее. Пройдя две веревки, достигаю той части кулуара, где он сужается. Склон становится круче, а снег, достигающий значительной толщины, не внушает никакого доверия. Высота — 7500 метров. У Равье больше нет сил. Однако нам слишком рано спускаться, нужно продолжать подъем, чтобы хоть немного продвинуться. К сожалению, приходится оставить Равье, крепко привязав его к крюку. Теперь я поднимаюсь вместе с Вонгди. Погода начинает портиться. Наперекор ветру и снегу мы продолжаем лезть. Снежная буря все свирепеет и свирепеет. Вдруг я замечаю далеко внизу одинокого Равье, беспомощно привязанного к скале, и мое сердце сжимается от боли.
На сегодня достаточно. Выше мы не пойдем.
Прицепив к забитому в скальную стену крюку поднятое сюда с таким трудом снаряжение — два полных кислородных баллона, двести метров веревок, два десятка крючьев и карабины, — мы начинаем спуск, навешивая на пройденной нами стопятидесятиметровой стене веревочные перила.
На следующий день, 27 апреля, штурм.
В голубоватой ночной темноте будильник разразился звоном: три часа тридцать минут утра. Зажигаем налобные фонари, бутановые горелки, ставим на огонь котелки, до краев наполненные снегом.
Теперь начинается изнурительная процедура, почти пытка: нужно обуться!.. Сгибаемся, чтобы дотянуться до своих ног, — и сразу же сбивается дыхание, а через несколько секунд наступает одышка. Чтобы хоть немного восстановить дыхание, нужно снова разогнуться. Завязывание шнурков на ботинках требует невероятных усилий, прерываемых долгими паузами!..
Более часа уходит на то, чтобы в двух больших котелках закипела вода. В одном из них приготавливаем чай, в другом варим нечто вроде молочной мучной каши, которая особенно легко усваивается на высоте.
Наконец в пять часов тридцать минут Параго, Келлер, Демезон и шерп Гиальцен Митшунг трогаются в путь.
В залитом лунным светом горном пейзаже караван с кислородными масками напоминает эпизод из научно-фантастического фильма. Через два часа группа уже преодолела участок, который потребовал около двух дней напряженнейшей борьбы передовых отрядов. Темп подъема просто невообразим!
Огромные снежные вихри, образующиеся на гребне, время от времени скрывают из виду наших друзей, заволакивая их белой пеленой. Ледяной, пронизывающий ветер задул с неистовой силой.
Неужели они повернут назад? Нет! С упорством муравьев альпинисты продолжают штурм. Теперь я вижу, что они оседлали гребень, все более и более заостряющийся к вершине. Можно даже различить лидера, который подобно дровосеку сплеча рубит ледорубом по острию гребня. Он продвигается вперед, борясь за каждый десяток сантиметров.
И вот в четыре часа тридцать минут дня тонкий голубой силуэт поднимается наконец на вершину. Все! Жанну побеждена!
В Лагере-VI, где находятся сейчас Бувье, Леру, Бертран, Поле-Вийар, Вонгди и я, наступил момент самой бурной радости: мы прыгаем, пляшем и обнимаемся, словно братья. Но еще ведь не все!.. Успеют ли они прийти в лагерь до ночи? Ночевка на высоте более 7500 метров без палатки может привести к самым печальным последствиям. Нашим товарищам предстоит опасный ночной спуск. Мы долго не можем успокоиться…
В десять часов вечера наступает кромешная тьма. Неужели наши товарищи не успеют достичь лагеря до наступления ночи. Ни огонька, ни звука в этой молчаливой ледяной тьме. Ничего!