В убранстве ресторана преобладает все тот же местный колорит, приспособленный к размерам большого зала. Здесь уже появляются шкуры зебр и львов, смотрящие со всех стен головы носорогов и буйволов, черепа слонов у каминов. Единственно, где нет ничего экзотического, — это меню кенийских лоджей. Влияние Африки сказывается здесь лишь в небольшом ломтике папани, дольке манго или кружке ананаса, которые лежат на общем столе.
В ресторанах при лоджах посетитель не может заказывать блюда по своему вкусу. Ему подают нечто вроде комплексного обеда. Стройные официанты-самбуру, совсем недавно сменившие копье морана на поднос, разносят блюда традиционной английской кухни: протертый суп, жареную рыбу в тесте, ростбиф, пудинг, сыр, кофе. Если вы попросите чай, все будут необычайно удивлены. И не верьте тем, кто рассказывает о зебровых бифштексах или рагу из гиппопотама, подаваемых в кенийских ресторанах. Их там не бывает.
Но турист доволен и протертым супом. Он ест все подряд, ни от чего не отказываясь и лишь давая повод для размышлений, как можно сохранить поджарую английскую фигуру, проглотив в девять вечера шесть блюд. Он хочет не только увидеть в Африке все, что можно, но и съесть все, что можно.
У нас бытует мнение, что в подобные сафари ездят преимущественно богатые люди, чуть ли не миллионеры. В действительности же основной клиент туристских компаний — заурядный обыватель: среднего достатка лавочник, клерк, супружеские пары пенсионного возраста и вдовы. Последние, особенно американские вдовы, обычно составляют больше половины туристских групп.
Вдовы эти на редкость говорливы и порой, не дожидаясь вопросов, сами рассказывали о том, почему они пустились в путешествие. Получалось, что из-за дороговизны жизни в Соединенных Штатах путешествие в Африку, где питание и сервис намного дешевле, приносило им даже определенные выгоды. «Ведь здесь мясо почти в три раза дешевле, чем в Небраске!» — этот восторженный довод всегда можно услышать за ужином, когда вдовы поглощают пятое блюдо. Конечно, чтобы дешевизна мяса компенсировала стоимость дороги из Америки в Кению, здесь надо прожить не одну неделю. Поэтому многие вдовы оседают надолго и проникают всюду. В каких только заброшенных уголках Африки не встречал я американских вдов, всегда аккуратненько завитых, напудренных, наутюженных…
Поставленный крупными компаниями на поток туристский бизнес действительно сотворил чудо. Парадоксально, что простому пассажиру, летящему по делам из Найроби в Лондон, билет обходится дороже, чем туристу весь тур, то есть перелет по тому же маршруту в оба конца плюс десять дней путешествия по Африке. Причина этого кроется в прекрасной организации путешествия в Кении. Обыкновенный пассажирский самолет Лондон — Найроби порой летит наполовину незагруженным. Туристская же компания, набрав 180 человек, желающих посмотреть национальные парки Кении, арендует у авиакомпании тот же самолет, гарантируя стопроцентную загрузку, но за это получает сорок процентов скидки. На тех же условиях («мы вам — стопроцентную загрузку, вы нам — максимальную скидку») поддерживают туристские компании отношения с гостиницами, ресторанами, транспортными агентствами, магазинами по торговле сувенирами и т. д.
Ну, а богатый турист? Миллионеры, кинозвезды и титулованные особы? Для них показной комфорт лоджей кажется убожеством. Их раздражает общество вдов и сутолока автомашин на дорогах парка. Они хотят быть наедине с Африкой, почувствовать ее подлинный аромат. Миллионеры поэтому живут… в палатках.
В Самбуру, например, как и в большинстве других заповедников, существует кэмпинг сайд — место, где можно разбивать палатки. Это не одна площадка, а несколько изолированных друг от друга обширных участков, расчищенных от древесной растительности. Поскольку миллионеров не так уж много, в кэмпинг сайд обычно живут хиппи, не имеющие двадцати долларов в сутки на оплату жизни в лодже, или люди, не желающие стеснять себя условностями существования в гостинице. К таким относился и я, всегда стремившийся ночевать просто в машине.
Как-то я приехал на одну такую площадку в Самбуру, когда уже начало темнеть. К моему удовольствию, никого больше там не оказалось. Я было принялся разводить костер, когда на площадку въехал лендровер. Сулейман Хассан, профессиональный охотник на слонов, с которым я был давно знаком, помахал мне из кабины рукой.
— Послушай, у меня капризные клиенты. Они зарезервировали еще в Найроби именно эту площадку. Будь другом, перейди на другую.
— А почему не наоборот, если я уже обосновался здесь?
— Это кэмпинг сайд три, клиент любит это число.
Довод, конечно, был веским, и я, не имея никакого желания портить карьеру Сулейману, переехал на соседнюю площадку.
Часа через два из кромешной темноты показались яркие фары, заставившие меня чертыхнуться: сидя в машине, я перематывал фотопленку, которая, конечно, теперь погибла.
— Добрый вечер, — узнал я голос Сулеймана. — Мои клиенты приглашают тебя на ужин. Они уже месяц ездят вместе и изрядно надоели друг другу.
