Новое дело по сути становилось его новой профессией. Жан трижды пересекал Альпы и все три раза был первым на финише в Швейцарии, Австрии и Италии. Потом перелет из Кале в Дувр через Ла-Манш, причем за шаром на вертолете следовал телеоператор: все перипетии этого события транслировались по системе «Евровидения». Желто-синяя «Лиза» первой достигла меловых откосов Дувра. Были интервью, фотографии в газетах. Пришла слава — неожиданно и сразу. И вроде без особых усилий.
Публика особенно любит чемпионов, которые добиваются успеха как бы играя. Да и олимпийский принцип гласит: «Мало выиграть. Надо выиграть красиво». Жан Сервье делал это красиво.
На открытии летного сезона 1970 года президент «Клуба Жюля Верна» торжественно провозгласил, что слова великого Гейне: «Каждая эпоха обретает новые глаза и видит в прежних созданиях человеческого духа новые возможности» — целиком и полностью относятся к «монгольфьерам». Действительно, в том году в Соединенных Штатах состоялось более трех тысяч полетов, а в Европе шары взмывали в воздух тысячу раз. Вскоре в американском городе Альбукерке (штат Нью-Мексико) состоялось небывалое в истории аэронавтики событие — первые международные соревнования «монгольфьеров».
В команду Франции входили пять человек, в том числе, конечно, и Жан Сервье. Не обошлось без курьезов. В международном аэропорту в Далласе таможенник, повертев в руках квитанцию с лаконичной описью груза: «Монгольфьеры» — 5 шт.», подозрительно спросил:
— А эта порода разрешена к ввозу в Штаты?
Видимо, таможенный чиновник решил, что речь идет о французских собаках…
Окрестности Альбукерке выглядели феерически. 123 воздушных шара из пятнадцати стран! Расцветки и рисунки такие, что операторы цветного телевидения облизывались от удовольствия. Героиней дня оказалась голландка — единственная женщина-воздухоплавательница, тут же единодушно (за отсутствием конкуренток) признанная королевой красоты чемпионата.
Соревнования проводились в два этапа. Первый назывался «Охота на зайца». В роли «зайца» выступил председатель местного клуба аэронавтов Сид Каттер, который летел первым, ведя за собой «гончих». Неожиданно для всех Каттер должен был приземлиться; задача «гончих» состояла в том, чтобы сесть как можно ближе к «зайцу». Чемпионом в этом виде стал англичанин Питер Лэнгфорд.
На втором этапе участники состязались на дальность полета. У каждого в гондоле было три стандартных баллона с пропаном, причем пользоваться можно было только двумя, третий баллон аварийный. Искусство аэронавта заключалось в том, чтобы уловить мощный воздушный поток, который сам повлечет шар без дополнительного подогрева.
Здесь всех опередил 32-летний американец Дэнис Флоуден, пролетевший 15 миль (чуть больше 24 километров). Второй результат показал Жан Сервье, причем он оказался единственным представителем Старого Света в первой пятерке.
Заключительным номером праздничной программы был массовый взлет всех 123 шаров под звуки оркестра. Правда, из-за непогоды довольно многим пришлось быстро сесть, некоторые шары ветер утащил в город. Шериф Альбукерке создал отряд добровольцев для извлечения воздухоплавателей из водоемов, спуска шаров с крыш домов и выпутывания из ветвей деревьев. Кроме того, городские власти отключили ток, чтобы аэронавты не попали на провода высокого напряжения… Все обошлось благополучно.
Во Франции Жана Сервье встретили с триумфом. В Париже состоялся торжественный обед. Ему пожимали руки господа с орденскими ленточками в петлицах. «Клуб Жюля Верна» передал ему в полную собственность JAF-29. Генеральный комиссар по делам спорта вручил денежную премию. Прислал телеграмму Шарль Дольфус. «Милый Жан, — говорилось в ней, — ты теперь научился летать. Только не забывай, что в нашем деле надо еще научиться и падать».
Из Парижа Сервье возвратился в Морез. Дочери аккуратно вырезали все статьи о нем, появившиеся в иллюстрированных журналах Европы и Америки, наклеили в альбом и преподнесли отцу.
Словом, это было замечательное время успеха и надежд. «Клуб Жюля Верна» думал об устройстве соревнований во Франции, просил Сервье готовиться. Приехал в Морез и вице-президент крупной рекламной фирмы «Пюблисит». У него возникла идея облететь на шаре крупные города Франции с рекламными транспарантами. Предварительная договоренность с целым рядом клиентов уже достигнута. Годовой гонорар Жана Сервье равнялся бы цифре со многими нулями…
Через неделю контракт был готов. Жан сел в машину и поехал в Париж подписать его.
Контракт был очень выгодный. Жану Сервье предстояло совершить не менее пятидесяти подъемов в течение первого года — пустяки при его умении. Он взял аванс, чтобы привести «Лизу» в боевую готовность и купить кое-какое оборудование.
Сервье выехал из Парижа поутру, рассчитывая к концу дня быть дома. Но в четыре часа дня его жене Жозетте позвонили из города Аваллона и сообщили, что муж попал в аварию и находится в больнице. Опасности для жизни нет, но серьезно повреждены рука и нога.
Когда Жозетта, держа сумку с фруктами и любимым его сыром грюйером, вошла в палату, Жан начал ее успокаивать.
— Доктор говорит, с ногой все в порядке. Будем бегать на своих двоих.
— А рука?
