— Сюда, что ль, патроны?
Варька была понятлива. За несколько минут все освоила. Покачала карабин в руках, словно определяя вес.
— С таким не страшно. Любого зверя уложу.
— Да хоть медведя.
Железная тяжесть карабина в руках придавала уверенности. Она повесила его на гвоздь.
— Только ты побыстрее.
— Как водится. — Власин был доволен тем, как Варька обращается с оружием. И подумалось, что она может стать добрым помощником и на охоте. — У меня капканы в низине стоят, а туда вода стекла, и теперь льдом землю затянуло. Леммингу из норы не выбраться, потому и песец туда не ходит. А со взгорья вода стекла, там земля чистая, там песец охотится. Я попервах так же думал, как и ты: где капкан поставишь, там ему и быть. В первый сезон за продукты не хватило рассчитаться. Должен рыбкоопу остался.
Власин ушел. Она подперла колом дверь и легла на кровать, заложив под голову руки. В печке весело моргал огонек, красные блики играли на белых досках потолка.
Быстро темнело. В эту пору светлое время дня продолжается три-четыре часа. Как велел Власин, Варька зажгла керосиновую лампу и повесила на раму окна. Огонек виден далеко. Власину будет веселее возвращаться домой на этот огонек.
В углу, за окном, прибиты полочки. На них несколько книг и горы старых журналов. Варька не любила читать, но картинки в «Огоньке» рассматривала с интересом. Огромные дома, многолюдные, залитые светом улицы. Синяя девушка в прозрачном легком платье несет на плече корзину винограда. Красивая! Только Варьке ее виноград не нужен и даром. Она не возьмет в толк, почему в Хатанге некоторые за ним гоняются, платят бешеные деньги?
Листает Варька журналы, словно через окошко заглядывает в другой мир. Интересно, но ей такая жизнь ненужна. Любопытно только взглянуть… Власин каждые два года летает в отпуск, а вот ей еще ни разу не приходилось побывать в других краях. Если попроситься с Власиным? Возьмет? Там такие девки с изогнутым станом, в прозрачных платьях… Конечно, ей далеко до них. Тяжело вздохнула Варька. Не возьмет ее Власин. Зачем она там?
Рассердилась, швырнула журнал в угол. Забралась на лежанку и не заметила, как уснула, словно провалилась в темную яму. Казалось, прошло всего несколько минут. Открыла глаза от смутной тревоги. В избушке прохладно, прогорели дрова в печке. На окне серебрятся узоры изморози. Откуда тревога? Прислушалась к тишине, не шевелясь, чтобы и шорохом не выдать своего присутствия. И услыхала за стеной скрипучие шаги. Кто-то ходил возле избушки… Варька приподняла голову.
Скрип удалился, раздался у входа. Кто-то толкнулся в подпертую колом дверь, навалился на нее, тяжело дыша и посапывая…
Кровь бросилась Варьке в голову, гулкими ударами отдаваясь в висках. Во рту пересохло. Она соображала: если вскочит с кровати, через окно будет вся на виду. Керосиновая лампочка хоть и тускло, но освещает избу. От страха онемели руки и ноги… Вдруг услыхала шепот:
— Варька! Варька!
Вмиг оказалась у карабина, сорвала его со стены и заорала, разрывая тишину:
— Кто там?!
— Я это, Лешка. Открывай!
На секунду Варька закрыла глаза, перевела дух, вытерла повлажневший лоб.
— Погоди, сейчас.
Лешка ввалился в избу, облепленный снегом. Отряхиваясь у порога, удивленно спросил:
— Никак спужалась? Брось городской манер, здесь некого бояться, злодеев нет. Снег валит, ничего не видно.
— Ты же говорил, через восемь дней…
— А ты и не рада?.. Разве так мужика встречают? Разводи огонь. Надумал я супа с лапшой поесть.
Послушно захлопотав по хозяйству, Варька недовольно бормотала:
— Надо загодя предупреждать.
Вывинтив до предела фитилек лампы, Власин наблюдал за Варькой. Неожиданно глубоко вздохнул:
— Трудным будет нынче промысел.
Не поняла Варька смысла этих слов. В душе у нее все оборвалось. Недоволен ею Власин. В избе не прибрано, поесть не приготовлено. Весь день проспала…
И будто подтверждая Варькину догадку, подошел Власин:
— Давай рыбу почищу.
— Отойди, сама, — оттолкнула локтем.
— Капни в стаканчик, все же с дороги я.
Бросившись к полочке, Варька схватила стакан, но он, выскользнув из рук, рассыпался осколками. Варька застыла, втянув голову в плечи. Вот-вот раздастся брань. И вдруг услыхала похожий на смех звук. Резко обернулась. Власин действительно стоял рядом и смеялся.
— Водку не забыл заказать, а стаканы, грош им цена, все забываю. Надо бы их сотню сюда — и делу конец.
Собрав стекла, Власин бросил их в таз. За жареной рыбой он рассказывал:
— Возле одного капкана гляжу — камней нет, дальше иду — такая же история. Ах ты, анафемский медведь. Пораскидал камни. А я изволь их тащить от самого берега.
— Зачем медведю камни?
— Конечно, ни к чему. А увидит — человек положил, обязательно утащит, с обрыва побросает. Известное дело — хозяин. Подумал я, надо вернуться, тебя предупредить. Без карабина из дому не выходи. Здесь он не тронет, побоится… А все поостерегись.
— Пусть только подойдет, — смелеет Варька. — Все пять зарядов его будут.
