К 1932 году Уэлленд-канал канадцы полностью реконструировали, и теперь здесь восемь железобетонных шлюзов.
Но участок трассы от Монреаля до города Кингстона, находящегося у выхода реки из озера Онтарио, имел лишь мелкий восьмифутовый канал. До четырнадцати футов его углубили в 1903 году, но этого оказалось далеко не достаточно для морских судов.
Лишь в 1959 году строительство всего современного комплекса сооружений Сивея завершилось. Состоялась торжественная церемония открытия сквозного движения на Глубоководном морском канале Святого Лаврентия.
С тех пор огромные лейкеры, поднимающие до миллиона бушелей пшеницы (такое количество можно снять с площади около сорока пяти тысяч акров), и океанские грузовозы-фрейтеры начали курсировать между портами всего мира и внутренними гаванями Американского континента.
Глубины шлюзов и канала теперь не менее двадцати семи футов, ширина — двести. Не допускаются в шлюзы суда лишь с длиной корпуса больше 730 футов.
В строительстве комплекса участвовало двадцать две тысячи человек и использовалось множество механизмов. Канадцы извлекли и переместили 76 миллионов кубоярдов грунта[5], американцы — 41 миллион. Канадцы затратили на строительство 629 миллионов долларов, американцы — 422 миллиона. Попутно с задачей судоходства решена и энергетическая проблема обширного района. Система дамб и водохранилищ обеспечивает выработку мощными ГЭС электроэнергии для нужд канала и всей местной промышленности.
Пока шла беседа, шлюз освободился. Повторилась знакомая процедура: сигналы, точная швартовка в шлюзе, скрежет и скрип бортов, посвистывание стремительно стравливаемых тросов… Через считанные минуты поднялись на тридцать футов… И снова вперед!
Через некоторое время мы очутились в парных шлюзах Нижний и Верхний Боарне. Здесь, на правом берегу, находится мощная гидроэлектростанция с большой дамбой. Видны сложные конструкции и разбегающиеся по сторонам линии электропередач. На участке между шлюзами, под трассой канала, пробит туннель с шоссейной дорогой, и автомобилисты пересекают Сивей без всяких задержек.
По сторонам потянулись зеленые поля. Минуем небольшие городки, утонувшие в гуще деревьев.
Берега снова отдалились. Движение оживленное. Встречаем несколько судов, постоянно курсирующих по этой линии. Вот только что разошлись с западногерманским теплоходом, на черном борту которого выделяется белая надпись; «Гамбург — Чикаго-лайн». За ним новенький «швед», также спешащий в Чикаго, следом «англичанин» с широкой допотопной трубой под гордым названием «Принц океана»… Лоцман говорит, что вскоре с левого борта покажутся берега Соединенных Штатов.
Канадский городок Соммерстоун позади. Напротив, совсем неподалеку, американский Рузвельттоун. Оба невелики. У каждого берега видны моторные лодки и катера. Слева — под многозвездными флагами, справа — с красным кленовым листом на полотнищах… Сзади мощно ревет мотор. Широкий белый катер под флагом США устремляется за нами. Военные моряки в белой форме и белых шапочках с отворотами изучают алое знамя нашей Родины. Оно реет на корме — большое, яркое и выразительное. А вверху по сторонам мачты развеваются еще два; справа — с кленовым листом, слева — звездно-полосатое. Это традиционные приветствия странам, в водах которых находится корабль. Да, это поистине редчайший случай, когда над судном одновременно подняты три государственных стяга!
Предстоит прохождение шлюзов, оборудованных на американской территории. Вначале нас ставят к резервному причалу… Он густо исписан и здесь. Какая-то ярко разрисованная русалка шлет нам воздушный поцелуй. Впрочем, она это делает не первый раз. Надпись старовата. Вот пророкотал мощный гудок теплохода, и мы двинулись к камере шлюза Снелл-Массина, где преодолели очередную «ступеньку» в целых сорок семь футов высотой.
Здесь нас ожидало любопытное зрелище. На специальных высоких «обсервационных» платформах с прочными поручнями собрались десятки, сотни американцев, с интересом созерцавших советский корабль, алый флаг, золотистые серп и молот, выделяющиеся на красной «марке» белоснежной трубы.
— Русские!.. Советы! — кричал кто-то из наиболее экспансивных зрителей.
Непрерывно щелкали затворы фотоаппаратов, стрекотали кинокамеры. Кто-то из собравшихся помахал платком, мы ответили. И тогда поднялся лес рук, лица расцвели улыбками. Что ж, здравствуй, Америка!
Вскоре и второй американский шлюз — Эйзенхауэр — позади-Он поднял нас еще на сорок два фута, и мы вступили в озеро Сент-Лоуренс.
Разговорились с мсье Жаном. Этот невысокий, подвижный брюнет, хоть и озабочен своими делами, весьма любознателен. С интересом он расспрашивает о Сибири и ее гигантах — Братской и Красноярской ГЭС и поражается их уникальной мощности.
— Кстати, — замечает мсье Жан, — как раз сейчас мы проходим над совсем молодым озером. Под нами на глубине более девяноста футов скрыты извилины русла прежнего канала, его пороги и многочисленные старые шлюзы. Все озеро Сент-Лоуренс — это своеобразный резервуар. Оно ограждено дамбами, регулирующими поступление воды, в частности, на расположенный неподалеку мощный гидроэнергетический узел. Длина этого искусственного озера примерно тридцать миль.
