Молоко это необыкновенно питательно (почти наполовину состоит из жира), и детеныши подрастают с невиданной быстротой: в день прибавляют от пяти до двенадцати килограммов! За первые одиннадцать дней они удваивают вес, а за две с половиной недели утраивают его. В длину они прибавляют, правда, немного, но зато наращивают внушительный жировой слой — в семь с половиной сантиметров, который понадобится им в первую очередь: он должен защитить их организм от переохлаждения во время предстоящего длительного пребывания в воде.
Примерно через месяц детенышей, или «кохоро», как их называют в Патагонии, самки перестают кормить. К этому времени их «младенческий» черный мех заменяется серебристо-серым, они выглядят весьма упитанными и довольными. Вскоре они покидают «гарем», уползая в глубь пляжа, где отлеживаются и наращивают мускулатуру. В возрасте пяти недель молодняк начинает свои первые робкие попытки плавания. В тихие безветренные вечера морские слонята неуклюже спускаются в нагретую солнцем воду лагун или оставшихся после отлива бочажков и осторожно плавают возле самого берега. Постепенно они становятся увереннее и смелее, отваживаются на более дальние морские экскурсии, пока девяти недель от роду не покидают, наконец, родного лежбища и не уплывают вдаль…
И опять же приходится только удивляться, как разумно все устроено в природе. Молодняк становится самостоятельным именно в тот период, когда перспективы для его выживания наиболее благоприятны. Как раз в это время поверхность моря затягивается особенно густым слоем планктона, и молодым морским слонам обеспечена на несколько месяцев легкодоступная и калорийная пища.
Однако контроль над мечеными животными показал и другое: половина детенышей погибает на первом году своей жизни. Позже потери значительно сокращаются, и четырехлетнего возраста достигает уже примерно сорок процентов молодняка.
На основании этих данных австралийские специалисты пришли к следующим важным выводам. Если уж необходимо отстрелять какую-то часть стада морских слонов (из-за перенаселенности лежбища, нехватки кормов и т. д.), то это должен быть молодняк в возрасте от пяти недель до одного года. Но совсем недопустимо отстреливать взрослых самцов, как это когда-то практиковалось на Южной Георгии, где однажды за одно лето их было убито около шести тысяч. Без надлежащей охраны «гаремов» старыми опытными самцами стада приходят в упадок, потому что молодые самцы начинают вести друг с другом непрерывные битвы, оспаривая первенство. Вот к чему приводит некомпетентное вмешательство человека в дела природы и поэтому надо избегать необдуманных действий без достаточных научных обоснований.
Но вернемся на лежбище морских слонов, откуда только что отбыл молодняк. После «отлучения» детенышей самки вновь спариваются с владельцем «гарема» и вскоре после этого уходят в море — отдохнуть от тягот деторождения, хорошенько отъесться и нарастить новый слой жира до следующего своего появления на лежбище — в феврале, в период линьки.
И здесь следует упомянуть об одном из удивительнейших приспособлений животного организма к условиям существования: развитие эмбриона в чреве самки на время приостанавливается, и зародыш как бы «консервируется» на весь неблагоприятный период жизни животного — в данном случае на время линьки. (Подобное явление наблюдается и у некоторых других животных — многих ластоногих, а также у соболя, кролика, кенгуру и др.) Развитие зародыша продолжается только в марте, когда линька у самок уже закончена.
Мощные самцы, хозяева пляжа, заявляются на линьку гораздо позже — примерно в начале апреля. Напряженная жизнь на лежбище требует более длительного восстановления сил.
Как уже говорилось, сначала появляются младшие, а позже — старшие по возрасту. Во время линьки возрастные группы держатся сообща, но по половому признаку: самки с самками, а самцы с самцами. Длится линька, в зависимости от возраста, один-два месяца. До полного ее окончания животные никогда не пустятся в плавание, потому что в это время чувствительные кровеносные сосуды кожи сильно расширены и резкое охлаждение может вызвать нарушение механизма терморегуляции, а это означает неминуемую гибель в ледяной воде.
