Процесс раскопок в Ираке имеет свои особенности. Месопотамия — страна «глиняных» культур и цивилизаций. На протяжении многих тысячелетий чуть ли не единственным строительным материалом была здесь глина. Из слегка высушенных на солнце кирпичей — адобов строили и скромные жилища, и величественные храмы, и пышные дворцы. Из той же глины делали посуду и статуэтки богов, грузила для веретен и литейные формы, остроконечные «пули» для пращи и печати — знаки собственности; даже серпы и топоры в некоторых районах Ирака изготовляли из глины, обожженной до твердости камня. На глиняных табличках древние шумеры записывали бессмертные строки своих поэм и легенд, сухие хозяйственные отчеты и указы царей.
Но глина — очень непрочный материал. За считанные месяцы заброшенные глинобитные дома превращаются в бесформенные оплывшие холмики, неотличимые по цвету от окружающей лёссовой равнины. Почти в каждом синджарском телле таких древних домов не один десяток. Слой за слоем уходят они в глубины холма, свидетельствуя о неумолимом беге времени, смене веков, поколений и культур. Разобраться в хитросплетениях этой своеобразной архитектуры нелегко. И здесь приходят на помощь практический опыт и интуиция шургатцев.
Это — профессиональные рабочие-раскопщики из знаменитого селения Шургат (Шеркат), расположенного у высоких валов древней ассирийской столицы Ашшура на среднем Тигре. Вот уже более пятидесяти лет почти все мужчины этого селения добывают хлеб насущный, участвуя в многочисленных археологических экспедициях — местных и иностранных. Драгоценный опыт, бережно передаваемый из поколения в поколение, постепенно дал возможность шургатцам сделаться настоящими мастерами земляных работ. Каждый из них тонко чувствует землю, по едва заметному оттенку в ее цвете или плотности легко отделяет стены глинобитных построек от такой же глинистой почвы. Обычно в нашей экспедиции таких мастеров двенадцать — пятнадцать во главе с бригадиром — наиболее уважаемым и искусным раскопщиком. На каждого шургатца приходится, как правило, четыре-пять рабочих-земленосов, набираемых из числа местных жителей. Со стороны процесс работы на раскапываемом холме выглядит несколько необычно. Шургатец медленно выискивает в почве контуры стен древней постройки, отбрасывая назад землю. Его инструменты не похожи на наши: треугольная тяпка с остро заточенными краями, насаженная на короткую рукоять, — мар; миниатюрная легкая кирочка — кезма; совок — чамча и нож — сичин. Один из рабочих лопатой насыпает эту землю в мешки, и носильщики не спеша выносят ее за пределы раскопа, в отвал. Шургатцы во многом похожи на нас, археологов. И своей фанатичной преданностью профессии раскопщика древностей, и тем, что значительную часть года проводят в экспедициях, вдали от родного дома.
Холм Ярым-тепе 1 было решено раскопать полностью, от вершины до основания, чтобы получить как можно больше сведений об этом раннеземледельческом поселке, существовавшем около восьми тысяч лет назад. До сих пор памятники столь отдаленной эпохи либо находили глубоко под землей, под мощными напластованиями более поздних культур, либо изучали их с помощью узких траншей и шурфов, получая вместо общей картины прошлого лишь отдельные его фрагменты. Это напоминает ситуацию, когда берутся судить о внутреннем убранстве большой полутемной комнаты, заглянув в нее сквозь узкую замочную скважину.
Иное дело, когда раскопки ведутся на широкой площади. Такая методика позволила проследить на Ярым-тепе 1, как на протяжении веков последовательно сменило друг друга несколько древних поселений. Они мало чем отличались друг от друга и по своему внешнему виду, и по характеру культуры. Объем полученной информации был прямо пропорционален размаху работ. Наши прежние представления о многих страницах древнейшей истории Месопотамии претерпели существенные изменения.
Жители этого скромного земледельческого поселка одними из первых в Старом Свете стали обрабатывать металл (в непотревоженных слоях VI тысячелетия до н. э. археологи нашли медное украшение и кусочки медных шлаков), строить сложные двухъярусные печи для обжига керамических изделий, изготовлять каменные подвески-печати, мостить узкие улочки-проходы между своими домами прочным белым гипсом. Они выращивали многие виды хлебных злаков — мягкую пшеницу, пшеницу Спельта, многорядный ячмень. Они приручили и стали разводить многие виды животных. Если раньше считалось, что домашняя корова впервые появилась на Ближнем Востоке не ранее IV тысячелетия до н. э., то теперь дата этого события отодвинута в глубину веков еще почти на две тысячи лет. Но это была лишь заря земледельческой эры. За каждым начальным периодом в развитии той или иной культуры наступает ее полный расцвет, своего рода «золотой век». Чем же оказался он для земледельцев Синджарской долины?
Хотя реальная жизнь людей той отдаленной эпохи меньше всего походила на райскую, заметные положительные сдвиги во всех областях их духовной и материальной культуры — факт несомненный. Это еще раз доказали многолетние раскопки на холме Ярым-тепе 2.