— При мне, как видишь…
Правая рука была повреждена серьезно. Врачи удалили осколки локтевого сустава. Когда месяц спустя друзья приехали за Жаном, чтобы отвезти его домой, картина была малоутешительной: рука почти не сгибалась…
Сервье бодрился, шутил. Окружающие старательно делали вид, что улыбаются.
Дома поздно вечером, когда дети уснули, супруги стали подводить итоги. Деньги, полученные по страховке, ушли за лечение в больнице. О радужных контрактах речи не было, и так все ясно: ни одна медицинская комиссия не позволит летать на шаре с такой рукой.
— Да и сам шар… — начала было Жозетта.
— «Лизу» я не продам, — прервал ее Жан. — Бог даст, еще полечу.
Решили продать автомобиль. Жозетта, ушедшая с работы после рождения дочерей, подыскала себе место на лыжном курорте.
Но вот Жан… Что он может делать? Был альпинистом, был воздухоплавателем. А сейчас?
…В больницу на имя Сервье пришло письмо от Алена Бомбара. Того самого, оказавшегося за бортом по своей воле на спасательном плотике с дерзким названием «Еретик». Он узнал о беде Жана из газет. Доктор Бомбар в последние годы возглавлял лабораторию биологии моря на юге Франции. Прирожденный организатор, он создал общество под названием «Спортсмены — навсегда». Цель его — помочь чемпионам, покинувшим большой спорт, найти свое место в жизни.
«Тот, кто познал медные трубы славы, гораздо легче уязвим, — говорил Ален Бомбар. — Чемпионы представляются публике этакими колоссами, которые всегда идут напролом. Это совершенно не соответствует действительности. Большинство из них начали восхождение на спортивный Олимп слишком рано, оставив ради этого учебу. Они не знают никакого другого дела. А когда приходит время складывать полученные медали, оказывается, что спортсмены не пригодны к обыденной жизни… Цель нашей организации, созданной на общественных началах, — помочь им избежать отчаяния».
Доктор Бомбар слишком хорошо знает цену отчаяния. В тяжелую минуту, через два года после плавания, когда ему показалось, что все планы рухнули, он пытался покончить счеты с жизнью. Но он выстоял — во многом благодаря поддержке незнакомых ему людей. Сотни писем хлынули ему в больницу со всего света…
И вот он шлет письмо Жану Сервье. К денежному чеку была приложена записка с призывом не вешать носа. «Я уверен, что вы сохраните достоинство в критические минуты», — писал Бомбар.
Да, все это так, но чем ему, Жану Сервье, заняться в свои тридцать восемь лет. Что ж, снова садиться за учение?..
Жан лелеял мечту со временем открыть собственное дело, фирму по выпуску воздушных шаров и дельтопланов — летающих крыльев, которые в последние годы завоевали большую популярность. Тренировочный лагерь дельтопланистов как раз открылся в Альпах… Но где взять денег?
Прошел месяц. Потом еще один… Сгибать руку было сплошным мучением. Весной Жозетта уговорила Жана съездить на родину. Очень не хотелось являться туда в таком виде, но Жан в конце концов сел в поезд.
Баньер-де-Бигор встретил его как свою знаменитость. От приглашений не было отбоя. Мэр города устроил ужин, на котором произнес речь:
— Мы все уверены, что Сервье не посрамит славного имени баньерца! Помни, мой мальчик, что родная земля сама лечит раны.
Жан был растроган. Когда затянули песню о славных подвигах Роланда, он не мог петь со всеми: в горле стоял комок…
Как-то к Сервье зашел друг детства Жерар Гадио. Он стал врачом и работал в грязелечебнице. Баньер-де-Бигор и его окрестности давно славятся своими минеральными водами. Полагают, что и чудотворное исцеление в соседнем Лурде — если только оно произошло в действительности — случилось при посредстве теплых подземных источников.
Жерар Гадио сказал Жану, что стоит попробовать лечить руку грязевыми ваннами и лечебной гимнастикой по новому методу.
— Курс бесплатный, — как бы между прочим заметил он, — все улажено.
И Жан начал лечение. Каждое утро отправлялся он на улицу Сен-Матье, держал локоть в теплой грязи, а потом поднимался в процедурный зал, где истово, закусив губу, разрабатывал руку.
Вернувшись домой, продолжал упражнения в своей комнате, во дворе, везде.
Результата поначалу не было никакого. Но дни шли за днями, и вот в середине лета доктор Радио с улыбкой сказал ему:
— Чувствуешь?
Этого нельзя было не почувствовать! Рука сгибалась. Конечно, это было далеко не то, что раньше, когда он находился в своей лучшей форме, но он мог уже действовать рукой. Мог!
Уверенность вливалась в него. Прав был старик мэр, родная земля способна лечить раны — не только душевные, но вот даже разбитые локти…
— Жерар, я твой должник до гроба, — сказал Сервье доктору Гадио.
Тот отмахивался: чего там, ведь не чужие все-таки. Но у Жана созрела идея, как отблагодарить друга. Не такой он человек, чтобы не воздать добром за добро. Тем более что дела лечебницы, где работал Гадио, шли не блестяще. Громадные деньги, вложенные в ее строительство и оборудование, окупались далеко не так быстро, как рассчитывали городские власти. Номера гостиницы пустовали добрую часть года, заполняясь только летом. Кредитный банк все настойчивее требовал вернуть ссуду. Нужна была хорошая реклама курорта во Франции и за границей.