На суше и на море - 1978 — страница 80 из 113

Еще больше, чем керамика, меня заинтересовало ткацкое ремесло. Мака применяют узкие вертикальные станки, которые они, вероятно, заимствовали еще в доколониальную эпоху от бразильских индейцев. Последним был известен и хлопок. В Чако и теперь растет в диком состоянии местный вид хлопчатника (Gossypium peruvianum). Мака и другие индейские племена в Парагвае считают, что ткань, получаемая из него, лучшего качества, чем та, которая делается из выращенного на плантациях хлопчатника. На своих станках они ткут все нужные им изделия — одеяла, пояса, ленты для украшений и даже своеобразные пончо.

В то время как материальная культура мака сохранилась на их изолированном острове в удивительно чистом виде, исконная духовная культура племени и его социальная организация постепенно почти полностью исчезли в столкновении с западной цивилизацией, которую в Гран-Чако принесли миссионеры и разного рода колонизаторы. Исчезли оригинальные религиозные верования. Я могу лишь сделать вывод, что у мака не было не только главного бога, но и вообще никаких богов. Почитали они, наверное, только небесные тела (например, Плеяды), женщины же — Луну. Однако их мир был полон демонов, злых и добрых духов, которые в этом речном мире нередко обитали в воде или в прибрежных болотах. В сношениях с миром духов большая роль принадлежала колдуну, который благодаря своим чародейским способностям умел отогнать от индейца грозившую ему опасность, главным образом болезни. Колдуну всегда прислуживал «дух-помощник». Главным средством такого магического лечения было пение своеобразных песен без слов и игра на особом бубне. На острове мне довелось встретиться с последним колдуном. Это был, между прочим, мужчина вовсе не старый и вдобавок одетый гораздо хуже всех мака, с которыми я познакомился. Последний колдун племени мака, естественно, нежелательный конкурент живущего на острове миссионера.

Я встретил и представителей теперешней социальной организации мака — глав отдельных расширенных семей. Должность вождя не наследственная, ее среди мака получает самый умный и способный. Все мака пользуются равными правами. Этим они отличаются от других чакских племен, например от мбайа, которые в прежнее время имели многочисленных рабов-индейцев и общество которых распадалось на повелителей и подчиненных. Теперь, сорок лет спустя после окончания последней войны, в племени мака исчезло и особое, в определенной степени привилегированное положение воинов-полупрофессионалов.

Да, кое-что из жизни мака исчезло, но многое, главным образом в области материальной культуры, сохранилось до наших дней.

Я прощаюсь с мака и направляю свой катер дальше по реке Парагвай к другим индейцам, в другие места.

Гран-Чако действительно большое Чако. И для того, кто ищет индейцев такими, какими они были прежде, этот далекий Парагвай предлагает еще столько заманчивого…



Индейцы мака из парагвайского Чако. Головной убор и набедренную повязку они изготовляют из перьев цапли


Обычным украшением парагвайских индейцев служат… живые змеи


Парагвайские индейцы ловят рыбу с помощью лука и стрел


Парагвайская индеанка племени мака ткет на обычном в районе Гран-Чако вертикальном станке

ФАНТАСТИКА




Александр Колпаков
ВЕЛИКАЯ РЕКА


Фантастический рассказ

Рис. Л. Кулагина


Двойное океанское каноэ с черно-красным корпусом вошло в бухту западным проливом — и песнь гребцов стихла. Лишь за бортом с шипением проносилась вода.

Рослый, плечистый островитянин с отрешенным взглядом странно удлиненных глаз, скрестив на груди руки, стоял на корме. Он следил за маяком — башней из коралловых блоков. Башня плавно поворачивалась на фоне диска восходящего солнца и казалась черной, как ночь. Маяк этот замыкал дугу мола, тянущегося в глубину бухты.

Морехода, сидевшего на корме, звали Тангол.

Каноэ сделало поворот, и сердце Тангола забилось учащенно: он увидел Те-Пито-Те-Хенуа. Вот эти рощи кокосовых пальм, где он в детстве играл со своим братом Тумунуи!.. А вон Жилище Солнца, белой горой стоит оно над зелеными холмами. Прикрыв веки, Тангол вспоминал далекую, почти забытую пору детства, и ему чудилось, будто нежные, добрые пальцы матери касаются его лица.

Да, он снова видит Город десяти тысяч статуй, впервые после того, как четверть века назад погиб его отец, вечно хмурый, недоверчивый вождь. Тогда ходили упорные слухи: его отравили, по наущению Тумунуи, высшие жрецы.

«Великий вождь просто объелся мясной пищи» — так впоследствии объяснили народу.

