Жан вернулся в Морез. В «Клубе Жюля Верна» он заявил, что готов возобновить полеты. Все в порядке — пожалуйста, рука действует нормально. Ну, почти нормально.
Одноклубники качали головой. Может, не стоит торопиться? Имеет смысл повременить: все-таки не горит, дело наше опасное, требует сноровки.
…Пройдет немного времени и газеты сообщат о трагической судьбе американского аэронавта Томаса Гэтча, которого Жан хорошо помнил по соревнованиям в Альбукерке. Он полетел на воздушном шаре через Атлантический океан. Гэтч стартовал в окрестностях Гаррисберга (штат Пенсильвания) и намеревался закончить сенсационное путешествие в Испании. Однако ветры спутали его планы. Он сообщил по рации об этом, находясь в шестистах милях от берегов Западной Африки. Сразу вслед за тем связь с ним оборвалась. Еще через день капитан либерийского торгового судна заявил, что видел шар к западу от Канарских островов.
Миновало еще две недели. О судьбе Томаса Гэтча не поступало никаких известий. Английский корреспондент передал из Тенерифе, на Канарах, что крестьяне одной из деревень якобы видели похожий на воздушный шар предмет, летевший в направлении вулкана, к счастью потухшего. Но розыски так и не дали результатов…
Жана лихорадило. Он заказал разговор с Парижем:
— Алло! «Пюблисит»? Здравствуйте, говорит Сервье. Контракт ведь еще действует, не так ли? Прекрасно. Я оправился после аварии — вы ведь знаете, с автомобилем… Так вот, я готов яри ступить к работе.
Ему ответили, что очень рады за него. Но только… В контракте есть пункт, предусматривающий выплату страховки. И потому нужно заключение медицинской комиссии о полной пригодности Жана к управлению шаром. Сервье заявил, что в конечном счете этот пункт можно исключить. Риск он берет на себя. В ближайшее время он будет в Париже и обо всем договорится. Сейчас у него есть еще одно дело. Сюрприз для всех. Кстати, он надеется, «Пюблисит» услышит о нем…
Вслед за тем Жан погрузил контейнер с воздушным шаром на поезд и выехал в Баньер-де-Бигор. Там он заказал мастерской малярных работ написать белым на желто-синей оболочке «Лизы» самыми крупными буквами: «Баньер-де-Бигор. Целебные грязи». Это будет невиданная реклама! Если он пролетит в воскресенье над всем районом, а потом возьмет курс через Пиренеи на Барселону, где сейчас полным-полно туристов, о целительных свойствах грязей, так помогших ему, узнают десятки, да что там десятки — сотни тысяч человек! Надо еще предупредить Испанское телевидение. Гадио будет доволен…
А риск, он уже заявил, берет на себя. Жан был уверен в себе, знал, какое это пронзительное наслаждение — рисковать. Тут он был целиком согласен со знаменитым парашютистом и специалистом по трюковым киносъемкам Жилем Деламаром, чья книга так и называлась «Риск — мое ремесло». Деламар писал:
«Меня часто спрашивают, а многие подростки пишут мне, прося ответить, что толкает меня заниматься моим ремеслом. Жажда денег? Это было бы слишком просто. Жажда славы? Тоже не совсем верно. Скорее стремление доказать — прежде всего самому себе, — что я это могу. В каждом человеке, я думаю, сидит стремление сделать что-то впервые, чего до тебя никто не сумел. Это заставляет его искать новое, неведомое, даже если это новое сопряжено с опасностью…»
Жиль Деламар погиб во время съемок очередного фильма, дублируя Жана Марэ. Контракт не позволял знаменитому актеру слишком уж рисковать…
Мы начали с описания воскресного августовского дня. Воздушный шар почти час плыл над предгорьями Пиренеев, вызывая ажиотаж на дорогах, по которым возвращались отпускники. Потом ветер понес его через хребет в сторону Испании.
Операторы телевидения, предупрежденные Жаном, готовы были ловить его своими объективами. Но время шло, а шар все не появлялся. Из Эстеллы звонили в Ургель, в Маладетту: «Вы его видите?» Нет, они его не видели.
Только на следующий день, когда уже стало очевидно, что Жана Сервье больше нет, водитель грузовика рассказал, что на перевале Сомпорт он видел, как большой желто-синий шар скрылся в облаке.
— На нем было что-то написано, — добавил шофер. — Не разобрал, что именно…
ОБ АВТОРЕ
Беленький Марк Исаакович. Родился в 1941 году в Москве. Окончил Московский институт иностранных языков. Член Союза журналистов СССР. Публиковаться начал с 1961 года в журналах «Вокруг света», «Смена», «Сельская молодежь» и других изданиях, выступая главным образом с очерками о путешествиях, приключениях, о жизни за рубежом. Им переведено и опубликовано десять книг французских авторов. Заведует отделом в журнале «Ровесник». В нашем ежегоднике выступает второй раз. Сейчас работает над переводом книги французского путешественника Мишеля Песселя «Хождения в королевства Гималаев» для нашего издательства.
