Всемирная слава не сделала сэра Френсиса Чичестера богатым. Однако он по крайней мере смог избавиться от тяжкой финансовой зависимости. Нет, нет, Чичестер не стал другим. Но несомненно, стесненные обстоятельства, в которых пребывал до этого смелый моряк (достаточно почитать его мемуары), перестали отнимать у него столько сил, и конец жизни он мог спокойно посвятить любимому делу. Яхта «Джипси-Мот» была куплена национальным Морским музеем в Гринвиче и заняла место на вечной стоянке рядом с последним чайным клипером «Катти Сарк». Книги Чичестера вышли на десятках языков. Это была заслуженная слава. И как всякая слава, она вызывала желание подражать.
Участие в подобной эпопее могло бы и его, Кроухерста, вытащить из трясины долгов. Да, но за организацию большого приключения должен был кто-то взяться. Дональд решил начать с верхов. Он позвонил лорду Томсону, владельцу издательского концерна, куда входят газеты «Таймс» и «Санди таймс». Прорвавшись сквозь частокол секретарей, Кроухерст предложил лорду Томсону, чтобы одна из его газет взялась за устройство небывалой международной парусной регаты вокруг света, которая принесет славу англичанам, и он, инженер-электроник и яхтсмен, непременно побе…
Лорд Томсон не дослушал.
Однако две недели спустя газета «Санди таймс» вышла с объявлением во всю первую полосу об организации состязания. Было сформировано представительное жюри под председательством сэра Френсиса Чичестера (действительно, кто же, если не он!) и учреждены призы. Пять тысяч фунтов, а в действительности много больше, учитывая публикации в прессе и рекламу.
Кроухерст записался в числе первых. Правда, он не сказал, на какой яхте выйдет в море. Разбирая и прикидывая шансы участников, газеты не обратили особого внимания на Дональда. Среди спортсменов он практически не был известен. Кроухерст не ходил в дальние походы, не занимался усовершенствованием оборудования. За ним стойко закрепилась кличка «темной лошадки».
Между тем игру в темную Дональд Кроухерст вел вынужденно. Он рассчитывал, что ему, как первому подавшему идею регаты, разрешат плыть на «Мотыльке» Чичестера. Полагался он и на свои бесспорные пробивные способности. Однако, прежде чем дать ответ Кроухерсту, директор Морского музея спросил мнение самого Чичестера. Сэр Френсис, человек по натуре осторожный, долго не отвечал, а в конце концов рекомендовал воздержаться. Отказ из музея Кроухерст получил буквально накануне старта, объявленного, как мы говорили уже, с 1 июня по 31 октября 1968 года: время было выбрано с таким расчетом, чтобы яхтсмены успели пройти опасные зоны Атлантики до наступления зимних штормов.
Это была катастрофа. Не идти же на прогулочном «Золотом чайнике» за тридевять земель! Удачно задуманное предприятие рушилось напрочь…
Дальнейшие события трудно объяснить, настолько они кажутся чудесной фантасмагорией. Кроухерст стал осаждать м-ра Беста — того самого, кредитора, — прося не только отсрочить уплату долга, но и финансировать строительство яхты — тримарана[30].
Дональд пространно живописал Бесту достоинства тримаранов пред прочими типами яхт. Он доказал, что у него, Кроухерста, больше всех шансов на победу и что свет всемирного паблисити озарит их обоих.
Результат? Холодный, невозмутый, многоопытный, осторожный Бест дрогнул. Нет, пока он еще не согласился, он просто спрашивает: сколько? Кроухерст отвечает восторженным письмом, где смета строительства перемежается эпитетами в превосходной степени. По прикидкам Дональда, тримаран должен обойтись в шесть тысяч фунтов.
Бест дал согласие.
Четверо участников гонки на приз «Золотой глобус» уже вышли в плавание, когда на верфи западного побережья Англии началось лихорадочное строительство тримарана. Деньги летели направо и налево, Бест скрежетал зубами, но подписывал счета: обратного пути уже не было. В ходе работ первоначальная сумма выросла вдвое, зато тримаран был готов за восемь недель.
Один из друзей Дональда, Родни Холлуорт, взял на себя функции агента по рекламе. Он развернул бурную деятельность. Газета «Санди таймс» заплатила Кроухерсту 500 фунтов за исключительное право на публикацию репортажей о плавании. Би-Би-Си установило в рубке магнитофон, на который моряк должен был наговаривать текст радиопередач. Кроме этого, Кроухерсту вручили кинокамеру — отснятые пленки и кассеты он должен был передавать в Лондон с попутными судами. За это дали двести пятьдесят фунтов, и столько же было обещано по возвращении. Муниципальный совет Тейнмаута выделил триста фунтов для «поддержки начинания», после того как Холлуорт договорился, что в названии судна будет фигурировать название города.
Но денег все равно не хватало. Бесту пришлось закупить кое-что из оборудования и полностью годичный запас продовольствия. Долг Кроухерста все рос.
