вынесло на предательский риф возле острова Святой Елены.
Серия неудач вызвала беспокойство устроителей гонки: как бы не провалилась вся затея. В самом деле, из соискателей «Золотого глобуса» пока никто еще не прошел «ревущих сороковых» и тем более не обогнул мыс Горн, два труднейших этапа. Путь продолжали француз Бернар Муатесье на кече «Джошуа» и двое англичан на тримаранах — Найджел Тетли на «Победе» и Дональд Кроухерст на «Тейнмаут-Электроне». Что-то покажет дальнейшее…
В последних числах ноября 1968 года Муатесье обогнул мыс Игольный — именно он, а не куда более знаменитый мыс Доброй Надежды заканчивает Африканский континент. Со дня выхода из Плимута его среднесуточная скорость составляла сто тридцать миль. Поначалу Муатесье хотел пройти в виду Кейптауна, чтобы дать о себе знать, но в последнюю минуту решил не рисковать на песчаной банке, где ветер дул против Игольного течения. Здесь, на подходе к оконечности Африки, «Джошуа» встретил греческий сухогруз «Ориент Транспортер». Муатесье, едва не касаясь мачтой волны, круто развернул яхту и пошел на сближение. Затем с помощью самодельной пращи закинул «греку» на борт пластиковый конверт со своим дневником и фотографиями, сделанными в пути. Была и записка, адресованная капитану: «Спасибо за встречу. Иду к Австралии. Пока все в порядке, слава аллаху. Муатесье». Капитан передал сообщение в эфир. Дело в том, что Бернар Муатесье не взял с собой передатчика: опыт подсказывал ему, что они часто выходят из строя, а починка отнимает слишком много сил. Надежней передавать вести с оказией.
Отрезок пути от Южной Африки до Австралии длиной в восемь тысяч миль давно получил печальную славу и романтическое наименование «ревущих сороковых». В полосе сороковых параллелей из-за дыхания Антарктиды почти постоянно держится низкое давление. Ветры здесь в это время года дуют со скоростью 10–12 узлов, преимущественно с востока на запад. А течение гонит волны с запада на восток. Столкновение двух стихий порождает грохот, давший наименование «ревущим сороковым». Океан поднимается на дыбы. Можно представить, каково приходится крохотной яхте. «В этих местах, — писал Муатесье, — ни одна лоция, ни одно наставление не в силах указать капитану парусника нужный маневр».
Муатесье решил подняться выше к северу и идти к Австралии по более крутой дуге.
Тот же конец ноября застает Дональда Кроухерста в Атлантике к северу от Канарских островов. По сути дела репс только начинался, но капитану было уже абсолютно ясно, что «Тейнмаут-Электрон» не имеет никаких шансов пройти океанский марафон. Тримаран явно не годится для гонок.
Что делать? Повернуть назад и до дна испить чашу унижений? Стать свидетелем краха и вновь — в который раз уже! — начинать все с нуля? Но то, что в молодости сходило как фантазерство и одержимость, теперь, в зрелые годы, носило совсем другое наименование: неудачник. Он — неудачник. С такой славой нечего надеяться ни на что…
А устроители гонки, Родни Холлуорт донимают Кроухерста ежедневными требованиями: «Сообщите точное местонахождение, координаты, сведения о скорости». Кроухерст решает дать себе аванс и передает координаты предполагаемого маршрута — по заранее составленному графику. Одно сообщение, другое, третье… Ему приходится уже проводить часы за сложнейшими вычислениями. От стола он кидается к магнитофону, чтобы наговорить очередную бодрую порцию для Би-Би-Си: «Команда тримарана безропотно сносит жесткий порядок, заведенный капитаном» — и так далее, в том же духе. Кроухерст знает, что ждет от него публика и покровители этой супер-регаты, он должен оставаться символом Бесстрашного Вызова. Именно так, с прописных букв.
Тех, кто вызвался участвовать в гонке, никак нельзя было причислить к восторженным романтикам. Это были люди, вошедшие в пору зрелости. За исключением Робина Нокс-Джонсона, все перешагнули за тридцатипятилетний рубеж. Муатесье исполнилось сорок три, Тетли — сорок, за пятьдесят было Биллу Лесли Кингу. И это не случайный подбор. Польский яхтсмен Леонид Телига в пятьдесят пять лет отправился в одиночный поход через два океана. По возвращении он написал: «В поединке человека с океаном проиграть может только человек. Океан ведь непобедим. А если выигрывает человек, то это он одержал победу над собой».
Морские яхты куда сложнее в управлении, чем, скажем, автомобили; чтобы освоить их в совершенстве, требуется время и опыт. Но это не главное. Главное — что, отправляясь на двести пятьдесят дней в одиночество, человек должен предварительно достичь зрелости души, познать себя, уметь выдержать протяженность испытания. Короче, войти в свою пору свершений.
Из дневника Кроухерста: «Какой кошмарный выбор! Но я обещал Клер не рисковать за пределами возможного. Если я войду в зону ветров Индийского океана, у меня останется не больше 50 % шансов пройти ее. А мечтать на такой посудине обогнуть мыс Горн… Лодка трещит по всем швам. Электрооборудование вышло из строя, бортовые огни не горят, рация не сегодня-завтра сядет, люк пропускает воду, помпа не качает».
