Лоцманский катер, однако, задерживался.
— Девятый час, а они начинают работать с восьми, — рассуждал наш доктор. — Кофе, наверное, пьют. Эх, кофейку бы сейчас настоящего, по-турецки. Интересно, что у них там за кофе? — обратился он ко мне уже как к признанному авторитету.
Увы, до сортов кофе я не дошел, хотя и видел в книге фотографию кофейного дерева. Меня неожиданно выручил Ежи — тонкий ценитель кофе.
— Здесь, как и в Конго, выращивают робусту, — заговорил он не торопясь. — Этот сорт не слишком ароматен и потому дешев, но в нем высокое содержание кофеина. Его хорошо смешивать с более ароматными сортами. Впрочем, для итальянцев, которые любят пережаренный кофе, а естественный аромат не ценят, робуста подходит как нельзя лучше.
Доктор вопросительно взглянул на меня.
Я важно кивнул головой.
— Да, в географии вы доки, — вздохнул доктор. — Но главное, уметь чувствовать политическую обстановку. Вот даю голову на отсечение, что лоцманы у них тут французы. Ключевые позиции по-прежнему в их руках.
Справа от входа в канал на глади моря были разбросаны десятка два длинных узких рыбацких лодок, по виду настоящих пирог. Каждой из них управлял один человек, сидя на корме и подгребая веслом. В водах Гвинейского залива водятся угорь, тунец, макрель, сардина и множество других видов рыб. Ну и конечно, здесь полным-полно акул.
А на берегу за каймой песка, где у самой воды стояло несколько человек, из-за пальмовой рощи выглядывали странные угловатые конструкции, сложные переплетения труб. Издали этот промышленный объект был похож на скелет какого-то ископаемого гиганта. Над одной из труб горел газовый факел. И довершая эту картину, над кучкой людей на пляже, над рассыпанными на морской глади утлыми пирогами набирал высоту мощный реактивный аэролайнер, оставляя за собой серый хвост выхлопных газов.
Вот тебе и Экваториальная Африка!
Около девяти к нам подошел катер, на борт поднялся лоцман. Это был европеец, немолодой уже, худощавый, с резкими, заостренными чертами лица.
Заработали двигатели, и мы быстрым ходом пошли к устью канала. Миновали входной маяк. Ослепительная, манящая полоска пляжа сверкнула в последний раз сквозь зелень пальмовой рощи и осталась позади. Справа вдоль трассы канала шло шоссе. Здесь все выглядело серо и буднично. Друг за другом следовали склады, баки с горючим, рекламные щиты фирмы «ЭССО». Зато слева к самой воде подходили густые заросли пышных кустарников, а чуть дальше поднимались высокие, незнакомые нам гладкоствольные деревья.
Внезапно канал расступился, и мы увидели живописный город, амфитеатром спускающийся к лагуне. Он почти сплошь состоял из белых зданий: утопающих в зелени небольших особняков и современных коробок-башен. А на переднем плане громоздились у причалов мачты судов и портовые краны.
— Здесь корабли почти со всего света, — говорил Анджей, не отрываясь от бинокля. — Вот тот крайний — сухогруз «Замок дракона» из Панамы, за ним «Святой Лак» и «Святой Винсент» — из Дюнкерка. «Лобиго» в середине — местный. За ним с голубой трубой — «Виграфиорд» — какой-то скандинав. Порт приписки отсюда не виден.
— А вы поглядите-ка лучше сюда, — окликнул нас с другого борта неугомонный доктор.
Мы обернулись. На противоположной стороне лагуны у самой воды стояли те самые африканские хижины, которые раньше нам приходилось видеть на картинках.
— Вот то-то и оно! — поднял палец доктор. — Контрасты!
Машину вновь застопорили. Очевидно, все причалы были заняты и нам предстояло выжидать, пока освободится место.
Поверхность лагуны была атласной, без единой морщинки. Сюда не достигал морской бриз, и жара давала себя знать. У борта на глади воды растекались радужные масляные пятна. Небольшой краб бочком деловито пробирался вдоль корпуса. За его движениями, перегнувшись через поручни, следила теперь добрая половина полярников.
Шло время, и наше нетерпение возрастало: когда же можно будет сойти на берег? Но мы продолжали стоять на рейде. К кораблю подплывали на катерах портовые чиновники с портфелями. Наше начальство заполняло какие-то бумаги, оформляло счета.
После обеда небольшая видавшая виды баржа привезла пресную воду. На корабль перебросили шланги, подключили насосы. Нам предстояло взять около 600 тонн воды. Наконец-то жесткий водный режим, существовавший на корабле все время, пока мы плыли из Антарктики, кончится и можно будет вволю помыться.
Я поднялся на верхний мостик. Теперь уже было ясно, что сегодня нам берега не видать. К тому же распространился слух, что в город пустят только тех, кому были сделаны прививки от желтой лихорадки.
На верхнем мостике было малолюдно. В углу, облокотясь о поручни, стояла симпатичная корабельная кастелянша в выходном крепдешиновом платье. Два бородатых зимовщика нетерпеливо ходили от борта к борту. Близость незнакомого города, зеркальная гладь лагуны, дурманящая, вязкая духота — все это вызывало какое-то смутное беспокойство.
