На опушке леса они увидели плотного человека, который зашагал по высокой траве навстречу. Но вдруг он словно споткнулся, подскочил и, согнувшись, метнулся назад, в сумрак подлеска. Из машины высыпали объездчики и, яростно крича, устремились за ним. Похоже было, что незнакомца надеялись поймать, и Маклиш уловил в общей неразберихе несколько восклицаний: «Гочкис», «Стой!» и «Бросай оружие!»…
Маклиш стоял растерявшись, не зная, на что решиться. Рядом просвистела одна и потом вторая пуля, а из леса слышались глухие частые выстрелы. Глаза Маклиша округлились, он поспешно присел в траву.
Гочкис поздно осознал свою ошибку, выдав свое присутствие. Но воли к борьбе не утратил. «Уйду!» — сжав зубы, твердил он, оборачиваясь и посылая очередной заряд в преследователей. Гочкис перемахнул через полусгнивший ствол, пригнулся на одно краткое мгновение и выстрелил. Шмыгнул в чащу, лавируя между препятствиями. По нему били из тяжелых охотничьих ружей. Одна из пуль срикошетировала о древесный ствол, и он почувствовал, как что-то толкнуло в шею. Но пуля только разорвала мышцы, пройдя навылет. Во рту он не ощутил вкуса крови, и это ободрило его. Умирать в джунглях, пусть даже заповедных, Гочкис не собирался. Прижав левой рукой носовой платок к ране, он из последних сил устремился дальше.
Выстрелы стихли. Теперь он ломился сквозь чащу один. Он передохнул и перевязал рану. Повязка быстро пропиталась кровью. Вокруг стояла тишина. Он спросил себя, что делать дальше. Карту он отдал Фримеллу, куда идти — не знал, и мало-помалу пришел к мысли, что, по-видимому, выбыл из игры. Найти своих, вероятно, не удастся. Что сталось с вертолетом — тоже неизвестно. Как мог он спутать лендроверы! Ведь эта чертова машина шла не на сверхбаллонах! Но что теперь толку упрекать себя? Он поднялся и прошел еще с милю звериными тропами наугад и почувствовал первые признаки озноба.
Гочкис тащился, жуя плитку шоколада для поддержания сил, нетвердо ступая, спотыкаясь. Блуза и шорты липли к коже, проступила испарина. Он привалился к влажному темно-зеленому стволу и обхватил его одной рукой. Странно все же, сонно думал он, какие-то розовые шишечки, должно быть, плоды, разбросаны прямо по стволу… Кажется, это называют каулифлорией, вроде плодов какао… Он чувствовал, как свинцовая усталость наливает ноги, а жар от лица и шеи охватывает все тело. Рану жгло как огнем. Навалившись на гладкий ствол, он медленно начал сползать вниз и уткнулся лицом в мягкую подушку сырого мха.
Группа Фримелла на лендровере выехала по новому маршруту около тринадцати часов пополудни, придерживаясь юго-восточного направления. Сначала путь лежал вдоль опушки роскошного векового леса, затем они углубились в бледно-зеленую парковую саванну. Вначале они сдержанно обсуждали возможные причины исчезновения Сопьюта с вертолетом, но вскоре, преисполнившись надежд встретить его в новом месте, смолкли. Теперь их осталось трое, машину вел Троверс, рядом пристроился Фримелл. Они внимательно наблюдали за местностью. Рощицы зонтичных акаций и одиночные деревья перемежались с дум-пальмами, изящные, тонкие стволы которых несли по два-три султана листьев. Встречались высокие делеб-пальмы со вздутием посередине ствола.
От сухой нагретой («натопленной», как говорил Симанаут) саванны тянуло свежим навозом. От обилия копытных рябило в глазах. Ленивые, раскормленные мухи тучами вились над пыльной травой.
Часа через два, переезжая неглубокую глинистую заводь, машина увязла в скользкой жиже. Лендровер буксовал. Трэверс и Симанаут суетились вокруг машины. Поднявшись на берег и оглядев окрестности в бинокль, Фримелл потребовал от спутников замолчать и заглушить мотор. По его словам, он увидел у соседней заводи тех, кого они с нетерпением искали. Животных было как раз пара: самец и самка! Трэверс и Симанаут онемели от волнения. Схватив ружья, они начали красться к животным.
Это были некрупные с загнутыми рогами антилопы, и никто не сказал бы, что они красавцы. Трэверс и Симанаут проявили прекрасную выучку скрытного подхода к «объектам», и Фримеллу пришлось остаться у машины, чтобы им не мешать. Спрятавшись в кустарнике, он наблюдал в бинокль, как животные поочередно пили, погрузившись в воду по самое брюхо. Красноватая шерсть лоснилась; играя, они временами высоко выпрыгивали из воды.
Через минуту одновременно прогремели два выстрела. Операция прошла удачно, и Фримелл облегченно вздохнул. Вместо пуль ружья стреляли шприцами. Фримелл с удовлетворением отметил, что животным была введена двойная доза усыпляющего препарата — миорелаксанта.
Это был неожиданный, ошеломляющий успех. Все повеселели, и машина шла теперь на предельной скорости, какую допускала слегка всхолмленная кустарниковая равнина. В кузове, подпрыгивая на матрацах, перевязанные эластичными сыромятными ремнями, лежали два расслабленных тела в глубоком сне.
Казалось, фортуна наконец повернулась к ним лицом. На втором условленном месте встречи они увидели вертолет.
Но их ожидал и сюрприз. Возле вертолета лежал связанный, с кляпом во рту, африканец.