К очерку Марка Беленького«ПОСЛЕДНЕЕ ОБЛАКО ЖАНА СЕРВЬЕ»
Вячеслав Пальман
БАКСАН:ОТ ИСТОКОВ ДО УСТЬЯ
Очерк
Заставка Е. Г. Клодта
Окрестные пейзажи выглядят так.
В одну сторону, на север, бесконечная голубая даль, геометрически правильные ряды садов; яблони, груши, сливы устало свесили отягощенные плодами ветки. Через каждый километр— шеренги высоких, поджарых тополей — этих гвардейцев из охраны самой госпожи Флоры, все в темно-зеленых мундирах, остроголовые и молчаливые. По сторонам виднеются белокрышие села, деревни, поселки, они как бы связаны ниточками накатанных асфальтовых дорог. Дороги любовно обсажены фруктовыми деревьями, чтобы была тень и уют. Словом, хочешь кати на полной скорости, хочешь сиди под яблоней и жди Ньютонова подарка.
Картина, весьма приятная взору, созданная заботливыми и рачительными хозяевами. Мир, полный щедрот плодородной земли.
Это при взгляде на север.
В другой стороне, на юге, глаза видят чудо. Очень близко, рукой подать, с какой-то особенно резкой реальностью выступают крутые, зубчатые, изломанные горы, темно-зеленые, а то и черные внизу, ярко-белые наверху, и эта свежевыбеленная, причудливо изломанная линия хребтов особенно поражает, потому что трудно совместить снега с горячим и щедрым солнцем, обливающим и долину, и горы, и вот этих отдыхающих в шортах и белых сорочках с короткими рукавами. Лето же! Лето!..
Горы ни на одном метре не повторяют себя, они многолики; причудливы их ясно различимые разломы, черные обрывы, кривые и темные ущелья, провалы, уходящие в неизвестное, они возбуждают непереносимое любопытство, острое желание как можно скорее очутиться в их таинственных глубинах, насладиться необычностью, познать непознанное…
Горы велики и, как все великое, загадочно молчаливы.
Снег ровно светится на острых хребтах, за первой косо срезанной линией угадываются новые, более туманные хребты, еще ближе к небу кое-где вырисовываются вершины отдельных гор. Там настоящее царство камня и едва различимых издали темно-зеленых лесов. Там чудо.
Кажется, вот так: если пойдешь все время на юг по ровной, как стол, равнине с ее домами, садами, дорогами, полями, то через какое-то очень недолгое время непременно остановишься перед стеной, вырастающей прямо из равнины. И придется, если хочешь двигаться в том же направлении, карабкаться вверх, чтобы затем с какой-то высокой площадки оглянуться назад, на оставленную долину и ощутить особенную гордость, свойственную, наверное, орлам, глазастым турам и горцам, привыкшим взирать на подлунный мир только сверху.
Но конечно, горы не начинаются так вот вдруг, подобно высотным домам на столичной улице. На довольно большом пространстве между равниной и хребтами холмится уйма разнокалиберных увалов и горушек, беспорядочно и неровно заросших кустами терна, облепихи, колючки, дубками и грабами. Словом, лес, перелески, долинки, некрутые овражки, а уж далее, за ними, как роман за предисловием, которое просматривают наскоро, а не читают, постепенно вырастает удивительное царство настоящих гор, изрезанных ущельями и таинственными долинами.
И право же, не так они близко отсюда, эти заманчивые горы, как это кажется ясным утром, когда воздух еще прозрачен и прохладен. Пройдет час-другой, солнце прогреет воздух долины, и тогда от земли подымется влажное синее марево, все выше, все гуще, горы будут уходить, уходить, пока совсем не исчезнут, как исчезает в театре сцена с декорациями, когда на переднем плане опускается кисея… Лишь самые высокие белые вершины, искрящиеся маковки великанов, будут еще некоторое время просматриваться в небе, так похожие на облака, что могут даже вызвать сомнение: а горы ли это?
Все великое пространство, откуда так хорошо смотреть на Кавказ, прозаично мыслящие люди называют скучными словами «предгорная зона», за которой еще дальше на север, а значит, еще ниже, начинается другая, плоская, как стол, земная поверхность — знаменитая кабардинская равнина, незаметно переходящая в обширную ставропольскую и калмыцкую степь. Ее близкое родство с Кавказом проявляется уже только увалами да крутыми обрывами по берегам довольно частых речушек и ручьев.