Филлипс заработал ключом. Голос попавшего в беду лайнера был услышан на маяке Кейп-Рейс и на нескольких пароходах, Один из них, «Карпатия», радировал, что находится в 58 милях к юго-востоку от «Титаника» и идет на помощь.
Тишину безлюдных коридоров нарушило приглушенное гудение гонга. Лестницы, переходы, холлы вдруг засияли всеми огнями. Стюарды стучались в каждую дверь, вполголоса говорили:
— Пожалуйста, встаньте и оденьтесь. Пароход потерпел аварию. Никакой опасности нет, — и, не отвечая на вопросы заспанных пассажиров, шли дальше.
Растерявшиеся было вначале люди, толпясь в ярко освещенных залах, быстро овладевали собой. В конце концов что может значить какая-то пробоина для такого гиганта, чуда XX века! Ведь «Титаник» непотопляем, это было известно каждому. Мужчины подтрунивали над женщинами, шутили: это даже здорово, черт побери! Какое ни есть, а приключение. Будет о чем порассказать на берегу. Не каждый день путешествуешь на величайшем корабле мира, который к тому же наскочил на айсберг!
Но в половине первого ночи корабль облетел приказ капитана: женщин и детей сажать в спасательные вельботы и спускать на воду. Атмосфера напускного благодушия улетучилась, и наступила всеобщая паника.
В этот момент в салоне первого класса грянула веселая музыка. Музыканты корабельного оркестра решили подбодрить людей. «Много мужественных поступков было совершено в ту ночь, — писал позднее некий журналист, — но ни один из них не сравнится с подвигом нескольких музыкантов, игравших без передышки, невзирая на то что корабль погружался все глубже и глубже…»
Четвертый помощник Баксхолл стоял на мостике, когда услышал удары колокола. Впередсмотрящие что-то заметили! Он поднес бинокль к глазам и медленно обвел горизонт. Вот оно, спасение! Вдалеке маячили огоньки корабля. Доложив об этом капитану, Баксхолл получил приказание дать сигнал ракетами. Восемь ярких точек одна за другой взвились высоко в черное небо и рассыпались огненными букетами.
— Они достаточно близко. Просигнальте, чтобы немедленно шли на помощь, Мы тонем! — сказал капитан.
Баксхолл кинулся к прожектору, передал текст. Но ответа не последовало…
От тонущего колосса отвалили первые спасательные вельботы. Рассчитанные на 60 человек каждый, они были заполнены лишь наполовину.
Оркестранты, одев спасательные жилеты, выбрались из салона на палубу и продолжали играть. Пассажиры первого класса какое-то время сохраняли чинное спокойствие.
Но «роскошный чудовищный плавучий Вавилон», как окрестил «Титаника» острый на язык журналист Стэд, доживал последние минуты своей короткой жизни. По мере того как становилось ясно, что вельботы — это единственный шанс на спасение, чопорная вежливость джентльменов все быстрее отступала перед принципом «каждый за себя». Как потом выяснилось, во многие шлюпки набилось больше мужчин, чем женщин и детей.
Из недр парохода хлынули толпы тех, кому был запрещен доступ на палубы для привилегированной публики: истопники и кочегары, пожарные и повара, простой люд, отправившийся на «Титанике» искать лучшей доли в Новом Свете. Разломав тяжелые ворота, преграждавшие путь наверх, человеческий поток устремился к заветным шлюпкам.
В 1.30, когда «Титаник» безмолвной, ярко освещенной горой еще, казалось, надежно покоился на черной глади океана, капитан прошел в радиорубку и, сказав, что корабль долго не продержится, велел послать сигнал «Спасите наши души!» — эту отчаянную мольбу о помощи, которая заставляет вздрогнуть каждого услышавшего ее моряка, где бы он ни находился в этот момент.
Развязка приближалась. Оркестр отыграл веселый фокстрот и начал торжественную гордую мелодию гимна.
На предпоследней шлюпке отплыл пассажир первого класса Брюс Исмей, в течение всего рейса подгонявший капитана. Ему нужен был рекорд скорости. «Титаник» поставил другой рекорд… На его борту, когда отчалила шлюпка Исмея, металось более полутора тысяч человек, у которых не оставалось ни единого шанса на спасение.
С 2.05 до 2.20 — с момента, когда отвалила последняя шлюпка, до финала трагедии — капитану Эдварду Смиту, стоявшему на мостике, оставалось только одно — размышлять над происходящим. «Горькие мысли должны были осаждать его в это время, — пишет Дж. Маркус в своей книге. — Он мог припомнить свои собственные слова, звучавшие теперь злой издевкой: «Я не могу себе представить ситуации, которая привела бы к гибели этого корабля…» В течение двадцати лет капитаны водили суда, свыкшись с необходимостью риска. И вот пришел час расплаты».
