и широкой публике. Мы, занятые повседневными заботами и несколько ослепленные нашими техническими достижениями, иногда забываем о том, что на заре возникновения Человека разумного, Иото sapiens' а, само это возникновение было связано и шло параллельно с приручением и использованием множества видов диких животных. В Древнем Египте антилопы были молочными и мясными домашними животными; до широкого распространения кошки как мышелова в Европе были столь же обычными домашними животными ласки; еще киевские князья держали в качестве охотничьих животных гепардов, и рассказы о боевых львах и слонах, «состоявших на вооружении» древних армий, — вовсе не выдумки. И таких примеров немало.
На пути к современной цивилизации человечество потеряло многое из того, что было приобретено за тысячелетия активного сосуществования человека с живой природой. Ученые сейчас говорят о «неолитической революции», происходившей 10–20 тысяч лет назад. Это был период широкого приручения животных для хозяйственного использования их в разных целях и окультуривания ряда видов растений. «Неолитическая революция» имела большое значение для развития человечества. Без такого овладения окружающей средой человек не смог бы стать человеком сегодняшнего дня. Я говорю об этом здесь потому, что в последнее время намечаются некоторые симптомы оживления интереса к, казалось бы, ушедшим в далекое прошлое знаниям. Сейчас перед человеком стоит задача спасти от уничтожения значительное число видов животных и растений, вытесненных из природы цивилизацией, количественно многократно возросшим человечеством.
Будущее коммунистическое общество предполагает не оскудение живой природы, а ее обогащение, сохранение и умножение качественного многообразия жизни, окружающей среды. Без этого человек не сможет долго и счастливо жить на нашей планете. И в решении этой грандиозной задачи переход к одомашниванию (хотя бы частичному) многих видов животных, которые ранее считались «дикими», один из путей их сохранения и рационального использования. Все эти проблемы будут решаться гораздо успешнее, если нам будет больше известно наблюдений, подобных описанным в бухте Туфолд на западном побережье Австралии.
председатель секции охраны животных
Научного совета АН СССР по проблеме
«Биологические основы освоения,
охраны и реконструкции животного мира»
Валерий Зуев
ТРАССА К ГИЛЮЮ
Рассказ
Иллюстрации В. Сурикова
Лучи неяркого сентябрьского солнца дробились в завивах речной струи, вскипавшей на каменистом перекате, бликами отражаясь на черном, покрытом пятнами лишайников срезе береговой скалы, круто поднимавшейся над быстрой рекой. Скала венчалась небольшим куполообразным возвышением, и на нем, у края обрыва, замер сохатый. Вся его фигура воплощала силу и покой. Высокие мускулистые ноги твердо держали крупный, плотный, словно литой, корпус. Густая коричнево-бурая шерсть, покрывавшая спину, бока и живот зверя, переходила на шее в клочковатую жесткую бороду, придававшую лосю величавый, патриарший вид.
Уже многие годы лось был хозяином и этой скалы, и тайги, подступавшей с правобережья к каменистому перекату, и поросшего сочными травами пойменного луга, лежащего выше по течению, где береговые откосы расходятся и река делает несколько крутых излучин.
Другой берег сохатый не считал своим владением. Там была марь — болото, поросшее жесткой, режущей губы осокой да мелкой кустарничковой березкой. Обоняние раздражали резкие запахи, ноги беспрестанно вязли во мху и болотной жиже.
Лишь изредка, в погожие осенние дни, после долгих летних дождей, пронизывающих влагой даже густую лосиную шерсть, приходил сохатый на обрыв реки под стройную лиственницу и стоял, вглядываясь в заречные дали, чутко улавливая доносящиеся издалека трубные звуки свадебных песен соперников, давно уже изгнанных им из своих угодий.
Вот и теперь, слегка наклонив голову с короной мощных рогов, смотрит он на бескрайний простор заречья, на синеющие вдали гряды сопок.
Сентябрьские утренники уже выжелтили листву березняка, зажгли огненные факелы осин, нежно позолотили кроны лиственниц. Пересвистываются молодые рябчики, уже подросшие, но пока еще держащиеся выводками около своей заботливой мамы-курочки. Изредка над рекой появляются стайки уток: родители, готовясь к дальнему пути, облетывают своих питомцев.
И мелодичное попискивание рябчиков, и свист утиных крыльев, и ропот речной струи — все было знакомо и привычно слуху лося.
Но вот в эту гамму звуков вкрался какой-то новый, пока еще чуть уловимый, но совсем не знакомый. Чуткие уши зверя дрогнули. Еще мгновение сохатый стоял в той же спокойной позе, лишь чуть более напрягши мускулы, и вдруг вскинул голову: налетевший порыв ветра донес звенящие удары. «Бамм, бамм, бамм!» — звучало где-то далеко за марью. Один из отростков рога задел сук лиственницы, и на сохатого струей потекла нежно-желтая хвоя, ложась на спину, шею, придавая шерсти золотистый оттенок. Но сохатый не замечал ничего, весь обратясь в слух. Инстинкт подсказывал зверю, что подобные звуки может издавать лишь рука человека. И медленно, как бы нехотя, сохатый сошел со скалы, похожей на пьедестал, и легким, упругим шагом направился в глубь зарослей прибрежного березняка.
