снилось, что весь этот шум означает: «Есть отдать якорь!»
Посмеялись… Потом лоцман уже деловым тоном спросил капитана:
— Якоря к отдаче приготовлены? Человек на баке есть?
— Все сделано, пайлот, все в порядке…
Приготовленные к немедленной отдаче якоря — мера совсем не лишняя в Кольском заливе в условиях плохой видимости. Бывают случаи, что, не отдай вовремя якоря, чтоб задержать движение судна, — и быть ему на берегу. А врезаться в берег Кольского залива и врагу не пожелаешь…
Расспрашиваю капитана о его морском житье-бытье. Анатолий Савельевич плавает вот уже сорок лет. Начинал юнгой, возил на Черном и Азовском морях арбузы и рыбу на «дубках». Потом направили в Одесский мореходный техникум, закончил его перед войной. Воевал на Черном, в сорок четвертом отозвали на Северный флот. С тех пор с Арктикой не расставался, если не считать нескольких рейсов в Антарктиду. Сын Александр стал океанографом, тоже полярником. Перед самым отходом в море Анатолий Савельевич получил радиограмму, что сын вылетает на полярную станцию «Столб».
Правый берег залива начинает проваливаться в белесый туман. Сначала кажется, что он густеет и закрывает черные сопки, но вот откуда-то срывается ветер, тумана как не бывало, и видно, что берег попросту отступает, открывая для нас широкую Тюва-Губу.
Здесь конец лоцманской проводки. «Димитрове» замедляет ход, Венцелевич благодарит лоцмана за работу и приглашает в салон, где стараниями стюардессы уже накрыт стол. Мы поднимаем наполненные гостеприимным хозяином рюмки и желаем его кораблю традиционные три фута под килем…
…В тесной лоцманской каюте катера «Шкипер» нас трое. Третий — лоцман Володя Хотченков — ждет пароход «Художник Крайнев». «Художник» должен был подойти с моря к полудню, но задерживается… Лоцманы относятся к этому со стоическим спокойствием. А когда я спрашиваю, где же мы будем обедать, Борис Сумароков отвечает:
— Завтра будем обедать, дома…
Начинается разговор о неустроенности лоцманского быта. Вот хотя бы питание. На флоте принято угощать прибывшего на корабль лоцмана, это неписаная традиция. Но во-первых, можно сутки прождать нуждающееся в проводке судно на рейде Тюва-Губы, как это и было в нашем случае; во-вторых, традиция традицией, а лоцманы говорили мне, что встречаются капитаны, от которых не дождешься приглашения пообедать. Да и. вообще, как можно ставить первого представителя портовых властей, ступающего на палубу приходящего судна, в зависимость от гостеприимства капитанов?
Нужны специальные суда, где готовилась бы горячая пища для дежурных лоцманов и были каюты для отдыха. Право же, эти люди заслужили такое внимание…
Размышляя обо всем этом, иду к капитану лоцманского катера Владимиру Якунину, и вскоре мы пьем чай после какого-то варева, непонятного по происхождению, но весьма вкусного.
Потом все задымили сигаретами, пошли в ход морские байки. Часа через два с берега сообщили, чтоб мы отправлялись встречать пароход «Художник Крайнев».
Отдаем концы, покидаем Тюва-Губу и мчимся, переваливаясь с волны на волну, навстречу идущему с моря кораблю. Ветер усилился, «Шкипер» валится с борта на борт, но смело движется на фарватер, куда уже выдвигается «Художник Крайнев». Корабль замедляет ход, прикрывает нас бортом от волны, и Володя Хотченков удачно прыгает на низкую (пароход «в полном грузу») палубу «Крайнева». Операция по пересадке лоцмана закончена, теперь мы с Борисом ждем «поляка».
Медленно тянется время. Катер покачивается у причала. Ветер сюда не заходит, он пролетает над сопками. В бухте стоят рыболовные траулеры, их вернули на выходе в Баренцево море: там уже одиннадцать баллов.
В девятнадцать тридцать мы связываемся с диспетчерской и узнаем, что наш гость — польское судно еще ничего о себе не сообщал. А ведь была радиограмма, что придет оно в двадцать ноль ноль.
— Обычное дело, — сказал Борис Сумароков, — так часто бывает… Польский капитан указал гринвичское время, как и принято на флоте. А принимали радиограмму девчонки, которым это невдомек, и записали двадцать часов московского. Значит, на самом деле наш «поляк» будет в двадцать три часа.
Ну что ж, будем коротать время с ребятами из команды «Шкипера». Матрос Валерий Беликов сооружает чай, садимся за стол, ужинаем чем бог послал.
Сумароков оказался прав. Уже двадцать три, а гостя нет. Из порта вышел «Днепрогэс», мы отходим, чтобы снять с него лоцмана.
Наконец за десять минут до полуночи — команда: «Выйти для встречи польского теплохода «Влукняж»…»
…Было жутко отрываться от шаткой палубы «Шкипера» и прыгать в неизвестность, я почувствовал, как при очередном броске волны замерло сердце, и прыгнул…
В рубке темно. Едва угадывается фигура рулевого у компаса. Вахтенный штурман, встречавший нас с лоцманом у шторм-трапа, подводит к капитану. Борис Сумароков обращается по-русски, приветствует и поздравляет с благополучным приходом, представляется сам и представляет меня. Капитан пожимает нам руки и просит лоцмана перейти на английский. Как потом он объяснил, ему приходится плавать в основном в зоне английского языка, и он был не уверен, что сумеет объясниться достаточно хорошо на русском. Позднее мы свободно понимали друг друга, но одно дело дружеская беседа в каюте, а другое — на мостике, когда судно входит в залив. Тут надо быть всегда начеку и молниеносно реагировать на команды лоцмана.