Душевная драма капитана «Тейнмаут-Электрона» ищет выхода на страницах судового журнала: «Я обещал Клер не идти на самоубийство. Но ни за что на свете я не соглашусь вернуться на буксире в английский порт. Я буду продолжать, и да поможет мне бог».
Словно в подкрепление своего решения, Кроухерст сбивается на исторические параллели: «Кто мог предвидеть в Англии в 40-м году, что страна будет среди победительниц в войне с Гитлером? А кто из фарисеев смог угадать бога-сына в плотнике из Галилеи, умершем на кресте между двух воров?»
И поздно ночью, когда, наверное, решение созрело окончательно, он записывает по памяти из Евангелия: «Сила моя совершается в немощи». Ночи Кроухерст проводил теперь на палубе без сна, боясь, как бы в темноте на ослепшую яхту не налетело какое-нибудь судно.
Какое же решение принял капитан «Тейнмаут-Электрона»?
Продолжать путь не на юго-восток, вокруг Африки, а резко взять на юго-запад, к Южной Америке. Не выходить из Атлантики. Пересидеть там подобающее время и взять курс назад, на Тейнмаут. В эфир же он будет слать сообщения о вымышленном пути вокруг света и соответствующие записи вносить в судовой журнал. Решено. Пусть он не выиграет гонки, но зато избавится и от бесчестья. А значит, остается шанс как-то поправить дело. Лишь бы попасть домой, к Клер, детям. Домой! А пока спокойно, не торопиться, не надо необдуманных шагов…
Приближалось рождество. Кроухерст бомбардирует Англию сообщениями о маршруте, пролегающем в тысяче миль от того места, где он находится в действительности. Радиограммы были составлены скорее в неопределенных тонах, однако говорится почему-то о феноменальном рывке, когда за сутки его яхта прошла 243 мили! Эта натяжка вызвала в Лондоне недоумение, но ее отнесли на счет плохого приема либо неточности вычислений. В центре внимания были другие фавориты.
Кроухерста же снедало беспокойство: он пересекал оживленнейшую трассу, ведущую из Европы к Панаме. В любой момент его могли заметить, и мистификация мгновенно бы всплыла наружу.
В сочельник Дональд по радиотелефону соединился с домом. Сквозь километры до него донесся родной голос Клер. И первое, что он услышал после приветствий, было: «Дорогой, Холлуорт требует самых точных сведений — координаты, время прохождения, скорость».
Проклятые координаты! Вычислять их становилось дьявольски трудно. Кроухерст отвечает заготовленной фразой о плохой погоде: небо в декабрьских тучах, он не может взять высоту, но, судя по всему, он сейчас где-то у побережья Юго-Западной Африки… Голос его прервался. После долгой паузы Дональд почти умоляюще спросил: «Клер, дома у нас все в порядке? Ты действительно уверена, что сможешь без меня одолеть все трудности?»
Это был сигнал бедствия. Клер, может, и так догадывалась, что на борту яхты неладно. И Дональд надеялся, что она поймет. Ведь, если дома случилось что-то серьезное, он мог бы со спокойной душой повернуть назад, и никто не посмел бы упрекнуть заботливого отца семейства в том, что он пожертвовал призом ради благополучия дома. Но Клер не поняла. Или не хотела понять. Нет-нет, дома все в полном порядке, пусть он не беспокоится…
Этот разговор словно отмел последние сомнения. Сообщения с борта тримарана пошли четко и аккуратно. Игра пошла ва-банк.
10 января Кроухерст радирует: «Провел бурный вечер с сиренами на ревущих сороковых». (В тот день его яхта была в двухстах милях от Рио-де-Жанейро и ему приходилось мобилизовать все внимание, чтобы не быть замеченным бразильским судном.) Все пока сходит благополучно. Похоже, что капризная госпожа Удача самолично раздувает паруса «Тейнмаут-Электрона». Яхта спускается все южнее, южнее, вдоль Американского континента, а он сообщал координаты своего вымышленного пути в Индийском океане.
Еще два дня, и Лондон получает лаконичное послание: «Поломка генератора. Принужден к радиомолчанию». Скорее всего, моряк, играющий в прятки со всем белым светом, решил дать себе передышку, нервы не выдерживали нечеловеческого напряжения. Об этом свидетельствует запись в журнале:
«Однажды утром тебя вдруг трогает вид птицы, сидящей на мачте. Неожиданно, словно следуя приговору судьбы, птица снимается с места и летит на восток, туда, где нет земли, навстречу гибели… Эта птица — я. Она была с каштановым опереньем и белыми пятнышками на кончиках крыльев. Наверное, она была самой слабой в стае и убоялась вначале дальнего перехода, а теперь вот решила лететь в одиночку и открыть для себя нечто, лежащее там, за тридевять земель, о чем старики говорили как о табу. Эту птицу нельзя понять. Она тронутая. Едва я попытался приблизиться к ней, чтобы помочь, она взлетела и вот уже рвет взмахами крыльев монотонность горизонта и несется вперед навстречу далекой сверкающей точке. Эта птица — я».
Эта птица — я. Кроухерст не в силах больше избавиться от наваждения.
4 февраля 1969 года двенадцатиметровый кеч Бернара Муатесье «Джошуа» вошел в пролив Дрейка. Первый из соперников, он подходил к самому серьезному экзамену навигационного искусства: предстояло обогнуть мыс Горн.