— Это объездчик, — кивнул на него Сопьют, — неожиданно наткнулся на меня. Пришлось обезвредить. Не мог же я и отсюда дать деру. Как бы вы тогда отсюда выбирались?
Сопьют помолчал, оглядел всю группу и спросил:
— А где же Гочкис?
— Он ожидает нас в первом пункте…
— Вы уверены в том? — И Сопьют рассказал, почему он улетел оттуда.
— Ну что же, все равно нам предстоит рейд за Гочкисом, — сказал Трэверс.
— А что же с этим? — пилот кивнул на объездчика.
— Он нам ни к чему, мистер Сопьют. Оставим его здесь.
— Я бы такое решение не одобрил, — пилот холодно смотрел на распростертое тело. — Мы возьмем его с собой заложником.
— Заложником, сэр?
— Вот именно, Трэверс.
— Вы что-нибудь знаете о Гочкисе?
— Ровным счетом ничего. И это плохо. Жаль, что подвела рация, тогда вы не оставили бы его на поляне. Меня на ней засекли, а значит, там засада.
— Словом, влипли, — зло сказал Симанаут и сплюнул.
Фримелл вдруг преисполнился сумасшедшей надеждой, что все обойдется. Но Трэверс сказал:
— Задание выполнено. Фримелл нас не подвел. Что решаем? — и вопросительно уставился в лицо пилота.
— Попробуем, — бесстрастно уронил пилот. — Если Гочкис на месте, в чем я сомневаюсь, — примем его на борт с воздуха.
Быстро завезли в грузовой отсек лендровер. Вертолет взлетел, и вскоре они были уже над местом первой посадки.
Большая вытянутая поляна была пуста. Вертолет сделал круг и снизился до сотни футов. Вдруг в меркнущем свете дня все увидели вспышки выстрелов из кустов. Слышно было, как тяжелые пули грохнули, словно в жестяной таз, в брюхо вертолета. Стекло бокового обзора лопнуло.
И в эту минуту глухо застонал егерь. Он хотел приподняться, и все увидели, что на рукаве его блузы растекается темное пятно. Веревки ослабили, он мог немного двигаться. Симанаут посмотрел на раненого.
— Мы тут ни при чем, парень. Это шарахнули твои дружки: прошили обшивку, как яичную скорлупу.
Пожилой африканец в зеленой форменной блузе и коричневых шортах морщился и оторопело озирался. Пыльным башмаком Симанаут отшвырнул в сторону его ружье. Егерь глядел и вращал белками.
Вертолет, дрожа всем корпусом от бешеной работы роторов, на предельной скорости уходил в сторону моря. Задание было выполнено. Правда, исчез Гочкис, но это в счет не шло.
Где-то там, за неширокой полосой сумрачных лесов, за опутанными лианами перелесками в поймах рек, за салатово-зелеными парковыми саваннами и рощами старинных канделябровых молочаев, их ждал небольшой, неприметный корабль. Пилот закурил и устало задумался. Всегда немного сосет под ложечкой, когда по тебе стреляют. Но в общем все обошлось… А годы мчатся, как сейчас пронеслась его машина над каким-то мутноватым заболоченным озерцом. Какое деловое предложение он получит в следующий раз и от кого? В какой валюте вознаграждение? Доллары, дублоны, фунты, франки, гульдены… Пожалуй, хватит слоняться по свету. Он повидал всяких гнусностей с избытком. Не оттого ли эти приступы меланхолии… Крузейро, кроны, драхмы, рупии…
— Как тебя зовут, парень? — спрашивал тем временем егеря Трэверс после наскоро сделанной перевязки. — Ранение под лопатку. Нужна срочная операция, иначе…
— Макебу из деревни Ка-Гхай.
— И ты можешь сказать, за каким чертом охотился за нами? — спросил он, раздражаясь.
— Оставь его, — возразил Симанаут. — Ему сейчас не до нас.
Он подошел и снял веревочные путы.
Егерь заговорил, с трудом подбирая английские слова:
— Мы охотился за вас, чтобы вы не истребить наши папай-дюго. Мы должны брать вас плен. Вы стрелять и мы стрелять. И может, я не вернусь в деревню. Но мы вам хорошо помешай!..
— Очень благородно! — издевательски заметил Трэверс. — Но умираешь ты впустую.
— Ему очень плохо, мистер Трэверс, — внезапно вмешался Фримелл. — Имейте хоть каплю сострадания.
Но Трэверс уже закусил удила.
— Ты подыхаешь впустую, говорю я! — наливаясь желчью, заорал он. — Золотой телец с нами. И целых два! Они поспят себе на здоровье, а проспавшись, будут уже далеко.
С этими словами он шагнул к железной клетке с обмотанными перлоном прутьями. И откинул брезент. Взгляд егеря со странным выражением метался по лицам белых. На минуту он забыл о слабости и боли.
— Вы никогда не видеть живого папай-дюго. Это только водяной козел…
Глаза егеря закатились. Он забормотал что-то невнятное. Симапаут вскочил и заорал как бешеный.
— Ты сказал, шельмец, что это не папай-дюго?.. Это не дюго?.. — снова и снова спрашивал он, встряхивая егеря.
— Водяной козел, — повторил умирающий еле слышно.
— Он бредит! — взвизгнул Фримелл и закашлялся.
— Неплохо разыграно, доктор. — Трэверса била нервная дрожь.
— Я же говорю — он бредит! — снова закричал Фримелл и, вжавшись в сиденье, попытался вытащить револьвер.
— С такими шутками вы плохо кончите, Фримелл, — медленно проговорил Трэверс.