За обмерзшим оконцем стонала, шуршала пурга. В ласин дунул в лампу, фитилек сразу погас, и будто стало еще слышнее, как метет за стенами.
Власин лежа читал журнал, а когда Варька стала тихонько напевать, отложил его в сторону. Сколько стоит его избушка, а впервые в ее стенах раздаются такие ласковые звуки, словно после зимней ночи пригрело солнышко. Власин блаженствовал… Хорошо придумал — взять Варьку. На душе легко и покойно. Варька куховарит, а он, поглядывая на нее, жалеет, что не купил ей в Хатанге с десяток платьев. Прилетит самолет весной — нужно заказать. А лучше разных тканей, швейную машинку — занятие Варьке. Как бы не заскучала от безделья. Заскучает — не удержишь.
Приучал Варьку к чтению. Выбирал в журналах истории позанятнее, читал вслух, а на самом интересном месте останавливался, уходил проверять капканы. Велел:
— Дальше сама. Приду, расскажешь, чем дело кончилось.
Варька такие поручения выполняла неохотно. За восемь дней, пока его не было в избушке, одолевала несколько страниц. Больше нравилось обдирать песцов, которых он приносил, проверять капканы вблизи избушки, хотя Власин и запрещал ей это. Морозы стояли крепкие, неожиданно налетала пурга, и в темноте зимней ночи Варька могла не найти дороги к дому.
Снег от холодов и ветров спрессовался и звенел под ногами, как черепица. Следов на нем почти не оставалось.
А Варька напевает… Знать, легко у нее на душе, мелодия легкая, светлая. Прошлые годы только собаки за стеной рычали друг на друга да повизгивали. Не с кем словом перекинуться. Вот так, бывало, Власин обойдет капканы, вернется к себе и отдыхает в звенящей тишине. Лежит, лежит… Стукнет кулаком по стене:
— Заходи по одной!
Собаки поочередно заходят в комнату. Сидят у лежанки, ждут угощения — каждой по куску сахару. Поговорит с ними, а в ответ ни слова, только хвостами крутят. Ну и гаркнет:
— Выходи разом!
Так и ринутся в дверь, перепрыгивая друг через дружку. Смехота.
Не раз Власин удивлял редких гостей понятливостью своих собак…
Как там живут Жарков и Парин? Русские люди, а забрались на самый север. Местные жители — якуты и долгане — на юге Таймыра промышляют, а их вот занесло на край света.
В избушке тепло, светло, Варька поет. Есть и радио. Что в далеком мире происходит — все известно. И знает он, когда спутника вокруг земли пускают. Ходит от капкана к капкану и смотрит в небо. Частенько, бывает, видит светлую точку в темной глубине Вселенной. Поздоровается с ней, как со старой знакомой, и — дальше своей дорогой.
А. Варька напевает… И мысли у Власина текут мирные, спокойные, как Варькина песня. Богата нынче песцом тундра. За обход десяток-полтора пушистых зверьков. Появится солнце, в светлое время и Варька сможет обходить капканы на ближних участках. Хотя бы до первой избушки. И будет он тогда возвращаться к дому не через восемь, а через шесть дней.
С приходом солнца и гости появятся. После бесконечной ночи особенно остро хочется встретиться с людьми. Первым приедет, конечно, Парин.
— Варька, настряпала? — вскакивает Власин на ноги и хлопает ее по спине. — В дорогу мне пора.
Хмурится Варька от грубой ласки, улыбается и просит:
— Нынче возьмешь меня? До первых холмов.
— Сегодня солнце будем встречать. Собирай скорее на стол.
Солнце! Наконец-то после кромешной тьмы. Варька торопливо и радостно подает на стол.
Потом они легко бегут по снегу к ближнему холму. Пар вырывается изо рта и повисает в воздухе. Тундра, казалось, застыла, окаменела в ожидании чего-то необычного. Темень густая, как в избушке, когда потушишь лампу. Но вдруг в далекой выси, над головой, тучи слегка раздвинулись, и тундра засверкала серебром от края и до края. Там висела голубоватая луна.
— Куда глядишь? — толкнул Власин.
На горизонте, в той стороне, где застывшее, ледовое море и торосы громоздятся в диком хаосе, узенькая полоска наливается багрянцем. Кажется, там, очень далеко, жгут костер… Показалась раскаленная горбушка. Красные полосы заиграли в торосах. Варька, испугавшись, прижалась к Власину, прошептала:
— Страшно, будто кровь.
— А ты когда печь разжигаешь, разве страшно? Так и солнце. Теперь оно с каждым днем будет сильнее накаляться и белеть.
Лиловая горбушка, двигаясь вдоль горизонта, постепенно уменьшается и наконец совсем прячется.
— Как темно, — беспомощно говорит Варька.
Власин смеется. Лицо у него большое, чисто выбритое. Из-под шапки выглядывает редкий русый хохолок… И она просит:
— Я еще немножко с тобой.
— До третьего капкана.
Они идут рядом к следующему холму. Первый капкан пуст, во втором тоже ничего, а в третьем — белый комочек. Но только Варька подбежала, песец вскочил, оскалившись белозубой пастью в черной каемке губ. Варька отпрянула.
Задняя нога зверька зажата в металлических челюстях капкана. Белая пушистая шкурка поднялась дыбом. Песец повизгивает от страха, и Варьке кажется, что из глаз у него выкатываются слезинки. И словно что-то толкнуло ее. Спрятав кисти рук в рукава дохи, чтобы зверек не укусил, Варька ухватилась за пружину. Песец будто понимал, что она делает: стоя на трех лапах, мелко дрожал, но Варьку не трогал.