— Что за клиенты?
— Американцы. Один возглавляет крупнейшую в Штатах юридическую контору, другой имеет несколько гостиниц в Калифорнии.
Я еще раз чертыхнулся по поводу засвеченной пленки, осведомился, не стоит ли нацепить галстук поверх моей пыльной ковбойки, и вскочил в кабину к Сулейману.
Площадку, посреди которой всего лишь три часа назад я разводил костер, нельзя было узнать. Шесть столбов с яркими газовыми фонарями освещали целый городок, словно по мановению волшебной палочки выросший в саванне. Три огромные разноцветные палатки с террасами, кухня под прозрачным пластиковым колпаком, туалеты, душ, ванная, яркие тенты над креслами, большой навес над отлично сервированным столом… В дальнем углу площадки — два огромных крытых грузовика, на которых был доставлен весь этот скарб, и человек десять африканцев, возившихся у костра.
Мы познакомились. Оба сухопарых джентльмена высказали свое изумление, что встретили русского в кенийской саванне; я парировал тем, что встречал американских вдов даже на Байкале. Потом один из джентльменов, вспомнив о том, как он был в Москве, хлопнул себя по лбу, потянул меня под навес, где помимо стола стояли два холодильника. Один из них служил баром. Мистер покопался в нем и, издав радостный возглас, повернулся ко мне.
— Вы, наверное, не ожидали, что американец посреди африканского буша будет угощать вас русской водкой? — торжественно произнес он. — Сто-лиц-най-я. Корошо!
Да, бутылка нашей «Столичной» тоже оказалась в баре любителей комфорта, направляющихся в Судан стрелять слонов.
Повар-африканец в белых перчатках подал нам черепаховый суп и жаркое из дикобраза, добытых где-то по дороге. Поблагодарив хлебосольных любителей числа «три» за ужин, я пошел к костру, где Сулейман играл с африканцами в карты.
— Во что обходится такое сафари? — спросил я его.
— Двести пятьдесят фунтов в день, — ответил он.
Двести пятьдесят фунтов — это больше пятисот долларов. За такие деньги американская вдова может прилететь по туристскому туру из Нью-Йорка в Найроби и в течение целого месяца не отказывать себе в мясе и созерцании слонов. Что же касается официанта-самбуру в лодже, то ему, чтобы заработать такую сумму, надо разносить протертый суп и пудинги целых два года.
Холодно… Неправдоподобно холодно для места, лежащего между экватором и первым градусом северной широты, и притом не в горах, а на равнине, еще вчера дышавшей жаром, сухой и пыльной. Шесть часов утра… Солнце еще не вышло из-за горизонта, хотя его рассеянный свет уже прогнал кромешную ночную тьму, проявив на фоне бесцветного неба силуэты ветвистых дум-пальм, склонившихся над Эвуасо-Нгиро. Спавшие на их макушках обезьяны пробудились и начали свои будничные распри. Вставать не хочется, но надо. Первые утренние часы, пока еще прохладно, пока на траве лежит роса и солнце не раскалило землю, — лучшее время для поездок по парку. Нет утомительной жары, притупляющей восприятие мира, да и весь мир в эти часы утренней свежести полон жизни. Звери встречают восход на ногах и не возражают против того, чтобы показать себя людям. Надо вставать…
Красный краешек солнца показался над подернутой дымкой тумана саванной. Семь — десять минут, и вот уже огромный пылающий круг лежит на земле, кажется, совсем недалеко, за причудливыми кружевами зонтиков акаций, изящно подставивших первым лучам свои тонкие, усаженные колючками ветви. Загомонили птицы. Резерват Самбуру считается раем для любителей орнитофауны. Иногда в засушливые сезоны из заповедника почти полностью исчезают крупные звери. Но пятьдесят — шестьдесят видов птиц вы всегда можете насчитать, прогуливаясь возле лоджа.
В четверть седьмого в номер приносят обязательный английский чай с молоком. Выпив его и умывшись, туристы устремляются к своим автобусам и под предводительством опытных проводников, вооруженных все тем же шомпольным ружьем, едут по парку. К половине седьмого в лодже не остается никого, кроме обслуживающего персонала. Двенадцать — пятнадцать автобусиков и две-три индивидуальные машины разъезжаются по парку. Автобусы ездят по своему маршруту и строго по расписанию. Весь парк разбит на пронумерованные квадраты, и если первый автобус выехал в квадрат 3А, а второй — в 3В, то через десять — пятнадцать минут они поменяются местами. Квадратов в парке много, однако туристов везут лишь туда, где есть какая-то достопримечательность. Такие квадраты имеют и свои собственные названия. Так, например, Бафалло-спринг — это источник, у которого почти всегда можно увидеть по утрам стадо буйволов. Пыльные склоны Мерти эль-Дебри — излюбленное место носорогов. Болота Ловамара Лагга — обитель бегемотов, заросли дум-пальм вдоль Килтаман Лагга — прибежище ищущих тени слонов, холмы Лова-мара, покрытые вечнозелеными зарослями колючек, — пастбища жирафов. Крупные животные, как правило, привязаны в парке к определенному ландшафту, у ни