А пятнадцатилетний Тангол, уже признанный мореход, вынужден был скрыться в океанских просторах. Ведь он тоже имел права на власть, как и Тумунуи, однако хорошо понимал, что тот без колебаний отравит и его. «Ты глуп, братец Тумунуи! — думал Тангол. Словно бронзовое изваяние, высился он у мачты и смотрел на Те-Пито-Те-Хенуа. — Мне ли, кого учил таинственный Голос, добиваться власти над простыми островитянами? Высшее счастье не в этом, а в познании красоты Зеленой Планеты…»

Никто, даже тот, кто многие годы бороздил вместе с Танголом океан, не подозревал о его тайне — частице инопланетянина Орза, живущей в нем. Вот и сейчас Тангол снова воспринял глубокий, проникающий в мозг Голос. Он звучит в его сознании со времен далекого детства: «Всегда помни обо мне, исследователе миров Орзе. Пусть я мертв, растворился в вашей природе, но частица моего сознания живет в тебе. Слушай и верь мне! Ибо пришел я из глубин неба. В третьем рукаве Хадсо — галактики, что белой рекой рассекает ваш ночной небосвод, — плывет среди звезд моя родина — планета света и разума Сибра. Запомни ее название!.. Кое-чему я научил тебя и завещаю, о Тангол, достичь Бездонной трясины в излучине Великой реки. Она далеко на востоке от Те-Пито-Те-Хенуа, но ты обязан ее достичь, чтобы найти место падения капсулы. И только тогда Сибра сможет узнать о моей судьбе. Заклинаю тебя именем могучего и светлого Теллуроводородного океана! Ты должен любить его так же, как родной тебе Кива — вечно изменчивый, прекрасный…»

Всю жизнь ломает Тангол голову над загадкой Орза и не может понять ее до конца.

«Зачем плыву я по зову Тумунуи? Он же с детства ненавидит меня! — размышлял мореход. — Что ему нужно?» И ему хотелось немедленно повернуть назад, в Южное море. Он плыл туда, повинуясь голосу Орза, чтобы Гремящим проливом пройти в другой океан (о котором упорно твердил Голос). Затем, поднявшись на север вдоль побережья, отыскать Великую реку, где в Трясине ждет пробуждения «Ки-борг»… И Тангол почти достиг Гремящего пролива, но тут каноэ нагнал посланец Тумунуи на дельфине. Лишь дельфин, обученный жрецами, мог отыскать в океане пылинку в его просторах — каноэ. Измученного многодневной гонкой, вконец обессилевшего гонца с трудом втащили на палубу. Он молча протянул Танголу письмо-дощечку со знаками кохау-ронго-ронго и впал в забытье.

«Ты совсем забыл узы кровного родства, брат, — писал Тумунуи. — Возвращайся в Те-Пито-Те-Хенуа. Мой жрец Ваахоа говорит: путь через Гремящий пролив опасен. Там тебя ждет гибель. Ваахоа знает иной путь к Великой реке. Плыви назад».

Пока каноэ пересекало бухту, Тангол мучительно гадал:

«Можно ли верить Тумунуи? И кто такой Ваахоа, знающий о Великой реке?». Снова и снова прислушивался к Голосу. Но тот молчал. Значит ли это, что он одобряет решение?.. Да. Частица мозга, которая зовется Орз, никогда не одобрит того, что противоречит цели — отысканию пути к Бездонной трясине, где ждет «Ки-борг».

Каноэ пришвартовалось к причалу. Тангола встречала большая толпа островитян — простых рыбаков, мореходов, тех, кто всю жизнь бороздит проливы и лагуны, ловит рыбу. И теплая волна омыла душу Тангола: его встречали как собрата и вождя, а не как надменного сына правителя или господина из Жилища Солнца.

Он схватил рог и приветственно затрубил. В ответ разнесся крик, сопровождаемый посвистыванием:

— Хааааннннаах!..

На трап ступил кормчий-палу Момо, старый товарищ с львиной гривой седых волос. Глядя на Тангола преданным взглядом, он низким голосом исполнил песнь о вожде, уехавшем на далекий атолл. В монотонном, простом мотиве были, однако, неожиданные сила, печаль и красота. Тангол вдруг понурил голову, глубоко задумался. Какая-то тяжесть легла на сердце, великая тоска разрывала душу. Смутно понимал он, что это не его тоска. Ну конечно, то грустит Орз о родной планете Сибре. И тут в подсознании морехода раздался еле слышный Голос:

«Смотри, как прекрасна Сибра и ее океан…» Яркие картины возникли перед глазами Тангола. Ослепительно сияло в странном фиолетовом небе мглистое солнце… Медленно обрушивался на берега неведомой страны гигантский прибой, и воды Теллуроводородного океана были прозрачно-синими…

Чьи-то властные распоряжения вернули Тангола к реальности. Поспешно расступались рыбаки, образуя широкий проход. Шли телохранители, размахивая увесистыми палицами. Тангол сразу узнал их по фиолетовым набедренным повязкам и ярко-красным линиям, проведенным вдоль скул. За воинами шагал жрец. Он остановился у трапа и отрывисто бросил:

— Тебя ждет Тумунуи!


Дом правителя стоял на вершине горы, самые острые выступы которой были выровнены. Задние склоны, наоборот, стесали, чтобы увеличить их крутизну. Дом окружали глубокие рвы. Внизу поднимались террасы, облицованные белыми плитами.

Кряжистый, толстый, сплошь покрытый татуировкой, Тумунуи сидел на низкой скамье и исподлобья смотрел на Тангола. Мореход едва узнал знакомые с детства черты, смутно проступавшие в нынешнем облике правителя. Прошло ведь столько лет!..

— Хааннах! Я рад тебе… — в низком хриплом голосе правителя прорвались нотки неискренности. Видимо, поняв это, Тумунуи медленно встал, шагнул навстречу.