Что ж, Борис Сумароков переходит на английский. Безукоризненное знание этого языка, считающегося международным морским, для наших лоцманов обязательно.
Сумароков спрашивает у рулевого, какой тот держит курс, подправляет его и увеличивает ход. Польский теплоход «Влукняж» втягивается в Кольский залив. Лоцман проведет его тем же путем, каким провел днем «Димитрово», только в обратном направлении.
На мостике появляется старший механик Евгений Гуляницкий. Старый моряк, плавающий последний год перед уходом на пенсию. Он выглядит еще хоть куда. Гуляницкий прекрасно владеет русским языком. Вместе с ним обходим судно, которое может взять пятнадцать тысяч тонн руды, спускаемся в машину, где трудится главный двигатель мощностью в семь тысяч восемьсот лошадиных сил. Несмотря на позднее время, команда не спит, в салоне много молодых матросов, играют в пинг-понг, читают, слушают музыку.
— У нас много молодых, — говорит Гуляницкий, — таких старых пней, как я, наперечет…
Всю свою жизнь старший механик отдал морю. Во время войны плавал на польских кораблях, сумевших уйти от гитлеровских захватчиков в Англию. Не раз бывал с транспортами союзников в Архангельске и Мурманске.
— А вот наш капитан в Мурманске впервые…
«Влукняж» пришел сейчас из Щецина за апатитом. Капитан Ян Гастусяк гораздо моложе Гуляницкого, но и он узнал, что такое война. Четырнадцатилетним мальчишкой попал в Освенцим, хлебнул горя в фашистском лагере смерти. Гастусяк — один из лучших капитанов народной Полыни. Последние девять месяцев «Влукняж» находился далеко от родины, побывал в Японии, Австралии.
С левого борта разгораются ночные огни Мурманска. Снежные заряды исчезли. Борис Сумароков ведет польское судно через заставленный кораблями рейд. С берега сообщили, что под погрузку «Влукняж» поставят утром. Надо ставить рудовоз на якорь.
— Для такого большого судна трудно выбрать место, — говорит лоцман, осматривая рейд. — Надо так поставить, чтобы ему никто и он никому не мешал…
Наконец последняя команда лоцмана:
— Отдать якорь!
На баке гремит якорная цепь. Рудовоз немного разворачивается, словно примеривается, удобно ли ему будет здесь, и замирает. Лоцман обращается к капитану:
— Вы прибыли в порт Мурманск. Проводка окончена. Сейчас на катере прибудут портовые власти.
— Приглашаю вас в каюту, — отвечает Гастусяк.
Когда мы покидаем рубку, неожиданно сваливаются сверху снежные заряды. Вмиг исчезают огни на берегу, рядом стоящие суда, и уже не виден нос рудовоза. Капитан покачивает головой. Конечно, в Австралии такого не увидишь… Вовремя успел Сумароков поставить теплоход на якорь!
В каюте тепло и уютно. На часах четыре московского. Прошли сутки лоцманской вахты. Гостеприимный хозяин угощает коньяком «Фундатор». До прихода портовых властей лоцман не может покинуть судно, хоть работа его и окончена. Теперь мы гости польского капитана; он ставит в магнитофон бобину с советскими песнями в польском исполнении.
Завязывается интересный разговор о дальних плаваниях, морских приключениях. Моряки всегда найдут общий язык. Говорим по-русски, иногда переходим на английский, порой выручает старший механик. Он пришел к капитану с двумя собачками, которых всюду возит с собой. Смотрим снимки, сделанные в далеких странах, фотографии родных и близких польских моряков.
Но вот каюта наполняется людьми. Прибыли санитарный врач, таможенник, представитель «Инфлота» и офицер-пограничник.
Прощаемся. Снова шторм-трап, снова высоченный борт «Влукняжа», но теперь тихо, и катер не пляшет на волнах.
В проходной порта Борис Сумароков предъявляет красную книжицу, и, когда мы оказываемся за пределами портовой территории, я прошу разрешения взглянуть на нее.
Вот что значится там:
«УДОСТОВЕРЕНИЕ
Настоящее выдано гражданину Союза Советских Социалистических Республик СУМАРОКОВУ Борису Анатольевичу в том, что он состоит в должности государственного морского лоцмана для проводки судов всех наций и флагов».
Об авторе
Гагарин Станислав Семенович. Родился в 1935 году в поселке Уваровка Московской области. Окончил судоводительский факультет Ленинградского мореходного училища. Штурман дальнего плавания. Работал на торговых и рыболовных судах на Дальнем Востоке, в Арктике, на Черном, Баренцевом, Норвежском морях, плавал в Северной Атлантике и на других широтах. Окончил Всесоюзный юридический заочный институт, был старшим преподавателем ВЮЗИ.
Автор повести «Несчастный случай», рассказов «Горький кофе», «Маленький краб в стакане», «Шкипер» и других. Член Союза журналистов СССР. Печатался в журналах «Москва», «Сельская молодежь», «Урал», «Уральский следопыт». «Искатель». В нашем сборнике выступает впервые. В настоящее время автор заканчивает работу над романом «Путешествие к центру земли», повествующим о наших современниках, людях Рязанщины.