— Прилетите в Тынду, сразу идите в штаб экспедиции, — напутствовал нас начальник отдела изысканий. — Там уже ждут не дождутся вас. Сроки горят.
То, что сроки горят, — это и так ясно. Уже лето в разгаре, а мы еще только пакуем багаж. Но почему сроки горят именно из-за нас — вот что было непонятно. Только приехали с трассы на западе, как «горит» уже трасса на востоке.
Было бы в году 24 месяца, да все летние, да с хорошей погодой, то и тогда бы, наверное, не успевали управляться.
— А мы не должны быть рабами обстоятельств. Следует сознательно выбирать себе работу, — говорил о сложившейся ситуации Алексей Звонарев, мой соратник по предстоящему делу на «горящей» трассе. Знакомы с ним мы были всего несколько дней, но подобных советов я уже успел получить немало. Напористая деловитость Алексея меня удивляла, так как он всего лишь несколько месяцев назад окончил институт и вроде бы не мог еще приобрести практических навыков. Но, так или иначе, я вскоре почувствовал, что попал в крепкие и, нужно сказать, надежные руки. Нам с удивительной быстротой, без всяких проволочек выделили новейшие приборы, ранее тщательно лелеемые кладовщиком, новую спецодежду, палатки, блещущие синим и зеленым верхом. Отправив багаж, мы через несколько дней добрались до Тынды.
…В широком распадке, между его склонами, покрытыми стройными, как свечи, лиственницами, стоят добротно срубленные дома. Распадок — долина таежной речки — вливается в еще более широкую долину крупной реки, подступающей вплотную к крайним домам. Тут же, под домами, белые песчаные пляжи, намытые рекой, чуть подальше — галечниковая коса. На противоположной стороне — старица, где с кряканьем полощутся утки.
На пляже нежатся под солнцем ребятишки, время от времени ныряющие в реку и с визгом выскакивающие из обжигающе-холодных струй, отливающих зеленоватой синевой, что присуща потокам, бегущим от горных ледников. Ледников здесь нет, а река набирает свою синеву от талых вод вечной мерзлоты, процеженных плотным фильтром каменных россыпей, войлоком трав.
У галечной россыпи, пристроившись на плоских вершинах больших камней, чернеющих над поверхностью воды, стирают белье женщины.
Но мы — изыскатели, и воображение подсказывает нам совсем иную картину. Крайний ряд домов поселка потеснился: берег реки оконтурила насыпь железной дороги. Ажурный железнодорожный мост, соединяющий берега реки. За рекой рельсовый путь дробится и образует целую сеть — железнодорожный узел. Гудки локомотивов, грузы, пассажиры.
Когда мы разыскали начальника экспедиции Петровича, он с дружеским рукопожатием поволок нас в комнату, служившую ему резиденцией, столь энергично, что даже Алексей растерялся.
На столе, приютившемся у окна, лежала карта с нанесенной на нее трассой. Начинаясь у станции БАМ, трасса красной линией поднималась вдоль изгибов реки Ольдой к ее верховьям, скользя между возвышенными лесистыми увалами, перепрыгивала хребет Янкан, сбегала с него, вдоль маленьких речушек с поэтическими названиями — Пурикан, Геткац подходила к реке Тынде и шла вниз по течению то одним, то другим ее берегом. Недалеко от места слияния Тынды с Гилюем трасса веером расходилась: на север — к далекому Чульману, на запад — к Байкалу и на восток — к Тихому океану.
Трасса пролегает через множество ручьев и речек. Здесь лягут мосты. И для каждого из них нужны данные об уровнях воды, скоростях течения. Вот здесь-то слово за нашей гидрологической партией.
Петрович, приложив палец к трассе чуть севернее станции Бам, медленно провел им вдоль красной линии, довел до точки пересечения с Гилюем и многозначительно взглянул на нее.
— Вот здесь вы должны быть к концу лета. С запада на трассе — ленинградцы, с востока — новосибирцы. Если мы не выйдем к переходу через Гилюй, образуется разрыв в месте стыковки. Ясно?
— Будем, если дадите человек десять рабочих, повара и завхоза, — безапелляционно заявил Алексей.
Петрович мельком взглянул на него, хотел, видно, что-то сказать, но промолчал, только неопределенно хмыкнул.
— Трудновато, — с сомнением заметил я.
— Нужно, — строго подытожил Петрович. — Даю вам вездеход, рабочих сами наберете. Завхоз подъедет позже. Время от времени вертолет буду присылать с продуктами.
Тайга клубилась всеми возможными оттенками зеленого цвета. Через два дня езды с небольшими остановками для отдыха, измученные тряской, добрались мы до верховьев маленькой речки Нюкжи, откуда нам предстояло двигаться вдоль трассы. Вездеход, доверху загруженный экспедиционным имуществом, тяжело переваливаясь на рытвинах, полз по узкой просеке, проложенной вдоль трассы. Как ни спешили мы со сборами, все же канитель с получением имущества, добычей недостающих припасов, закупкой продуктов, наймом рабочих задержала нас еще на пару недель, столь недостающих