К великой нашей радости, мы ничего не нашли. А утром, когда рассвело, по следам колес мы убедились, что «Волга» успела проскочить, перед тем как завалило дорогу.
На следующий день пришел вызванный нами по телефону бульдозер. За несколько часов непрерывной работы он пробил в завале глубокую узкую выемку. Но через два дня новая лавина (на этот раз мы не опоздали с предупреждением) начисто засыпала выемку, а когда расчистили путь, рухнула третья! И это только в одном месте, а сколько таких мест! В январе из-за лавин на нашем участке пятнадцать раз останавливалось движение. Порой на станции собиралось более десятка машин, в ожидании бульдозеров шоферы жили в лавинном кабинете.
Снег покрыл и зимние пастбища в долинах, овцы не могли доставать из-под сугробов сухую траву, возникла опасность падежа. Нужно было подвозить корма, но дороге угрожали лавины.
Глубокие снега отрезали от внешнего мира некоторые дальние селения. Но люди не отступили. Помощь населению пришла из многих мест. Мощные тягачи и вездеходы повезли в глубь горных районов топливо, горючее, продукты, медикаменты…
Снегопад за снегопадом… Снег на склонах не успевал оседать, уплотняться, и в клубящихся вихрях белой пыли с низким гулом или раскатистым громом горы сбрасывали со своих каменных плеч снежное бремя. А возле солнца уже вновь появлялся широкий радужный круг — гало, верный предвестник приближающегося циклона. Где-то далеко-далеко над синими волнами океана поднялись в воздух прозрачные струи пара, превратились в облака и, гонимые ветрами, поплыли над землей, чтобы после долгого пути здесь, почти в самом центре Азии, превратиться в тонкие лохматые снежинки и тихо лечь на холодные скалы.
В ту зиму лавины сходили не только в горах, но и в предгорьях, где раньше о них и не слышали.
Горячая пора была у всех: шоферов, дорожников, лавинщиков. Нужно было порой просто интуитивно находить в промежутке между непрерывными метелями, снегопадами короткие отрезки времени, когда по дороге можно было безопасно двигаться. И вскоре опять приходилось оповещать всех о новой лавинной угрозе.
Несколько раз мы пытались сбрасывать лавины искусственно, с помощью взрыва. Вызывали взрывников, подтаскивали под опасный склон десятки мешков с аммонитом (порой полторы-две тонны) и спешили в безопасное место. Взрывник опутывал мешки розовым детонирующим шнуром, чтобы рванули одновременно, прикреплял капсюль и поджигал огневой (по-старому — бикфордов) шнур. Шипящий желтый огонек неспешно полз к мешкам… Взрыв!!
Эффектно, но не эффективно. Воздушная волна, которая должна бить по склонам, обрушивая с них снежные массы, ослабевает пропорционально кубу расстояния. В два раза больше расстояние — в восемь раз слабее удар и т. д. А у нас от места взрыва до скопления снега многие сотни метров. Тут уж не жалкую тонну аммонита, а целую атомную бомбу надо бы!
Ну, бомбу не бомбу, а пушка или миномет нам бы здорово помогли. В Хибинах давно уже используют минометы, чтобы защитить от лавин карьеры апатитового комбината. На Кавказе работники Высокогорного геофизического института обрушивали снег со склонов огнем из старой зенитки. А в Австрии и Швейцарии уже двадцать лет существуют легкие портативные противолавинные ракеты, которые, как пехотный гранатомет, можно всегда носить за спиной.
Февраль не принес облегчения: все те же бесконечные снегопады. Круглосуточно дежурившие на перевалах бульдозеры не успевали расчищать заносы и иногда просто перетаскивали машины через сугробы на буксире.
Порой ветер приносил издали чуть слышное эхо далеких взрывов. Это сражались с лавинами наши коллеги на перевалах Ала-Бель и Тюя-Ашу.
В марте наконец повеяло теплом. Ослабели морозы, стихли ветры, ярче заблистало солнце. Наступил день, когда ртуть в термометре поднялась выше нуля. Но весна принесла новые заботы. Это время наиболее опасных лавин. Снега на склонах оставалось еще немало. И вот он стал прогреваться, разрыхляться, пропитываться талой водой.
Шестого марта глухой гул, похожий на раскаты далекой грозы, заставил меня выскочить из дому. Со скалистого склона напротив станции низвергалась белая Ниагара. Да что там этот водопад с его пятидесятиметровой высотой! Здесь она была минимум раз в восемь больше. Широкий кипящий снежный поток стремился вниз, вздымая ощутимо плотные даже на расстоянии клубы ослепительно белой пыли. Сквозь гул обвала доносился приглушенный треск ломающихся деревьев. Снег срывался волнами, струями, каскадами и, ударяясь о дно долины, вновь белыми гейзерами вздымался к небу.
Вот плотная туча снежной пыли накрыла меня, стало трудно дышать: такой густой она была. Пахнуло в лицо сырым холодом. Позади задребезжали стекла — по окнам станции ударила воздушная волна. Все утонуло в мутной белесоватой мгле.
До станции лавина не дошла, но широкой снежной плотиной перегородила Чичкан. Дно обнажилось, и наши ребята успели поймать несколько зазевавшихся рыбешек. А я ругал себя за нерасторопность: такие кадры не успел сфотографировать!
