Различны причины, зовущие человека к единоборству с океаном. За три четверти века таких людей набралось, кстати сказать, не так уж и много — от силы полтора десятка, считая с 1898 года, когда американец Джошуа Слокам (это в его честь назвал свой кеч Муатесье) совершил кругосветное плавание.
Джон Колдуэлл, переплывший сразу же после войны на «Язычнике» из Панамы на Фиджи, стремился всей душой к жене, а других средств транспорта в ту пору не было. Француз Ален Жербо, похороненный на Таити, скитался, чтобы отвлечься от личных невзгод. Жан Летумелен, в пятидесятых годах проведший свой парусник по всем океанам, жил мечтами Руссо о слиянии человека с природой. Ален Бомбар, врач, поплыл на надувном спасательном плотике «Еретик» с единственной целью — научить люден. потерпевших кораблекрушение, не бояться океана. Польский капитан Леонид Телига пустился в путь потому, что среди яхтсменов-одиночек не было ни одного славянина: «Мне захотелось доказать, что и на равнинах моей родной Польши могут вырасти достойные соперники». И наконец, Уильям Уиллис, еще при жизни ставший легендой: «Поройтесь-ка у себя в душе, и вы обнаружите, что тоже мечтали о таком плавании, даже если вы никогда не выходили в море. Когда-то, может быть много веков назад, у ваших праотцов была такая мечта, вы унаследовали ее, и она у вас в крови — будь вам 12. 70 или 100 лет, ибо мечты не умирают!»
Зов моря, говорим мы. Великий физиолог Павлов называл это рефлексом свободы…
Но во всяком путешествии есть болезненный — как ни странно это может показаться — этап: возвращение. Резкий переход от одиночества к людскому коловращению вызывает психологические трудности, а подчас действует разрушительно. Об этом откровенно говорил в своей короткой статье, опубликованной американским журналом «Эсквайр», Френсис Чичестер. В молодости, в 1929 году, он совершил дерзкий перелет на одноместном самолетике из Англии в Австралию. На аэродроме в Сиднее его встречали тысячи людей. «Результат встречи оказался для меня неожиданным: месяц спустя я был на грани нервного расстройства. Взрыв неожиданной популярности вынудил меня общаться с тысячами новых людей. Один вид идущего мне навстречу человека вызывал нервную дрожь…»
Прошло сорок лет. Чичестер завершал свою историческую кругосветку на яхте. «После такого длительного уединения присутствие даже одного человека ужасно утомляет. Увидев же на склонах Саунда тучи народа (по данным мэра Плимута, там собралось около полумиллиона человек), я подумал: боже, я разбил себе жизнь этим плаванием».
Примерную схему развития событий, быть может, рисовал себе и Бернар Муатесье. А может, что-то иное перетянуло на чаше весов. Как бы то ни было, решение он принял, и сразу все стало на свои места. «Джошуа» проторенным путем шел на Таити, куда моряк телеграммой вызвал жену. Он все сделал, как хотел. И поэтому обрел душевный покой. Письмо, посланное другу в Париж с Таити, звучало уже иначе:
«Дорогой Пьер.
Я иду правильным курсом. «Джошуа» поймал пассат. Я не боюсь больше возвращения. Я спокоен. Много думаю о Франсуазе, о детях, о друзьях, которые столько сделали для «Джошуа»: Фрико — конструктор, Жан Риволъе, составивший рацион питания, Феррари и Луазо. Если «Джошуа» смог совершить все, что он совершил, то лишь потому, что был не один».
Итак, Робин Нокс-Джонсон финишировал в Фалмуте после десятимесячного отсутствия. Он первым вышел и первым вернулся. Среди множества поздравлений, полученных им, была и такая телеграмма: «Поздравляю Нокс-Джонсона. Но гонка еще не закончена. Самое лучшее время будет у меня. Кроухерст».
Нарушив девятинедельное молчание, заговорил «Тейнмаут-Электрон»! Неизвестно, была ли телеграмма продиктована действительной уверенностью или просто эффектной фразой, но она имела роковые последствия. К этому времени в море оставались лишь два тримарана — «Победа» Найджела Тетли и «Тейнмаут-Электрон». Тетли подходил уже к Европе, ему оставалось каких-то 1200 миль до дома, и, хотя яхта его была не в лучшем состоянии, чем у Кроухерста, узнав о том, что соперник стремительно нагоняет, он решился на риск. В шторм, бушевавший у Северной Африки, Тетли не зарифил паруса. В случае удачи ветер домчал бы его до Европы с лучшим временем. Но мачта не выдержала.
21 мая испанский сторожевой катер снял Найджела Тетли со спасательного плотика: «Победа» затонула в двух шагах от финиша!
Все. Теперь последним и единственным претендентом на «Золотой парус» оставался 36-летний инженер из Тейнмаута. Робин Нокс-Джонсон провел в пути больше трехсот дней, а Дональд Кроухерст пока только двести. Судьба распорядилась именно так, как он желал и чего боялся в тайных своих помыслах. Всеобщее внимание было приковано к нему.
Болельщики вычисляли, когда его ждать, но капитан тримарана, забросив все дела, лихорадочно набрасывал историко-философское размышление, озаглавленное «Узел». Все объяснение людских бед и страданий, писал Кроухерст, заключается в том, что космические существа развлекаются, играя с нами в шахматы: «Лишь знание подлинной математики спасет человечество».
