550 м. Выходы материковых горных пород. Словно серебряные монеты, светятся на выступах бляшки губок — простейших организмов Байкала.
— Ученые считали, что губок и водорослей нет на глубине более тридцати — сорока метров: туда не проникает необходимый для фотосинтеза свет. И вот — пожалуйста! Значит, здесь, на дне, в кромешной тьме идут неизвестные нам пока процессы синтеза. Губки питаются, фильтруя влагу, вся толща озера самоочищается.
Максимов рассказывает об увиденном по радиосвязи руководителю погружения Подражанскому. Мы все на судне сопровождения слышим радость первооткрывателя в голосе гидробиолога. «Чудесно, чудесно вокруг», — несется к нам сквозь водные толщи.
«Пайсис» поднимается вверх, как дирижабль, в полутора метрах от вертикальной стенки каньона, освещая ее прожектором, опускается в пропасть, на дне которой вьется «каменная речка» осыпи из окатанной гальки. Встречаются гротики, у входа держатся флегматичные бычки-широколобки. Поводят усиками-антеннами гаммарусы.
Максимов бросает взгляд на Рулева. Тот мыслями далеко за пределами аппарата, восторженный и торжественный.
Одними чувствами с экипажем с первых минут спуска под воду живет и руководитель погружения Подражанский, береговая база, судно сопровождения. Все они объединены в единое целое трепетными импульсами радиосвязи. Разговаривает ли Подражанский телеграфно-лаконично с «Пайсисом», гулкая сфера которого и без того наполнена шумами приборов, глядит ли, прищурив глаза, в надводные дали, ходит ли нервно по судну, бросается ли вдруг с борта остудиться в Байкал, его не покидает тревога за судьбы товарищей, работающих в бездне вод. После до предела спресованного рабочего дня он спит глубоко, без сновидений, и это уже профессиональное.
Долго шел он к этим байкальским будням. Надо было готовить гидронавтов для «Пайсиса», и он их готовил с Кузиным и Сагалевичем в «школе» на берегу Черного моря. Надо было упаковать 75 ящиков оборудования для «Пайсисов» и перебросить их на Байкал, решить вопросы с жильем, бытом, согласовать программу работ, привести их в соответствие с законами водного транспорта. Надо было несколько месяцев мыслить категориями монтажных и демонтажных работ, тоннами грузов, накладными и тому подобным, чтобы опуститься на глубину 1410 м с Сагалевичем и байкальским водолазом Николаем Резенковым, ощутить в себе мощный эмоциональный подъем, руководить действиями отряда гидронавтов и без остатка отдаваться любимой работе. Опасной работе.
Мы сидим с Подражанским на крышке трюма.
— Какие опасности поджидают гидронавтов в глубинах? — спрашиваю я.
Он гладит короткие седоватые волосы, долго молчит и говорит внезапно, глядя куда-то вдаль:
— Долго о них рассказывать. Страшновато бывает. Разгерметизация — гибель. Врезаться в скалу тоже можно запросто. Придавит скальным обломком, если сорвется он с мутьевым потоком, тогда застрянешь в каньоне. Клешню зажало — еще есть выход. Ее можно автоматически обрубить, обрубаются и двигатели. В «кастрюле» у рубки лежит двухкилометровый аварийный трос, чтобы «катапультировать» его наверх…
Разговоры с руководителем отряда глубоководников лишний раз подтвердили: необычна среда, в которой формировались и формируются характеры гидронавтов, фанатично влюбленных в свое дело людей.
Но вернемся в глубины Байкала, к экипажу «Пайсиса».
Максимов ощутил, как что-то давит на грудь, стало тяжело дышать. Излишек углекислого газа ощутили и пилоты.
— Женя, подбавь кислорода, — скомандовал Рулев.
Максимов не отрывался от иллюминатора. В голову ему приходили мысли о товарищах, с которыми от чувствовал в эти минуты духовное родство. Он изо дня в день общался с гидронавтами на земле, стараясь чем-то помочь им. Вызвался дежурить ночами в дизельной, давая энергию на баржу с «Пайсисами». Замечал, как устало шагали ребята в напряженные дни с пирса, и сейчас воочию видел их занятыми своим делом.
Манипуляторы захватывают образцы губок и нежной светло-розовой планарии. «Пайсис» идет вверх над «каменной речкой». На склонах каньона ясно видны трещины, следы свежих тектонических подвижек. Максимов говорит пилотам:
— Правы геологи — живой склон…
В «Пайсисе» было холодновато. У Максимова мерзли ноги. Он поеживался от попадающего за шиворот конденсата. И только Рулев до сих пор еще ощущал после погружений с аквалангами необычный комфорт в аппарате.
В толще воды зазеленели, заплясали лучи солнца. Близость земли вызвала прилив радости у Максимова. Одновременно вспыхнуло и сожаление, что погружение так быстро закончилось. Он посмотрел на часы. Прошло восемь часов. Но они пролетели мгновенно. Это испытывают все, кто работает в «Пайсисах». В «гидрокосмосе» биологические часы отключаются…
Все население поселка — взрослые и дети — пришли встретить своего гидронавта. Это было неожиданностью для Максимова. На пирсе гулко и возбужденно зааплодировали, когда он вылез из аппарата. Лицо его было бледным и растерянно-счастливым.