Через несколько дней лавина осела, подтаяла и из снега показались тонкие стройные ножки. Элик — горная косуля, тянь-шаньская серна — на свою беду попала в снежный поток. Потом мы еще не раз находили в тающих лавинах погибших животных, и диких, и домашних, которых оставили на зимовку в горах.
В один из мартовских дней в девяти километрах от станции сошла гигантская лавина. Снег таял, пропитывался талой водой, тяжелел, разрыхлялся и наконец сорвался со склонов огромной массой. В долине большого чичканского притока Кочко-Булака (что означает «лавинный ручей») он обрушился сразу с площади около двух квадратных километров. Стремительный снежный поток почти четыре километра мчался по долине, сжимаясь в каменных теснинах и выплескиваясь на скалы на поворотах. Выскочив в долину Чичкана, лавина на протяжении двухсот метров засыпала полотно дороги слоем снега с трехэтажный дом, сбила несколько телефонных столбов и на несколько часов запрудила реку Чичкан, образовав небольшое водохранилище. Правда, вода вскоре размыла снежную плотину, но огромный снежный завал на дороге предстояло расчищать людям.
По нашим подсчетам, объем этой лавины составлял около миллиона кубометров. Старожилы утверждали, что такие лавины сходили в Кочко-Булаке очень редко, только в чрезвычайно многоснежные годы.
Сначала мы с опаской осматривали в бинокль кочко-булакское ущелье: не сойдет ли еще лавина? Снега на склонах оставалось еще предостаточно. Но вскоре опасения рассеялись, а я даже прошел немного в глубь ущелья, чтобы подробнее описать лавину и сделать необходимые снимки. Вскоре еще более потеплело и по всему нашему участку загремели, загудели мокрые лавины. Одни каскадами срывались со скал, другие потоками проносились по ущельям и долинам, третьи широкими пластами сползали со склонов. Забот хватало, четкой методики прогнозирования таких лавин еще нет. Они самые коварные, самые неожиданные. Приходилось рассчитывать на собственный опыт, а также на интуицию, шестое чувство.
После схода большой кочко-булакской и нескольких десятков меньших лавин дорогу временно закрыли, движение приостановилось. Возле нашей станции терпеливо выстроились машины, попавшие в своеобразную ловушку: лавины обрушились с обеих сторон, отрезав путь и вперед и назад. Шоферы этих машин жили у нас. Нам почти не приходилось спать, но своей работой мы могли быть довольны: никто не попал под обвал, не было ни одного несчастного случая, несмотря на уникальный по погодным условиям год.
Я обходил наш участок, осматривая в бинокль склоны, нанося на карту сошедшие лавины и места их возможного обрушения, определяя в отдельных контрольных местах свойства снега. Шел один, остальные лавинщики работали в районе станции. На засыпанной снегом дороге все двадцать восемь лошадиных сил нашего мотоцикла были беспомощны. Эх, одну бы силу, но живую, с гривой и хвостом, она бы меня через все завалы перевезла!
Я шагал и невольно думал, что в шумной толпе городских улиц мы равнодушно смотрим на проходящих мимо людей. Вот, ожидая зеленого света, стоит человек у края тротуара. Одна за другой несутся машины, и вряд ли кто-нибудь из водителей даже на мгновение задержит на нем взгляд.
Но вот ночью сквозь мутную метель мчится по горной дороге автомобиль. И вдруг в свете фар возникает фигура. Человек на дороге! Это выражение у нас на трассе имеет свое значение. Человек на дороге! Один. Вокруг пустынные горы. Значит, нужно помочь, подвезти. Дорога учит ценить человека: и того, чья помощь может потребоваться, и кто сам нуждается в помощи. Да ведь и вся наша жизнь — тоже дорога, только во времени…
Неожиданно я услышал: «Эй!» — и обернулся. Кто это меня зовет? Неподалеку, на заснеженном склоне, сидела большая лиса, по-видимому лисовин. Весенний лай его немного похож на что-то вроде окрика «эй!». Чуть склонив набок голову, он с интересом рассматривал меня. Я с не меньшим интересом стал рассматривать лисовина. Да, не сладко пришлось зверю зимой. Он был невероятно худ, на впалых боках клочьями висела линялая шерсть. Но все выражение его темных блестящих глаз и вытянутой морды говорило о том, что трудности позади, в разгаре весна, а значит, живем!
Живи, живи, рыжий! Только в следующий раз не подходи к человеку так близко, береги свою шкуру. Я махнул лисовину рукой, и мне даже показалось, что он дружески кивнул в ответ.
Работа заняла немало времени, но я был так увлечен, что не чувствовал усталости. Еще бы, удалось снять на кинопленку несколько движущихся лавин. Все вокруг таяло, изменялось прямо на глазах, и нужно было спешить увековечить на пленке все особенности этого удивительного, неповторимого года.
Возвращаясь, я увидел возле кочко-булакского завала два бульдозера. Вот здорово, уже и технику подогнали! Молодцы дорожники! На самой вершине снежного бугра стояли несколько человек. Наверное, бульдозеристы решали, с чего начать.
Внезапно их охватило беспокойство, они бросились бежать, испуганно оглядываясь назад.