Разум мореплавателя, похоже, не выдержал…
А в Лондоне на фоне общего оптимизма прозвучала в это время новая нотка. Председатель жюри Чичестер, уже и до этого высказывавший некоторое недоумение в связи с радиограммами Дональда Кроухерста, публично заявил, что по прибытии судовой журнал «Тейнмаут-Электрона» надо будет подвергнуть тщательному изучению. Свои сомнения он сформулировал так:
— Странно выглядит то, что на протяжении всего пути ни одно судно не встретило яхту. Не менее странно и то, что тримаран мчался, как ракета, на отрезках, где, судя по метеосводкам, держалась неблагоприятная погода, и, наоборот, задержался на 12 дней в Южной Атлантике, где ветер несет парусник, как чайку. Кроме того, многие сообщения никак не вяжутся друг с другом.
Отправляясь в отпуск, он просил подобрать для него подлинники всех радиограмм Кроухерста. Но письмо затерялось. Либо же на него просто не обратили внимания.
И немудрено: стараниями рекламного агента Холлуорта в Тейнмауте был образован комитет по встрече. В территориальных водах яхту-победительницу должен был встретить военный корабль и самолеты ВВС. Холлуорт заготовил десять тысяч открыток со следующим текстом: «Привет из Тейнмаута, курортного городка в Девоне, избранного Дональдом Кроухерстом для триумфального возвращения после кругосветной гонки на яхте». Отцы города озабоченно думали, где разместить такую пропасть народа, изъявившего желание встречать героя.
Единственный человек, которого не трогали помпезные приготовления, был сам Дональд. Только 26 июня, когда Холлуорт отстучал восторженное сообщение: «Огромное скопление народа. Передай что-нибудь драматичное. Финансовые перспективы превосходные. Мы с Клер будем встречать тебя», Кроухерст ответил: «Только не жена. Я не хочу». В Лондоне решили, что это ошибка. Переспросили. Кроухерст подтвердил. Хорошо, среди ста тысяч встречающих жены не будет, ответили ему.
Он не хотел, чтобы она видела…
30 июня на осторожный вопрос Холлуорта, когда его следует точно ждать, Кроухерст разражается саркастическим посланием: «Тейнмаут, комитету по встрече. Напоминаю, что яхта не поезд, у нее нет твердого расписания».
Больше телеграмм не было.
Минула неделя томительного ожидания. 10 июля 1969 года в каюте капитана английского теплохода «Пикарди», держащего почтовую линию Лондон — Санто-Доминго, раздался звонок судового телефона. «Сэр, — сказал вахтенный, — слева по курсу парусное судно, дрейфует под стакселем. На сигналы не отвечает». Капитан велел дать гудок. Вновь никакого ответа. Что такое? Здесь, в семистах милях от ближайшей земли, игра в прятки неуместна. «Пикарди» остановился, спустил шлюпку.
Полчаса спустя радист отстучал сообщение: «Обнаружили тримаран «Тейнмаут-Электрон». На борту все в целости. Людей нет».
После того как улеглись первые страсти, начальная версия случившегося выглядела так: судя по тому, что судно в полном порядке — на яхте оставлен запас продовольствия на пятьдесят дней и воды на двадцать, все вещи на местах, спасательный плотик в том числе, — Кроухерст не терпел бедствия. Не было только кинокамеры и спасательного пояса. На тримаране в свое время не успели сделать релинги — перила ограждения, поэтому, поднимаясь на палубу, яхтсмен непременно надевал пояс и пристегивался к нейлоновому тросу. Трос лежал свернутым. Очевидно. Дональд Кроухерст в тот роковой для себя день случайно упал за борт в тот момент, когда производил съемку, и не смог догнать слишком быстро уходивший тримаран. Подобные случаи уже бывали в прошлом.
А может, он еще жив: спасательный пояс не дал бы ему сразу пойти ко дну? На поиск вылетело звено самолетов. Они тщательно просмотрели несколько квадратов… Нет, чудес не бывает, а если и бывают, то крайне редко.
«Санди таймс» не могла пожаловаться на отсутствие внимания к своему начинанию: столько событий, столько перипетий!
Но главное было впереди.
Опустевшую яхту подняли на борт «Пикардн», и судно продолжало следовать в Санто-Доминго. За ту неделю, что он был в пути, капитан Ричард Бокс прочитал доставленные с яхты бумаги: судовые журналы, записи, прослушал магнитофонные ленты. Прибыв на место, он срочно вызвал из Англии Родни Холлуорта.
Мистификация Дональда Кроухерста стала явью.
То был гром среди ясного неба! Зачем было делать всеобщим достоянием свою нечестную игру? Почему он не уничтожил компрометирующие записи?
Он хотел, чтобы знали.
Последние строки написаны человеком, уже сломленным душевным недугом. В последний свой день — 30 июня 1969 года — на протяжении часа двадцати минут Дональд заносил в журнал все мысли, проносившиеся в голове, охваченной пожаром. Вот они:
10.30 утра. «Только повелитель шахмат может избавить нас от всевластия космических существ».
11.00. «На свете только одна совершенная красота — это красота истины».
11.02.