Над лагуной сгущались сумерки. На стоящем поодаль лесовозе спешили закончить погрузку. Бревна поднимали на палубу прямо с воды, с пригнанных к борту плотов.
Система лагун, соединенных каналами, вытянута вдоль значительной части побережья. В лагуны впадают реки, и потому эта система удобна для сплава леса в Абиджан, откуда ценную древесину отправляют на экспорт. По лагунам перевозят и другие грузы, в том числе марганцевую руду, добываемую в ста километрах к западу от Абиджана, близ устья одной из наиболее крупных местных рек — Бандами. Любопытно, что реки этой страны, в значительной части которой избыточная влажность, мелководны, порожисты и почти непригодны для судоходства. Берега их, как правило, сильно заболочены, и местное население предпочитает селиться подальше от крупных рек, на междуречьях — картина, прямо противоположная той, что у нас. Я начал было мечтать (обстановка располагала к этому) о путешествии по лагунам на байдарке. Но, вспомнив о бесчисленных опасностях, подстерегающих путешественников в здешних местах, призадумался. Не так страшны казались бегемоты, слоны, крокодилы, как разные мелкие твари, вроде ядовитых змей, комаров и мухи цеце. И, отмахиваясь от мошек, налетевших откуда-то на палубу (кто знает, что это за насекомые), я покинул верхний мостик.
В курительном салоне было людно, работал телевизор. На экране три импозантных африканца вели беседу «за круглым столом». Речь шла о политике. Потом началась местная хроника — торжественное открытие новой больницы в деревне. После хроники нам показали одну из серий французского фильма «Алло, полиция». Всеобщее оживление вызвала спортивная передача — эпизоды футбольного матча между командами Берега Слоновой Кости и Того.
В спортивной программе показали также велосипедные гонки на автомагистрали, известной как «дорога кофе», поскольку она соединяет Абиджан с основными районами производства этой важнейшей для страны экспортной культуры.
Уже поздним вечером зазвучали торжественные звуки национального гимна — передача закончилась.
Я вышел из накуренного салона на мокрую палубу. Только что прошел ливень, но дышалось по-прежнему тяжело, температура воздуха была не ниже 28 градусов. В одних трусах, взмокший от пота, на палубу вылез доктор. Постоял с минуту, молча глядя в небо, почесал грудь, заключил, тяжело отдуваясь:
— Нет, этот рай мне не подходит!
Утром нас пустили наконец к причалу, обозначенному на плане порта как «причал для банановозов». Три африканца с помощью автопогрузчика укладывали под навес ящики с бананами.
— Салют, камарады! — крикнул им доктор. Он уже приготовился к выходу в город, был при галстуке и в соломенной шляпе. — С полярным приветом!
И вот долгожданный миг наступил. Мы устремились вниз по трапу. Под ногами не зыбкая палуба, а твердая земля. Некоторые тут же торопливо, словно беспокоясь, что потом не успеют, фотографировали друг друга на память.
Я сошел на берег вместе с поляками — Ежи, Анджеем и Збышеком.
Несмотря на ранний час, было жарко и душно, но мы ощущали необыкновенный прилив сил, ноги, соскучившиеся по твердой почве, прямо-таки галопом несли нас вперед. Миновав портовые склады, мы пересекли пустырь и стали подниматься вверх, к центру города, где были сосредоточены почти все наиболее высокие здания.
За железнодорожным полотном показался белый куб вокзала, на фронтоне которого было написано «Абиджан-Нигер». Отсюда начиналась единственная железная дорога страны, пересекающая ее с юга на север и связывающая Абиджан с Уагадугу — столицей Верхней Вольты. Протяженность этой одноколейной трассы почти 1200 километров. Около половины ее проходит по территории Берега Слоновой Кости. Более 50 лет строилась дорога. Строители (в основном принудительно согнанные сюда африканцы) преодолели стену «зеленого ада», как называли влажные тропические леса европейцы, и проложили сотни километров пути в засушливой саванне. Сейчас дорогой пользуется ежегодно свыше двух миллионов пассажиров. Возрастают и грузовые перевозки. Для расположенной в глубине материка Верхней Вольты это единственный выход к морю.
По тротуару вдоль шоссе, на которое мы только что вышли, важно шествовала статная молодая африканка с черными, мелко вьющимися, коротко подстриженными волосами, огромными белыми клипсами в ушах, в длинном, почти до земли, ярко-красном костюме, отороченном белым кантом.
Збышек тут же включил камеру, а мы замерли, почтительно пропуская эту первую встреченную нами представительницу Берега Слоновой Кости. Пройдя немного вслед за незнакомкой, мы оказались на просторной площади. Два современных здания с вогнутыми фасадами по обеим сторонам шоссе открывали въезд в центральную часть города.
По шоссе проносились сверкающие лимузины. Мы влились в поток идущих по тротуару горожан. Здесь нас догнал запыхавшийся доктор и стал шумно выражать свой восторг по поводу этой встречи, как будто мы год не виделись.
Большинство прохожих были рослые, стройные африканцы. Гораздо реже вс