Долго еще следуем по водной границе двух американских государств.
Минуем последний этап на пути к озеру Онтарио. Остановки в шлюзе Ирокез не потребовалось, пришлось лишь сбавить ход. Этот шлюз обычно поднимает суда всего на три фута. Вероятно, в данном случае разница уровней оказалась незначительной или вообще отсутствовала.
За шлюзом Ирокез миновали один из тех легких, кажущихся просто воздушными высотных мостов, которые в нескольких местах перекинуты через Сивей. Возможно, прототип этого моста — Голден-гейт-бридж, переброшенный через пролив Золотые Ворота в Сан-Франциско. Здешний мост называется международным, так как связывает берега на территориях разных государств.
На американской стороне расположен город Огденсбург, на канадской — Прескотт. Последний памятен тем, что в его окрестностях осенью 1838 года разыгралась известная «Битва при ветряной мельнице» — один из самых драматических эпизодов борьбы за независимость Канады.
Основные очаги восстания в 1837 году находились в Монреале и Торонто. Английские власти быстро подавили их. Руководители повстанцев Макензи и Папино скрылись. Тогда выступила группа польского эмигранта Шульца, надеявшегося овладеть городом Прескотт и вновь воодушевить патриотов. Но обещанное подкрепление не прибыло, в ожесточенной битве повстанцы потерпели поражение. Самоотверженно сражаясь, Шульц не искал спасения в бегстве. Восьмого декабря 1838 года герой был повешен.
Ныне на возвышенном берегу выделяется башня старой мельницы — своеобразный памятник погибшим повстанцам.
За живописным местечком под громким названием Александрия вступаем в пределы края Тысячи островов.
Фарватер проходит большей частью совсем близко от берега Соединенных Штатов. Звездные флаги, большие и яркие, видим не только на яхтах и катерах, но и на флагштоках над крышами вилл и башнями причудливых «замков».
— От них, этих замков, на две мили несет «плесенью веков», — иронически заметил вахтенный помощник.
Но лоцман его поправил:
— Не думайте, пожалуйста, что все эти постройки — сплошная бутафория! Большинство — да! Но некоторые куплены в Европе, разобраны и собраны вновь: в Америке любят седую старину и гордятся, если владеют ею.
Окружающая нас местность напоминала живописное побережье Онежского озера или шведские шхеры. Множество небольших островков и совсем крошечных кусочков суши, на которых чуть умещается путевой маячок. Часть их густо поросла травой и деревцами — елями, кленами, буками, осинами, березками. Другие острова каменисты, безжизненны. Некоторые соединены между собой причудливо изогнутыми мостиками, пестреют уютными дачками.
По зеркальной глади воды между островками на больших и малых скоростях проносятся катера. Некоторые вырываются на фарватер и описывают пируэты, оставляя пенистый след. Большие катера — широкие, подобные многоместным американским автомобилям с мощными моторами — то обгоняют нас, то, мигом затормозив, покачиваются на волнах.
Вот и сейчас бело-зеленый катер подошел к самому борту. В катере три девушки в безрукавках и шортах. С любопытством разглядывают советский теплоход, людей на его борту. И вдруг с катера донеслось усиленное мегафоном: «Здрав-ствуй-те!..»
Стоявший рядом боцман просто опешил: «Вот так штука, знают русский!» — И громко, по-моряцки, ответил, подняв руку:
— Здравствуйте, салют вам!
Вдоволь накатавшись, хозяева катеров вкатывают их по пологим настилам в крытые домики-гаражи. От непогоды?.. Штормов?..
— Нет, — разъясняют канадцы, — во избежание угона.
В этом краю миллионеров действуют законы «частного предпринимательства». Впрочем, нам поясняют, что угоны совершают не столько из корысти, сколько из озорства, от безделья. Народ тут обеспеченный. Поэтому частные владения ограждены, часто имеют специальную охрану.
Нам назвали владельцев отдельных примечательных вилл и особняков. Это все «пшеничные», «стальные», «нефтяные» короли, голливудские воротилы, владельцы газетных трестов. Сюда приезжали отдыхать талантливейший художник-мультипликатор — творец «Страны чудес» Уолт Дисней и великий певец Энрико Карузо. Но на месте домика певца ныне сооружен дворец короля рок-н-ролла Пресли. Цена на острова растет. Каждый акр земли здесь золотой. Этот курортный район конкурирует с Флоридой.
Берега растворились в туманной дымке. Идем полным ходом. Где-то справа остался город Кингстон, бывший форт Фронтенак, принадлежавший франкоканадцам. Впереди столица западной Канады небоскребный Торонто, индустриальный, окутанный оранжевыми дымами сталелитейных заводов Гамильтон. За густонаселенным перешейком, отделяющим озеро Онтарио от сравнительно мелководного Эри, — города Буффало, Уинсор, Детройт, еще дальше по озерной глади, минуя озеро Гурон, нетрудно добраться и до Чикаго, лежащего на южном конце «изогнутого пальца» — озера Мичиган… А более