Максимов, пошатываясь, шел по земле в серой капитанской фуражке, из-под которой выбивались черные кудри. Он сразу же отправился в дизельную, чтобы дать гидронавтам электричество. Потом натопил еще баню, достал футбольный мяч, купил бутылку шампанского и повел Чернова и Рулева в заросли дикой малины.
— Где вы еще отведаете такой ягоды? — возбужденно говорил он.
А когда на озеро пал белым снегом вечерний туман, открыв панораму выросшего словно бы на глазах хребта Хамар-Дабан, спустился к берегу и пошел вдоль Байкала по песчаной тропке. Остановился у раскидистых сосен.
Растворился в темени лиловый Хамар-Дабан на противоположной стороне. В глубокой черноте неба звезды сияли с острым кристаллическим блеском. И Максимов все смотрел и смотрел в небесные дали.
В берег у пирса ткнулась лодка, это пришел на «конверте» под двумя моторами сотрудник лимнологического института в Лиственичном Юрий Фиалков, который готовился продолжать обследование каньона Жилище с «Пайсиса». Он рассказывал о своем коллеге-рыбнике Геннадии Сигилеве, который с увлечением помогал ему в интерпретации добытых со дна Байкала фактов. Чуть-чуть биологии к гидродинамике Фиалкова, и прибрежный склон превращался в «живой водный организм».
Каньоны в новой трактовке — артерии наносов. Они приурочены к разломам и впадинам, где мыли в прошлые века золото, и это должно заинтересовать геологов. Фиалков подчеркивал, что строители должны возводить морские сооружения в зоне накоплений наносов, что опасно брать для строительства гальку на пляжах, ибо она гасит волны…
Многим специалистам дали пищу для размышлений исследования «Пайсиса».
Биологическая станция в Больших Котах была в ведении директора Института биологии Иркутского университета Ольги Михайловны Кожовой. Здесь она и появилась рано утром. Невысокая, быстрая и подвижная, она в течение часа обошла лаборатории и вскоре уже наблюдала с пирса за подготовкой к спуску на воду «Пайсиса». Легкий ветерок обвевал ее точеное лицо.
Ольга Михайловна волновалась. Она несколько раз устремляла взгляд к конторе биостанции, к поляне среди редких кустистых сосен, к ее подстриженной траве, розовым астрам и строгому обелиску на могиле ее отца, к медно-бронзовой лодке с парусами на вершине этого обелиска.
Михаилу Михайловичу Кожову, известному исследователю Байкала, не суждено было увидеть, как первая из женщин — его дочь, поднималась по приставной лесенке в яркую рубку подводного «планера» с электронным мозгом, который пришел на смену его лодочке.
Я долго следил за красной рубкой «Пайсиса», уходившего на буксире к месту погружения.
…Через несколько дней уезжаю из поселка. Прыгаю с пирса на катер и машу рукой Рулеву, Подражанскому, другим гидронавтам. И ловлю себя на мысли, что с нетерпением буду ждать теперь известий об их работе в Атлантике и Тихом океане…
Легендарный египетский Сфинкс, охраняющий вечный сон фараонов, обращен лицом к пустыне. Вот уже 40 веков воюют пески с этим стражем, не раз угрожая поглотить монумент. Первый раз его расчищали от песков за 1400 лет до н. э., затем в середине XIX в. н. э., наконец, в 1939 и 1973 гг. Сейчас пески остановились, но все же песчинки, гонимые знойным ветром, продолжают непрерывно разъедать его тело.
В наши дни египетские археологи решили вооружиться в борьбе с песками химически ми средствами. Чтобы сохранить легендарного Сфинкса еще на несколько тысяч лет, камень пропитывают пластмассами. Кроме этого Сфинксу делают «пластические операции» на месте повреждений. Историк Нассер Хасан, руководящий этими работами, за явил, что не будет реставрирован только нос, отбитый религиозными фанатиками при мерно 540 лет назад. «Пусть безносый Сфинкс будет немым упреком всем современным изуверам!» — заявил он.
Посетители Археологического музея в Алма-Ате могут теперь увидеть редчайший экспонат — мужской костюм, сделанный целиком из золота. Сшит он был, по мнению ученых, примерно 2500 лет назад из 4 тыс. золотых бляшек и фигурок различных животных. Предполагают, что этот золотой костюм принадлежал знатному воину из племени, обитавшего когда-то в предгорьях Тянь-Шаня.
Одновременно с этими золотыми доспехами было обнаружено в могильнике серебряное блюдо. После его очистки от окислов специалисты смогли увидеть гравированный текст. Написан он на неизвестном науке языке. Удалось установить 26 различных знаков. Предполагается, что надпись сделана более 2000 лет назад. Расшифровка её займет много лет.
Тот факт, что в западной части бассейна Амазонки обитают карликовые обезьянки, ученым был известен. Но они и не подозревали, что таких животных существуют три разновидности, причем мал мала меньше. В районе Мадре-де-Диос, на границе Перу с Боливией, во влажных джунглях зоологи впервые смогли наблюдать жизнь обезьянок, вес которых едва превышает 100 г. Они свободно помещаются в кармане пиджака. Чтобы содержание в неволе этих зоологических редкостей не стало модой, первооткрыватели сразу же внесли обезьянок в список животных, исчезающих с нашей планеты.