На суше и на море - 1972 — страница 31 из 113

Привычка птиц к заготовкам кедровых орехов оказывает лесу неоценимую услугу! Ведь кедровка, сама этого не ведая, активно занимается расселением кедра по тайге, по горам. Ветер не способен разнести тяжелые кедровые орехи на дальние расстояния. Эту миссию взяла на себя птица.

Перед съемкой мы как-то не обратили особого внимания, что плато вершины горы Монинг-Тумп заросло отдельными маленькими кедрами, иногда крохотными, в виде веточки с несколькими иглами, а кое-где уже разросшимися в мохнатый кустик.

А ведь пройдет много лет, и зашумят хвоей крепыши-кедры на горе Монинг-Тумп. Молодая поросль разрушит своими корнями камни на вершине. Гора станет чуточку ниже. Следующее поколение деревьев сделает то же самое. И так из века в век. Постепенно возвышенность начнет зарастать тайгой, которая уже сейчас длинными языками тянется к ее вершине. Судьба горы в какой-то мере зависит и от птицы кедровки.

Сразу же за «городом», слева на вершине, наше внимание привлекает огромный камень-«бокал». Я перемещаюсь вправо и… застываю пораженный: очертания «бокала» резко изменяются. Теперь это приплюснутая голова обезьяноподобного чудища.

— Смотрите-ка, и здесь грибы растут!.. — говорит Паша.

Замечательный каменный «гриб» украшает вершину стенки над хаосом. Удивительно меняются его очертания, если сделаешь несколько шагов в сторону. Возьмешь чуть влево — «гриб» превращается в «клоуна» со смешно вздернутым носом. С другой стороны угадывается профиль старого наполеоновского «гренадера».

От «гренадера» мы оглядываем всю пройденную вершину, весь сказочный «город». Будто средневековая крепость с величественными дворцами была когда-то сооружена на горе. Даже возникает сомнение: а природой ли созданы все эти каменные чудеса?

Быть может, это пристанище пришельцев из других миров, а площади между руинами дворцов — это космодромы?..

Хотелось бы верить фантазии, но… все это дело рук искусницы природы. Это она щедро разбросала по вершине горы Монинг-Тумп свои каменные изваяния, потратив на это миллионы лет.

К палатке мы возвращались уже после заката. В лагере застали полный разгром. Кругом валялись целлофановые мешки. От сухарей в одном из мешков остались только крошки. Сухое молоко было тщательно вылизано, рисовая крупа рассыпана по земле. Здесь пировал пес Копа, который не пошел с нами в гору.

Подсчитали наши продовольственные запасы. Николай нахмурился:

— Еды-то только на два дня!

Паша почесал затылок, тяжело вздохнул и пропел:

Подо мной тайга,

Песни ветра злого.

Не губи, тайга,

Парня молодого.

— Ну что ж, друзья, — сказал я, — давайте завтра тронемся в обратный путь.

Ночью долго не могли заснуть. До утра раздавались мерные звуки падающих на палатку дождевых капель.


На другое утро — туман. Полил дождь.

— Скорее в тайгу! — говорит Павел. — Там дичь, в речках рыба… А если не добудем ни того ни другого, займемся сбором ягод, грибов, кедровых орешков. Не пропадем!

Оптимизм помощника приятен. Он был у всех, с кем пришлось путешествовать по Забайкалью, Пермскому Северу, мансийской тайге…

Несмотря на моросящий дождь, Николай приводит коней. Холодно. Готовим вьюки. Палатка и тент тяжелы, как камень: намокли за ночь.

Кажется, все готово к выходу. Морось прекратилась, туман поредел. Виден перевал, по которому мы должны перейти вершину Монинг-Тумпа.

— Пошли, ребята! Погода дает нам «зеленую улицу». Направляемся к перевалу и осторожно переводим через него лошадей. Обнаруживаем старую тропу, вытоптанную, очевидно, оленьим стадом.

Тропа с перевала повела вниз, в тайгу.

— Прощайтесь с горным замком, — говорю я товарищам.

Мы спускались все ниже и ниже в лес. В тумане над тайгой постепенно исчезали слабые контуры дворцовых стен Монинг-Тумпа.


Об авторе

Заплатин Михаил Александрович. Родился в 1920 году в Перми. Окончил Всесоюзный Государственный институт кинематографии, член Союза кинематографистов СССР. Автор многих статей на географические, природоведческие и искусствоведческие темы. Как кинооператор-документалист, Заплатин много путешествует по стране. Часто итогом этих путешествий бывают не только снятые им видовые фильмы, но и очерковые книги. Вот некоторые из них: «Чара», «В чертогах Подкаменной Тунгуски», «На гору каменных идолов», «С кинокамерой вместо ружья», «К ледникам Кодара». Автором снято около тридцати фильмов. Сейчас работает режиссером-оператором географических фильмов Пермской студии телевидения. В нашем сборнике публикуется впервые. В настоящее время подготавливает к изданию несколько новых книг: «Дневник таежного киноохотника», «В краю таежных рек», «Манси-ма».