Первый и второй холмы разделяет всего каких-нибудь двести — триста метров ровной степной поверхности. Но между ними непроходимой пропастью легли почти десять веков. Это — две разные эпохи, два разных народа, две разные культуры.
Прежде всего заметно меняется внешний облик жилых и хозяйственных построек. Вместо прямоугольных сооружений широкое распространение получают круглые в плане глинобитные дома, которые археологи называют «толосами». Долгое время в науке шел спор, каково назначение этих странных на вид зданий. Одни ученые считали их храмами, другие — святилищами, третьи — погребальными мавзолеями жрецов и вождей. И только находки на Ярым-тепе 2 доказали, что наиболее крупные «толосы» (диаметром от трех до шести метров) служили жилищами. Внутри них обнаружены очаги, жаровни, такие же, как на Кавказе и в Средней Азии, глиняные печи-тануры для выпечки лепешек, различная утварь, хозяйственные отбросы — кости животных, черепки битой посуды, угли и зола. Удалось реконструировать и сложное устройство крыши. В одном из «толосов» были обнаружены куски глиняной обмазки от рухнувшей вниз крыши. На них четко отпечатались вертикально связанные снопы тростника. Следовательно, «толосы» имели коническую крышу, с которой быстро стекала дождевая вода и которая придавала зданию известную устойчивость во время сильных ветров и бурь. А вскоре в глубинах холма археологи нашли черепки расписного сосуда, на котором древний художник тонкими уверенными штрихами коричневато-бурой краски запечатлел внешний вид такого «толоса» с высокой конической крышей и цветущие деревья вокруг него. Двери имели деревянные рамы, вращавшиеся вокруг своей оси благодаря специальному подпяточному камню с углублением посередине. Высокие пороги служили предметом особых забот хозяек. Они периодически подмазывали и обновляли их с помощью глины или гипса. Узкие улочки-коридоры, часто менее метра шириной, соединяли отдельные постройки в общий архитектурный ансамбль — причудливое и хаотичное скопление десятков прямоугольных и круглых зданий различной величины. К жилым домам примыкали многочисленные хозяйственные помещения. В них древние обитатели поселка хранили утварь, орудия труда, зерно, посуду и пр. Зерно ссыпали в огромные глиняные сосуды, врытые в землю, или же в специальные глубокие ямы.
Находок, рассказывающих о древнем земледелии, немало, и теперь уже можно восстановить почти весь цикл сельскохозяйственных работ той отдаленной эпохи. Ячмень и пшеницу (их обугленные зерна сохранились в некоторых глиняных сосудах и ямах) жали с помощью каменных серпов (к костяной или деревянной рукояти прикрепляли с помощью битума или смолы тонкие пластинки кремня и обсидиана с острым, режущим краем). Зерно насыпали на слегка вогнутые базальтовые плиты и перемалывали тяжелыми круглыми валиками из такого же камня. Для приготовления теста использовали специальные глиняные тазы с низким бортиком. Лепешки пекли в печках-танурах.
Жизнь этих халафских земледельцев была нелегка. Все их зыбкое благополучие зависело от величины собранного урожая. Стоит ли поэтому удивляться, что они с таким рвением поклонялись тем небесным силам, от которых, по их глубокому убеждению, зависело плодородие полей.
Природа здесь всегда отличалась непостоянством: изнуряющий зной и леденящий холод, пылевые песчаные смерчи и разрушительные бури, грозы и ливни сменяют друг друга с такой пугающей быстротой, что человек поневоле чувствует себя беспомощной былинкой во власти чьих-то могущественных сил.
Мы не раз находили в Ярым-тепе 2 крохотные до блеска отполированные топорики-амулеты, с помощью которых древние земледельцы пытались защитить себя от смертельных ударов стрел-молний, посылаемых богом грозы. Но самым главным божеством, олицетворением плодоносящих сил природы была богиня-мать. В отличие от своих хассунских предшественников здешние поселяне изображали ее уже не в виде утонченной дамы с высокой короной-прической, а вполне земной, крепкой и полной женщиной с намеренно подчеркнутыми признаками пола. Все свои помыслы и чаяния древний земледелец запечатлел и на глиняной посуде, которая вообще представляет собой наиболее яркую черту местной культуры: волнистые линии и зигзаги — символ воды; ромбики и квадраты с точками внутри — засеянное поле; круги с лучами и точками вокруг — солнце; косые и вертикальные линии, как бы падающие сверху вниз, — потоки дождя; кресты, розетки, лепестки — символ расцветающей растительности. Иногда поверхность изящных халафских ваз покрыта фигурами всевозможных зверей и птиц: тут грифы, нападающие на оленей, леопард, грозно вставший на задние лапы, голова быка с непомерно длинными волнистыми рогами, толстая рыба, змея и т. д. Видимо, для усложнившихся религиозных обрядов домашних святилищ было уже недостаточно. И тогда жители Ярым-тепе 2 возвели в самом центре поселка довольно внушительный храм с толстыми глиноби