Вид у линяющего морского слона самый плачевный: старая шкура висит на нем рваными лохмотьями. Сначала она слезает с морды, а потом уж со всего остального тела. При этом бедняги чешут себе ластами бока и живот, стараясь ускорить этот явно неприятный для них процесс…
Линяющие животные располагаются обычно в каком-нибудь поросшем мохом болотце, невдалеке от берега, и, беспокойно ворочаясь, взбаламучивают рыхлый грунт, превращая его в грязное месиво. В него-то они и погружаются по самые ноздри. Смрад вокруг стоит в это время ужасающий. Так что не всякий турист способен его выдержать… Кстати, о туристах, посещающих заповедные места. Как уже говорилось, аргентинское правительство объявило маленький полуостров Вальдес на севере Патагонии заповедным. На этом полуострове и обосновалась колония морских слонов, насчитывающая несколько сот голов. Ее называют «элефантерий» (слоновник), и с недавних пор туда открыт доступ посетителям. В ста шестидесяти пяти километрах от лежбища возникло курортное местечко Пуэрто Мадрин. А поскольку вода здесь часто чересчур холодна для купания, многие отдыхающие охотно предпринимают экскурсии в «элефантерий». К их услугам платные экскурсоводы. Кроме того, туристский маршрут, пролегающий по ряду южноамериканских стран, включает и посещение полуострова Вальдес с его лежбищем морских слонов. Все увеличивающийся поток туристов, громко выражающих свой восторг и непрестанно щелкающих фотоаппаратами, безусловно нервирует животных, нарушает их привычный образ жизни, особенно в то время, когда самки приносят потомство. Самцы — хозяева «гаремов» здесь стали вести себя значительно агрессивнее обычного. Они злобно бросаются навстречу назойливым посетителям, стараясь их прогнать со «своей» территории, или загоняют весь свой «гарем» в воду…
Во время посещения нашей страны профессором Б. Гржимеком, выдающимся борцом за охрану дикой фауны, автор этих строк обратился к нему с просьбой высказать свое мнение по данному поводу. Профессор Гржимек сказал следующее.
«Большая часть морских слонов ушла ныне на отдаленные антарктические острова, такие, как Кергелен, Крозе, Южная Георгия, то есть в места, недоступные обычно для рядовых туристов. Что же касается полуострова Вальдес, то поездка туда тоже не из легких. Ведь это — Патагония, где десятки километров тянется пустынная равнина, сменяемая безрадостным плоскогорьем, покрытым низкой и тощей кустарниковой растительностью. К тому же здесь непрерывные ветры, нередко превращающиеся в настоящие песчаные бури. Чтобы добраться до самого «элефантерия», надо пересечь километровую береговую полосу, сплошь усеянную выбеленными на солнце костями морских слонов, печальный памятник былых времен их варварского промысла… Не каждый турист решится на подобное путешествие! Недаром в Аргентине можно услышать такое изречение: «Тот, кто задумал путешествовать по Патагонии, делает большую ошибку. Для этого достаточно остановиться на одном месте, и за короткий срок ветер промчит всю Патагонию мимо вас…» Так что «повальный туризм» этим местам пока не угрожает. Однако нельзя, разумеется, допускать появления людей на лежбищах в период размножения. Здесь нужны специальные обходчики, которые регулировали бы посещение туристами «элефантерия». Ведь нельзя забывать о том, что охрана морских слонов — этих реликтовых животных — касается интересов всего человечества».
Директора Московского зоопарка иногда спрашивают, можно ли содержать морских слонов в неволе?
Безусловно, можно. Ведь живут в зоопарках нашей страны — Московском, Алма-Атинском и других — моржи, близкие родичи морского слона. Важно, конечно, создать необходимые условия, обеспечить их правильным питанием и внимательным уходом.
В Штутгартском зоопарке морской слон Тристан прожил много лет, да еще и произвел на свет потомство. В этом немалая заслуга служителя зоопарка Гайнца Шарфа. Еще парнишкой пришел он работать в зоопарк, привязался всей душой к своим подопечным и, не будучи профессиональным дрессировщиком, добился того, что огромный, злобный морской слон признал его своим другом, ел из его рук, показывал различные трюки и даже на радость зрителям разрешал кататься на себе верхом. Подобного от морских слонов еще никому не удавалось добиться!
Когда Тристан прибыл в Штутгартский зоопарк с островов Тристан-да-Кунья (чему он и обязан своей кличкой), его жизнь зависела от того, как скоро он сумеет приспособиться к обитанию в пресной воде и научится вместо живой рыбы довольствоваться мороженой. Молодой служитель не отходил от своего питомца, и терпение его было вознаграждено: Тристан, объявивший было голодовку по прибытии в зоопарк и безучастно лежавший в углу своего бассейна (расходуя лишь запасы накопленного подкожного жира), вскоре сменил гнев на милость и принялся с жадностью поедать мороженую рыбу.
Однако дружба животного с человеком установилась не сразу. Гайнц Шарф рассказывает, что поначалу он никак не мог понять, почему каждый раз, когда он во время кормления нагибался к ведру за следующей порцией рыбы и снова выпрямлялся, его встречал удар в плечо — Тристан вместо благодарности злобно сверкал глазами и, поднявшись «на дыбы», скалил зубы… И только потом служитель догадался, что резкое выпрямление корпуса морской слон воспринимал как угрозу, поэтому он начал давать Тристану рыбу, сидя возле него на скамеечке. Это вполне удовлетворило «соперника», а «поза угрозы» скоро превратилась в «позу попрошайничества», столь обычную для зоопарковских животных, которых вечно чем-нибудь угощают, несмотря на все запреты…
Каждый приход своего служителя морской слон стал встречать радостным ревом, спешил навстречу, валился на спину, прося почесать живот и под ластами.