Когда тримаран испытывали на плаву, он оказался весьма тяжел при маневрировании. Этот тип яхт прекрасно подходит для плавания в спокойных тропических водах, он ведь и родился на островах Океании. В беспокойной Атлантике же «Тейнмаут-Электрон» вел себя как норовистая лошадка. Ничего, утешали Кроухерста, Чичестер тоже звал своего «Мотылька» лошадью Марбо — был в наполеоновской армии такой генерал. Он приобрел по дешевке злую кусачую лошадь, прикончившую до того двух конюхов. Марбо все же взял ее, и в битве при Эйлау она спасла ему жизнь, укусив вражеского солдата в тот самый момент, когда он собирался воткнуть в генерала штык.
— Так-то оно так, — грустно отшутился Дональд Кроухерст. — Только боюсь, при ее резвости она домчит обратно до Англии раньше меня…
Фраза прозвучала накануне отплытия во время коктейля, устроенного городскими властями в тейнмаутском отеле «Роял». Дональд бодрился. Но в общем-то он уже смертельно устал еще до выхода в путь. Клер, жена, впоследствии рассказывала, что последнюю ночь на суше он провел без сна, все порывался что-то сказать. Наконец, подбирая слова, произнес: «Дорогая, яхта не готова. Не знаю, что делать… Ты выдержишь, зная наперед, что я вышел на негодной лодке?»
Слова, говорил древний циник, существуют, чтобы скрывать свои мысли. Но только не для тех, кто нас хорошо знает. Жена понимала, прекрасно понимала, что одно ее слово могло перевесить и Дональд откажется от участия в гонке, особенно сейчас, когда уже трое сошли с дистанции, а эти трое были моряки-профессионалы. Дональд ни разу еще не уходил дальше ста миль от берега. Ей было до озноба страшно за любимого человека, отца ее детей, и ах, как бы она хотела, чтобы не было завтрашнего старта!
Ничего этого Клер Кроухерст не сказала. Не могла себе позволить сказать.
Кредитор и должник условились, что в случае неудачи — что бы ни случилось с Кроухерстом или яхтой — фирма «Электрон» перейдет в собственность Беста. Таким образом, когда Дональд Кроухерст, неловко управляясь с парусами, покидал гавань Тейнмаута, он знал, что обязан только победить. Ситуация, как видим, далекая от спорта.
Если уж искать аналогий, то напрашивается сравнение с профессиональными автогонками, где величина приза заставляет гонщиков переходить за грань допустимого риска.
Тримаран бросился вдогонку ушедшим соперникам. В судовой журнал занесены первые записи. А на пленку — первые впечатления. Контраст между тем, что пойдет для публики, и тем, что останется для себя, разителен: на магнитофоне бодрые слова о готовности сразиться с ветрами и волнами, а в журнале: «2 ноября. Я болен. Такое ощущение, что меня пожирает невроз».
Через день в воскресенье 3 ноября: «До чего же бредовая идея участвовать в этих гонках!» Обнаружилось, что в форпик (носовую часть) проникает вода, люки плохо закрываются. Несколько часов кряду он откачивает воду и к полуночи с трудом добирается до койки. Но перед тем как уснуть, в раздражении записывает: «Это корыто годится для плавания в бассейне». И добавляет: «Да и то с риском».
7 ноября за кормой остается Франция. Неполадки в рулевом управлении, а ведь минула только первая неделя плавания. 10 ноября тримаран огибает Испанию: «Несчастья обрушиваются водопадом. Ремонта требует теперь бизань-мачта. Чертова посудина! Она буквально разваливается на части».
13 ноября тон меняется: «Я удачлив. Мне удалось привлечь внимание всего мира. Меня заметили. И если даже акула, что бродит сейчас под килем моей лодки, рано или поздно сожрет меня, это уже не будет иметь значения. Останется эта книга… Вот, если пропадет и она, это будет чудовищно».
Меж тем сообщения, которые он посылает рекламному агенту Холлуорту, в «Санди таймс» Бесту выглядят следующим образом: все прекрасно, яхта несется на всех парусах, настроение самое бодрое. Оборотистый Холлуорт старается, чтобы они почаще попадали в газеты. В конце недели он выступил по телевидению с радужными прогнозами о ходе дел у своего подопечного.
Для Дональда же настало время подвести первые итоги. Они выглядели малоутешительными. Тримаран значительно отставал от намеченного графика. Тысяча миль пройдена не за одну неделю, как предполагалось, а за две. Сорван люк с форпика, его надо прилаживать. Вода проникла в электроотсек, генератор нуждается в ремонте. Кроухерст внимательно слушает радио, ловя сообщения о ходе дел у остальных участников гонки. У тех, похоже, дела тоже не блестящи.
18 ноября открывшееся желудочное кровотечение заставило просить о срочной помощи итальянца Алека Кароццо. Катер привел на буксире в Дакар его двадцатиметровый кеч[31] «Ганча Американо».
21 ноября в Лондоне приняли телеграмму с борта «Суахили». Робин Нокс-Джонсон сообщал, что выбросился на песчаную банку возле Отаго (Новая Зеландия): паруса изорваны в клочья бурей, сломан руль. Дальнейших подробностей не последовало — видимо, отказал радиопередатчик.
Шесть дней спустя угасли надежды у француза Лоика Фужерона: его тендер[32]