К очерку Михаила Заплатина«ГОРНЫЙ ЗАМОК МОНИНГ-ТУМП»




Катпос — фамильный знак мансийского охотника




Таежная речка Мэзыпатья




Череп медведя. По старинным мансийским обычаям череп медведя вешается на дерево или кладется в специальную амбарушку, устроенную на высоких сваях — в знак уважения к зверю




Остатки «дворцовых стен» на вершине Монинг-Тумп




Сопас — сруб для хранения мяса, дичи и продуктов




«Голова медведя» на вершине Монииг-Тумп



Каменный «козырек» на склоне южного гребня Монинг-Тумп



Одна из фигур выветривания на вершине Монинг-Тумп — типаж из объемной мультипликации

Джеральд Даррелл
МИРТОВЫЕ ЧАЩИ


главы из книги

«Птицы, звери и родственники»

Сокращенный перевод с английского

Л. Деревянкиной

Рис. М. Сергеевой


От переводчика

Имя английского писателя и ученого Джеральда Даррелла хорошо известно во всем мире. Книги его давно завоевали любовь читателей и в нашей стране. На русском языке издано уже восемь его книг, и последней по времени издания была «Моя семья и другие звери» (в Англии вышла в 1936 году). Среди всех произведении Даррелла книга эта занимает особое место, в ней автор обращается к годам своего детства, а именно к тому времени, когда он вместе с семьей жил на греческом острове Корфу. Пять лет, прожитые на острове, имели для Джерри Даррелла необычайно важное значение и навсегда остались в его душе как самое яркое и дорогое воспоминание. Умная и веселая книга быстро завоевала любовь всех читателей, ее издавали и переиздавали во многих странах, и вот спустя тринадцать лет Даррелл по настоянию своих друзей написал еще одну книгу об острове Корфу — «Птицы, звери и родственники». В ней рассказано о многих событиях, лицах и наблюдениях, не вошедших в первую книгу, а основные герои остались те же. Посвящается книга Теодору Стефанидесу, человеку, который сыграл в жизни Даррелла исключительную роль.

«Для меня Теодор Стефанидес, — пишет автор в начале своей новой книги, — был одной из самых значительных личностей на свете (и теперь, тридцать три года спустя, я могу сказать то же самое). Этот человек с топкими чертами лица, со светлыми пепельными кудрями и бородой был красив, как греческий бог, и, конечно, казался таким же всеведущим. Врач по образованию, он был, кроме того, биолог, писатель, поэт, переводчик, историк и астроном и среди всей этой многообразной деятельности нашел еще время организовать и вести рентгеновский кабинет, единственный на острове Корфу».

Эпилогом к книге «Птицы, звери и родственники» Даррелл взял известные слова Наполеона, и это придало концовке особую силу и выразительность: «Корфу имеет для меня такое важное значение, что потеря его нанесла бы смертельный удар всем моим замыслам.

Запомните: при нынешнем состоянии Европы потеря Корфу была бы величайшей для меня неудачей».

Мы публикуем здесь отрывки из трех глав новой книги.

Миртовые чащи

Примерно в полумиле от нашего дома, с северной стороны, оливковые рощи редеют, и их сменяет плоская котловина площадью акров в пятьдесят или шестьдесят. Оливковых деревьев здесь нет, кругом раскинулись только заросли миртов с сухими каменистыми прогалинами, где красуются необыкновенные канделябры чертополоха, сияющие яркими голубыми огнями, и большие чешуйчатые луковицы морского лука.

Это было мое любимое место охоты, так как здесь обитало множество замечательных животных. Мы с Роджером устраивались в пахучей тени миртовых кустов и наблюдали, как мимо нас проносится масса разнообразных насекомых. В определенное время дня среди миртовых ветвей царило такое же оживление, как на главной улице города.

В миртовых чащах было полно богомолов, крупных, дюйма в три, с ярко-зелеными крыльями. Они раскачивались среди ветвей на своих тонких ногах, подняв в притворной молитве переднюю пару ног, оснащенных страшными коготками. Их заостренные личики с выпуклыми, соломенного цвета глазами вертелись то в одну, то в другую сторону, ничего не пропуская. Если белая капустница или перламутровка опускалась на глянцевый листок мирта, богомол приближался к ней с большой осторожностью, двигаясь почти незаметно. Он то и дело останавливался, чтобы покачаться на своих ногах и тем самым заставить бабочку поверить, будто это всего лишь взъерошенный ветром листок.

Однажды я видел, как богомол подкрался и напал на большого махаона, который, пошевеливая крыльями, грелся на солнышке и о чем-то мечтал в задумчивости. Однако в последнюю минуту богомол оступился и вместо того, чтобы схватить махаона за тело, как он собирался сделать, вцепился ему в крыло. Вздрогнув, махаон вышел из транса и взмахнул крыльями с такой силой, что передняя часть богомола приподнялась над листвой. Еще несколько сильных взмахов — и, к досаде богомола, махаон, припадая на один бок, улетел с оборванным крылом. С философским спокойствием богомол ус