Трагическая фигура капитана «Титаника» привлекла внимание не одного литератора. Вот как представлял себе его последние минуты выдающийся немецкий писатель Бернгард Келлерман в своем романе «Голубая лента», вышедшем в свет в 1938 году и опубликованном у нас на русском языке в 1968 году (Смит выведен в образе Терхузена, капитана океанского лайнера «Космос»):
««Мы слишком быстро шли, — подумал он, — нельзя этого отрицать. Не будь этого Хенрики (хозяина «Космоса». — Б. С.), я бы, вероятно, снизил скорость, скажем, до шестнадцати узлов. Тогда пробоина была бы не столь катастрофичной. Но ведь Хенрики во что бы то ни стало хотелось поставить рекорд!..» Он стоял, не двигаясь, и ему казалось, что его распяли, пригвоздив к черному, безжалостному небу. Он испытывал нечеловеческие муки, был близок к безумию. На «Космосе» — это и было причиной его страданий — находилось свыше трех тысяч человек, а спасательные шлюпки едва могли вместить половину…»
Второй штурман Лайтоллер спасся чудом. Он помог спустить на воду последнюю шлюпку и затем бросился вниз головой с мостика. Его тут же чуть было не засосало водоворотом, но внезапно струя горячего пара из котельной отбросила его в сторону. Лайтоллер оказался рядом со шлюпкой. Он только уцепился за нее, как вдруг умирающий корабль резко вздрогнул, и Лайтоллера отшвырнуло метров на пятьдесят в сторону. Оттуда штурман наблюдал последние секунды «Титаника». Сияя всеми огнями, плавучий дворец все быстрее погружался в океан. Внезапно свет погас — вода затопила котельные. В чреве стального колосса что-то загрохотало. Это сорвались со своих мест котлы, каждый размером с двухэтажный лондонский автобус, и покатились в сторону носа, который был уже под водой. Корма с мощными гребными винтами торчала в воздухе. Пронзительные крики сотен людей, оставшихся на борту, разносились над черной водой. Те, кто был в шлюпках, налегли на весла, стараясь как можно дальше уйти от «Титаника»: они боялись, что, затонув, пароход создаст сильный водоворот и засосет их за собой в пучину.
Еще немного — и «чудо века», гордость судостроителей, грандиозный лайнер быстро пошел ко дну вместе с зимним садом и тысячами почтовых мешков, с сейфами, полными драгоценностей и золотыми слитками на миллионы долларов, с гоночными машинами и холеными собаками миллионеров и со скромными пожитками эмигрантов из Европы. 1513 человеческих жизней оборвала беспощадная стихия.
Холодные, тусклые звезды едва подсвечивали жуткую сцену. Ее впоследствии воссоздавали по воспоминаниям очевидцев и литераторы, и живописцы, и кинематографисты. Люди, сидевшие в переполненных шлюпках, отворачивались и затыкали уши, чтобы не видеть своих бывших спутников, коченевших в воде, не слышать их отчаянных криков. Впрочем, в некоторых шлюпках было еще достаточно места, чтобы подобрать утопающих, но страх за собственную жизнь гнал их пассажиров все дальше от места катастрофы. Состоявшийся позднее в Лондоне суд даже рассматривал дело о двух пассажирах первого класса, пытавшихся с помощью взятки заставить матросов грести прочь, хотя можно было взять на борт еще человек 20–25. Разумеется, обвиняемые — леди Дафф-Гордон и ее супруг сэр Космо — все категорически отрицали…
В ходе расследования, проводившегося одновременно в Вашингтоне и Лондоне, было установлено, что масштабы трагедии были бы значительно меньшими, если бы на зов «Титаника» откликнулся английский пароход «Калифорниан», который был ближе всех к месту гибели лайнера. История сохранила две противоречивые версии о том, как получилось, что один корабль не пришел на помощь другому, потерпевшему бедствие в открытом океане. Одна из них принадлежит офицерам «Калифорниана», другая — рядовому члену экипажа, рабочему при лебедке Эрнесту Джиллу.
Если верить офицерам, события развивались следующим образом.
Когда вечером 14 апреля прямо по курсу появились сплошные ледяные поля, «Калифорниан» отработал назад, остановил машины и лег в дрейф. Около 23 часов вахтенный, третий помощник Чарльз Гроувз, заметил на востоке судовые огни и доложил об этом капитану Стэнли Лорду. Затем он по приказу капитана безуспешно пытался связаться с неизвестным пароходом по световой азбуке Морзе. Выяснив у радиста Сирила Эванса — новичка, недавно окончившего курсы, — что в течение вечера он разговаривал с «Титаником», капитан приказал дать радиограмму с предупреждением о льдах.
И в эфире состоялся такой диалог.
«Калифорниан»: Послушай, старина. Вокруг нас лед. Мы остановились.
«Титаник»: Отвяжись. Отвяжись. Я занят. Работаю с Кейп-Рейсом. Ты меня забиваешь.
Эванс был обязан в этих обстоятельствах запросить у капитана Лорда разрешение дать официальную радиограмму за его подписью, с тем чтобы получить подтверждение о получении ее непосредственно от капитана «Титаника». Он не сделал этого. А в 23.35 он вообще выключил аппаратуру и улегся спать.
Но Эванс был новичком на море, чего никак нельзя сказать о капитане Лорде. И все же этот многоопытный судоводитель не настоял на ответе от своего коллеги капитана Смита, ни разу на протяжении ночи не поинтересовался, что слышно в эфире.
В 23.40 Гроувз вызвал на мостик капитана. Огни «Титаника» на какое-то время пропали. «По-видимому, уклонился вправо от айсберга», — предположил Гроувз. «Титаник» в это время находился, по свидетельству офицеров «Калифорниана», на расстоянии 20–30 миль от их парохода.